Великий понедельник. Роман-искушение - Юрий Вяземский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погоди, – прервал его книжник. – Насколько я понял, ты говоришь, что каждый город… Значит, ты утверждаешь, что священный Иерусалим… – Он не договорил, но выпучил глаза, как бы в гневе и ужасе.
– Ты правильно понял, книжник, – спокойно отвечал Фаддей. – Каждый город, как учит Спаситель и как разъясняет его слова апостол Филипп, каждый город уродует красоту, заслоняет свет, отнимает любовь и лжет на Истину. И Рим – самый страшный из этих городов. А Иерусалим – из городов самый больной и несчастный. Ибо в нем смешение добра и зла, красоты и уродства, высшей правды и нижайшего лицемерия достигло уже своего предела!
Книжник не успел ему возразить. Потому что в следующее мгновение из-за пальмы выбежал Филипп, который не то закричал, не то прошипел:
– Хватит, Фаддей! Прекрати! Оставь Филиппа в покое!
Глава восьмая
Князь мира сего
Первый час третьей стражи
– Оставь Филиппа в покое! Хватит на меня ссылаться! Сколько можно! – прорычал Филипп, выбегая из-за пальмы.
Он был в гневе. Глаза его вращались, как колесничные колеса, щеки покрылись пятнами, губы шевелились и вздрагивали даже тогда, когда он замолкал и не говорил, нос шмыгал и свистел, толстый живот колыхался.
– Я никогда не говорил, что город – зло! А тем более – «каждый город»! Я не мог этого говорить, потому что вырос в городе! И люблю города! И не учил я тебя, что Ева – это совесть Адама! И тем более – его вера!.. Откуда ты взял?! Зачем сочиняешь?!
Иуда, стоявший за спиной у Филиппа, попытался было угомонить рассерженного урода и положил ему руку на плечо. Но Филипп так резко обернулся назад, что иудина рука соскользнула и слетела с его покатого плеча.
– Я давно тебя знаю. Да, мы много с тобой беседовали! – кричал Филипп. – Но, клянусь собакой, Фаддей…
Тут собака, дремавшая у ног Фаддея, вдруг залаяла и бросилась на Филиппа, и сперва лизнула его в руку, а потом подпрыгнула и лизнула в лицо с точностью, поразительной для слепого животного.
Филипп запоздало взмахнул рукой. А потом с неожиданным для его комплекции проворством присел на корточки и, протянув ладони, сказал:
– Маленькая моя! Ты подтвердила мою клятву! Иди ко мне. Я тебя поцелую.
И тотчас собака положила морду ему на ладони, и Филипп несколько раз поцеловал ее в нос, а собака лизала ему руки и заглядывала в глаза.
Смена настроения Филиппа, поцелуи с собакой произошли так стремительно, что все опешили. И даже книжник не успел придать своему лицу брезгливое выражение.
Не растерялся один Фаддей. Он и при неожиданном появлении Филиппа, казалось, нисколько не смутился и гневные слова в свой адрес воспринял чуть ли не с удовольствием, словно аплодисменты.
Окинув сверкающим взглядом слушателей, он радостно объявил:
– К сожалению, друзья мои, я больше не могу продолжать нашу беседу. И если у вас есть вопросы, предлагаю задать их моему другу Бинную, которого я с вами оставляю и который о злом воинстве может рассуждать ничуть не хуже меня. А брат мой Хамон сам когда-то служил вместилищем бесов. И если вам удастся его разговорить, он много любопытного может вам поведать… Нам же надо идти. Покойной ночи. И храни вас Господь от козней и искушений! Последнюю фразу Фаддей произнес, пристально взглянув в глаза книжнику. А после шагнул к Филиппу, оторвал его от собаки, заставил подняться, взял под руку и повел между пальм по направлению к югу.
Иуда пошел следом.
В сосуде на каменной подставке продолжал гореть огонь.
Собака не последовала за Фаддеем, а вернулась на то место, на котором он стоял, легла и уставилась на огонь, словно он был ей хозяином и она не могла его оставить без присмотра.
Как только удалились из пальмовой рощи и оказались на Вифанской дороге, Филипп выдернул руку из-под руки Фаддея и резко остановился.
– Ты, в общем, сказочник, – объявил он Фаддею. – И сказочник очень ловкий. Иногда ты так ярко и захватывающе излагаешь что даже я, знающий, откуда берется весь этот… весь твой хлам про бесов и демонов…
Фаддей смотрел на него внимательно, почтительно, и черные глаза его продолжали блестеть, но каким-то иным блеском, блеском ожидания, что ли.
– Это не сказки. Это – притчи, – сказал Фаддей. – Спаситель тоже часто говорит притчами с народом.
Филипп в отчаянии закатил глаза.
– Сколько раз я просил тебя: «Забудь о Парфии!» – воскликнул Филипп. – И ты мне разве не обещал?
– Я не мог тебе обещать, – ответил Фаддей. – Я почти десять лет провел в Парфии, вернее, три года в Армении и семь лет – в Адиабене.
– Но вылечил тебя Иисус! А парфяне тебя десять лет очищали и, как выяснилось, без толку.
– Они научили меня мудрости Заратуштры, – возразил Фаддей.
– Ну да, любопытное учение. Весьма развита демонология, намного богаче, чем в иудействе… Но сколько же можно про бесов и демонов?! И зачем ты всё время на меня ссылаешься?
– А ты разве не учил меня, что в человеке только дух бессмертен, а душа умирает вместе с телом? – быстро спросил Фаддей.
– Я тебе совсем в другой связи о душе и духе говорил. А твой зороастризм с его двумя близнецами-богами ко мне и к моим взглядам не имеет ни малейшего отношения! Бог – один. А дьявол, или сатана, или Злой Дух, если он вообще существует, – даже не пародия на Бога, а злая собачонка, которая кусает тех, кто ее боится!
– Но ведь именно Заратуштра за тысячу лет до нас предсказал, что явится Спаситель, чтобы начать Разделение и навсегда избавить мир Божий от Злого Духа и его творений, – спокойно возразил Фаддей.
– Твой Заратуштра обещал не одного, а трех Спасителей. Ну, и какой из этих, как вы говорите, Саошьянтов явился теперь в Иисусе? Третий, я полагаю, если речь идет о Разделении? А куда тогда подевались первый и второй?
– Они уже рождались от семени Пророка. Второй – пятьсот, а первый – тысячу лет назад.
– Значит, первые два уже родились, уже проповедовали, но никто их не заметил, кроме тебя и твоих парфян? – спросил Филипп и вновь закатил глаза.
– Еще как заметили, – отвечал Фаддей. – И первого спасителя люди называют Моисеем, а второго – Ильей.
– Да что ты говоришь! Вот это откровение! Но погоди, погоди… Ведь озеро с семенем Пророка находится в Иране, почти что в Индии. У него даже имя есть – Касоя, кажется…
– Пророк называл это озеро Касаойа, – уточнил Филипп. – Парфяне называют Хамун. Но никто точно не знает, где оно находится. И в разных местах люди указывают на разные озера… Один египтянин, который, кстати сказать, не был ашаваном, рассказывал мне, что возле того места на Ниле, где мать родила Моисея, есть озеро, которое с древних времен египтяне считают священным и к водам которого у них запрещено прикасаться…
Филипп молчал, свирепо выкатив глаза на Фаддея.
– И мать Ильи, – продолжал тот, – как рассказывают, искупалась в озере, которое сейчас называют Мером, а потом пришла в Фесву и там родила своего великого сына… Обрати внимание: обоих, Моисея и Кира Великого, нашли в корзинке, которая плыла по воде…
– Кира? – сперва испуганно спросил Филипп, а затем в отчаянии взревел: – Кир тут с какого боку?! При чем тут персидский царь?!
– Говорят, что Кир – это Илия, – спокойно отвечал Фаддей. – Господь на колеснице унес Илию на небо, а после в корзинке вернул на землю, чтобы он стал персидским царем и освободил евреев из плена вавилонского… Ты разве не слышал такую теорию? Об этом многие говорят. Даже раввины.
Филипп расхохотался:
– Я говорю – великий сказочник! Так закрутил – не раскрутишь!
Фаддей скромно смотрел себе под ноги. Иуда с пристальным интересом смотрел на Фаддея. А Филипп, радостно перекатывая свои глаза-колеса с одного товарища на другого, говорил то почти шепотом, то громко восклицая:
– Стало быть, пятьсот лет… И вот, Моисей родился!.. А потом еще пятьсот лет – и Кира нашли в корзинке!.. И если я правильно тебя понял, ты утверждаешь, что мать нашего Учителя однажды искупалась в каком-то озере…
– Я спрашивал Иакова Малого и Фому, не покидала ли Мария Назарета за год до рождения Спасителя. И Малый рассказал мне, что они всем семейством навещали Зеведея и Саломию в Капернауме и женщины, разумеется, купались в озере. А Фома говорит, что Иосиф получил какой-то заказ в Емафе и отправился туда, взяв с собой жену свою Марию.
– Но ведь ни Малого, ни Фомы тогда не было в живых, – сказал Филипп.
– Да, они родились позже. Но оба уже давно исследуют историю рождения Спасителя. И оба свидетельствуют, что Мария дважды могла быть на озере, которое также называют морем…
– Я вот что тебе скажу, Фаддей, – начал Филипп, глядя, однако, не на Фаддея, а на Иуду. – Ты несешь бред и бред святотатственный. На кой ляд ты людям морочишь голову? Не нам, с Иудой, которые в миг тебя раскусят и выведут на чистую воду, а этим несчастным, которых ты собрал в ночи, которые слыхом не слыхивали о твоем Зороастре и Каина от Авеля, Еву от Адама с трудом могут отличить… Зачем ты их пугаешь?