Чёрная лента - Арабель Моро

бортике фонтана и читала вслух письма, полученные утром на имя госпожи. Миссис Браун хорошела с каждым днём. Её оранжерея благоухала, но и она сама была подобна прекраснейшему цветку. К ней вновь вернулась молодость и свежесть. С лица госпожи не сходила загадочная улыбка.

– Вас что-то радует сегодня, госпожа? – спросила я, любуясь игрой солнечных лучей, падающих на профиль хозяйки.

– Сегодня я чувствую наступление весны, – сказала она.

Погода и правда была прелестной. Весь февраль небо было пасмурно, шли дожди со снегом, но сегодня ветер переменился и выглянуло яркое солнце. За окном, действительно, чувствовалась весна.

– А что бы ты сказала, Бетти, – госпожа на секунду отвлеклась от посадки цветов и лукаво посмотрела на меня, – если бы узнала, что в этом доме скоро появится малыш?

Я удивлённо уставилась на госпожу. Хозяйка выглядела моложе своих лет, но я и не думала, что она захочет снова иметь детей.

– Госпожа, – сказала я, от удивления с трудом находя слова, – неужели вы…

Она весело засмеялась, а затем, перебив меня, сказала:

– Думаю, да. Мне кажется, я ношу под сердцем малыша.

Она снова радостно засмеялась, а мне вспомнился тот день, когда госпожа узнала о том, что носит в себе маленького Джорджа. Тогда мысль о ребёнке приводила её в ужас, теперь же она искренне радовалась приближавшемуся пополнению. Не знаю почему, но это контрастирующее различие чувств пробудило во мне тревогу.

   13 ноября 1859 года. Без пятнадцати полночь.

Роды продолжались более суток. По иронии судьбы они пришлись на день рождения госпожи. Первые схватки начались вчера ещё утром. Сразу же послали за доктором Гилбертом, и он, отложив все прочие дела, прибыл спустя час. Доктор был обеспокоен. Беременность госпожи вызывала у него тревогу с первых же месяцев. Ссылаясь на то, что госпожа уже не молода, доктор Гилберт с самого начала уговаривал её освободиться от беременности, но миссис Браун была верующей женщиной и подобные предложения не могли пробудить в ней ничего, кроме праведного гнева. Доктору пришлось смириться. Все месяцы, пока протекала беременность, он приезжал в усадьбу по первому же зову госпожи, и теперь, зная, что приближаются роды, доктор Гилберт прибыл в усадьбу с большим чемоданом инструментов и лекарств. Госпожа настояла том, чтобы из всей прислуги именно я помогала доктору при родах.

Поначалу схватки были несильные и частота их, как сказал мне врач, считалась небольшой. Во второй половине дня боль как будто бы совсем стихла, и госпоже даже удалось поспать около двух часов. К ночи же схватки резко участились. Весь день доктор Гилберт не отходил от госпожи ни на шаг, но всё, что он действительно мог сделать в это время, – только ждать.

С каждым часом схватки усиливались. Госпожа очень страдала. Лицо её покрылось капельками пота, а на лбу между бровей пролегла глубокая морщинка. В неровном свете свечей она казалась тёмным пятном, похожим на отпечаток чьей-то незримой ладони.

Госпожа держала меня за руку, но, казалось, почти не ощущала этого. Её мир, её вселенная в этот миг была сконцентрирована внутри неё самой. Несколько раз в спальню заходил мистер Браун. Вид у него был растерянный и взволнованный. То и дело он пытался узнать у доктора Гилберта состояние госпожи, но тот не отвечал хозяину ничего конкретного и приказывал ждать. Так прошла ночь.

Под утро в комнату вошёл мистер Хилл. Он с опаской посмотрел на хозяйку и сообщил, что привёз в дом отца Брауна. Мистер Браун с отцом закрылись в кабинете и впервые с момента возвращения из Лондона мистер Браун попросил принести ему вино. Я испугалась, как бы алкогольные пары не сыграли с хозяином злую шутку, но мистер Хилл заверил меня, что проследит за мистером Брауном, да и присутствие здесь старого священника тоже должно было не позволить господину перейти к буйству. В конце концов, мистера Брауна можно было понять: он опасался за жизнь своей супруги и своего ещё не появившегося на свет ребёнка.

Всю ночь и всё утро доктор Гилберт беспрестанно осматривал госпожу. Ощупывая её живот, он недовольно морщился, принимал задумчивый вид и бормотал что-то вроде:

– Неужели всё-таки поперечное положение…

От бессонной ночи я валилась с ног, но подобные слова доктора заставляли меня забывать об усталости. Я не была достаточно образованна, тем более в медицине, и не знала, что означает это его «поперечное положение», но я точно знала, что если доктора говорят таким тоном, то не стоит ждать ничего хорошего.

– Госпожа умрёт? – было около десяти утра, когда я, не выдержав более напряжения неизвестности, обратилась к доктору.

Доктор Гилберт уставился на меня так, словно бы за секунду до этого и не помнил о моём существовании. Сообразив, что слова его напугали меня, он улыбнулся.

– Нет, – сказал он, завершая очередное ощупывание живота госпожи и переходя к осмотру путей выхода малыша. – Поперечное положение плода – не конец света, но, чтобы уберечь миссис Браун, мне придётся совершить хирургическое вмешательство. Ничего страшного, – добавил он, заметив, что госпожа напряглась при его словах. – Поворот плода на ножке – весьма распространённая процедура. Я делал её много раз.

Спокойный голос доктора Гилберта немного успокоил госпожу, да и меня тоже. Доктор тем временем ещё раз внимательно осмотрел хозяйку и по каким-то, ведомым лишь ему признакам сделал вывод о том, что она почти готова к процедуре. Затем доктор Гилберт подошёл к столу, на котором теперь вместо цветов и книг стоял его громоздкий чемодан, и принялся разбирать инструменты. Он надел скрывающую нос и рот тканевую повязку, отмотал несколько слоёв марли и извлёк из чемодана довольно объёмную склянку из тёмного стекла. Затем он передал эту склянку и марлю мне.

– Это хлороформ, – наставительным тоном сообщил мне доктор. – Он нужен для обезболивания. Смочите хлороформом марлю и периодически подносите её к лицу миссис Браун. Она должна дышать хлороформом, но будьте осторожны – миссис Браун не должна уснуть.

Дрожащими руками приняла склянку и марлю.

– А это не вредно? – спросила я.

– Парами хлороформа обезболивала недавние роды сама королева Виктория, – с важным видом произнёс доктор, но затем добавил: – Я, конечно, не являюсь абсолютным приверженцем подобных средств обезболивания и стараюсь их использовать только тогда, когда это действительно необходимо.