Берега. Роман о семействе Дюморье - Дафна Дюморье

Не рассчитывая на новое повышение, Джордж вышел в отставку и поговаривал о том, чтобы осесть на одном месте, вот только пока не решил, в Англии или во Франции. Матери, похоже, вполне по душе Булонь – пока она жива, он, безусловно, будет жить с ней. Луиза испытывала к нему жалость: казалось, он так одинок, неприкаян; она думала, как это ужасно – обречь себя на существование под одной крышей с несносной миссис Кларк, язычок у которой, по рассказам, сделался еще острее прежнего. Она в итоге все-таки обнародовала свои воспоминания, однако они были изданы в Париже и только на французском – тем самым она сохранила за собой свою ренту. В высшей степени скандальная книга. Луиза как-то раз в нее заглянула. Эллен никогда о ней не упоминала. Похоже, их с матерью отношения сделались весьма прохладными, рассуждала ее золовка, да оно и к лучшему. Не хотелось даже думать о том, что в жилах ее обожаемых племянников течет эта сомнительная кровь. Просто отвратительная мысль. Капитан Кларк совсем не похож на мать. Такое безупречное воспитание.

Было заметно, что он тоже уделяет Луизе немалое внимание. Он спрашивал ее мнение по всевозможным предметам – что она думает об английской деревне и англичанах, любит ли она детей и (довольно бестактно, но он, право же, ничего такого не имел в виду) согласна ли она, что тридцать лет – лучший возраст для вступления в брак.

Эллен от всей души радовалась тому, что брат ее так привязался к Луизе. До этого Луиза слишком уж замыкалась в себе, да и жила в своем Версале как монашка. Слышать, как она беззаботно болтает о браках, молодежи и последних происшествиях, было очень отрадно, особенно после всех ее монастырских нравоучений. Кстати говоря, выглядела она по-прежнему чрезвычайно привлекательно, хотя Португалия отняла у нее прекрасные белокурые волосы – климат виноват, по всей видимости: Луиза теперь прикрывала лысину седым париком, но кроткое выражение лица осталось прежним, дивные голубые глаза – тоже. Если и малышка Изабелла будет в пятьдесят так же хороша собой, ей очень повезет.

Да и вообще, если подумать, продолжала в своих мыслях Эллен, старательно штопая одну из рубашек Кики, по возрасту Луиза и Джордж вполне друг другу подходят. Джордж постарше всего на какой-нибудь год. Можно сказать, все сходится. Они наверняка прекрасно уживутся. Этот союз вернет Луизе то, что она потеряла двадцать лет назад. Джордж всегда был человеком здравомыслящим, уравновешенным, всегда питал отвращение ко всяческим глупостям. Да, разумеется, ничего романтического в этом браке не будет; с другой стороны, в таком возрасте никто и не ждет романтики. В таком возрасте нужен надежный спутник и уютный дом. Только неглубокие люди, вроде бедной их глупышки-маменьки, нуждаются в постоянных встрясках и развлечениях, даже когда им за семьдесят.

Эллен с ожесточением вонзила иголку в ткань, свела брови. Да, положение Бюссонов в Париже оставалось неопределенным, но все же она благодарила Бога за то, что они уехали из Булони. Какое бы ее мать оказала влияние на мальчиков и на Изабеллу! И эта ужасная книга…

Она подняла глаза и заметила, что Кики рисует карикатурный портрет тетушки Луизы.

Эллен громко кашлянула, нахмурилась и изобразила на лице «расстройство» – на Кики эта мина действовала безотказно; он тут же оттолкнул лист бумаги, густо покраснел и потянулся к devoir des vacances[51].

– Если ты этому посвящаешь время, которое проводишь в школе, лучше бы мы с папой сэкономили деньги, потраченные на твое обучение, – проговорила она негромко.

Кики промолчал, только ниже склонился над книгой. Вот будет ужасно, если мама покажет рисунок тете Луизе, а та поймет, как похоже вышел на рисунке ее завитой парик. Он вовсе не хотел обидеть тетю, но вдруг ей покажется, что над ней смеются, и она уедет обратно к себе в монастырь и будет там сидеть в своей комнатушке, набитой распятиями, где еще висит эта огромная страшная картина: Иисус, указующий на свое кровоточащее сердце.

Весь остаток вечера он терзался этой мыслью. Мать его уже успела позабыть про рисунок: она думала о том, какая из Изабеллы выйдет красивая подружка невесты.

Отношения у них с золовкой давно уже были настолько доверительными, что, когда Джордж уехал обратно в Булонь, Эллен без всякого стеснения задала ей прямой вопрос.

– Заметила ли ты, Луиза, – начала она без околичностей, в обычной своей прямолинейной манере, – что Джордж оказывает тебе особое внимание?

Луиза слегка покраснела и ответила не сразу.

– Да, он чрезвычайно любезен, – признала она, – но я отношу это на счет хорошего воспитания и хороших манер. Те, кто служил в армии… Помню, один из кузенов Палмелла был точно таким же. Он провел целое лето в Лис сабоне, и я постоянно чувствовала его внимание.

– Да, но Джордж никогда не был любезником, скорым на комплименты, – возразила его сестра. – Для этого он слишком искренний человек. Скажу тебе правду – раньше он и вовсе почти никогда не упоминал женских имен. Так что я очень удивилась, когда он задал тебе этот вопрос про возраст вступления в брак. Разумеется, ему из вестна твоя давняя печальная история; уверена, что он вовсе не пытался навести тебя на разговор об этом. Мне скорее показалось, что он ведет речь о будущем. Высказался ли он более конкретно?

– Он заметил, что только в рассудительном возрасте, которого он как раз достиг, человек может трезво понять, чего он хочет. И еще добавил что-то в том духе, что пятьдесят пять – это самый расцвет жизненных сил.

– Правда? Мне представляется, здесь скрыт особый смысл.

– Он сказал мне, что после отставки часто чувствует себя одиноко; что, по его сведениям, многие из его бывших товарищей женились и зажили своим домом и иногда ему хочется поступить так же. В нашем возрасте, сказал он мне, человек нуждается в любви и сочувствии. Мне ли с этим не согласиться? Думаешь, я не чувствую себя одиноко в монастыре?

– Луиза, милая, да ведь он фактически сделал тебе предложение!

– Эллен, неужели ты и правда так думаешь?

– В любом случае это явно не просто слова.

– Ну вот, я теперь разволновалась. Право же, я и думать не думала о таких переменах – в моем-то возрасте, с моим ревматизмом, да и вообще, то одно, то другое… Нет, Эллен, вряд ли я вправе принять его предложение.

– Не говори вздор. Это именно то, что тебе нужно. Не очень мне нравится этот твой монастырь, заявляю тебе об этом прямо. А Джордж – человек тактичный, деликатный, я уверена, что он не станет злоупотреблять положением мужа. Безусловно, он примет во внимание твои вкусы и состояние твоего здоровья.

– Ну, что до этого, я уверена, что обязанности жены я способна исполнять не хуже любой другой. Знаешь, ведь когда мы все родились, нашему отцу уже было за пятьдесят. Я, конечно, не сравниваю себя с ним и вовсе не пытаюсь сказать, что еще смогу иметь детей. И тем не менее…

– Да, не сможешь. Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. И я уверена, что Джордж подойдет ко всему этому с величайшим тактом. Кстати, я полагаю, он поехал в Булонь, чтобы принять окончательное решение. Он у нас тугодум, всегда таким был – в отличие от нашей несчастной мамочки, – так что, возможно, ему потребуется некоторое время. Надеюсь, ты проявишь терпение.

– Разумеется. В конце концов, мне и готовиться к браку не нужно. Я не юная барышня, которой необходимо приданое. Вещи мои в полном порядке. Возможно, понадобится пара новых ночных сорочек. Но на это еще есть время.

– Так ты решила принять его предложение?

– Право же, Эллен, раз и ты относишься к этому столь благосклонно, я уж и не знаю, что тут можно сказать против. Я очень уважаю твоего брата и уверена, что смогу составить его счастье. Мне даже кажется, что отказать будет эгоистично. Противоестественно с моей стороны.

– Мне тоже так кажется. Полагаю, Луиза, ты и сама можешь представить, какая это для всех нас будет огромная радость. Но Луи я ничего не буду говорить до тех пор, пока Джордж не сочтет нужным сам это сделать.

Но шли месяцы, а галантный капитан так и не принимал судьбоносного решения, – судя по всему, сестра недооценила его тугодумие. А возможно, он считал, что Луи за недостаточно поощряет его ухаживания. Как бы то ни было, на новый, 1851 год он приехал в Париж, а потом уехал вновь, не сделав ни намека на предмет свадьбы. Был он неизменно учтив – точнее, безукоризненно вежлив; угостил Луизу длинным рассказом о том, как в Индии убивал змей; она сочла его чрезвычайно занимательным; а вот о том, как ему одиноко в Булони, он ни словом не обмолвился. Луиза гадала: может статься, он просто не доверяет собственным чувствам? Эти самодостаточные мужчины, которые много лет провели в глуши, порой теряются, когда доходит до изъявления нежных чувств. Сама она была готова к любому развитию событий; в конце концов, несведущей ее не назовешь: она ведь уже один раз выходила замуж.

Перспектива грядущих перемен несколько сбила распорядок ее жизни. Она не могла, как раньше, полностью посвящать себя крестнику Джиги, которому вскоре предстояло première communion. С другой стороны, не могла она его бросить в столь ответственный момент. Ведь как ему тяжело, бедняжке: единственный католик в семье. Родители мальчика проявили к предстоящему событию полное равнодушие. Луиза только качала головой, осмысляя последнюю рапортичку от месье Фруссара: «Мальчику требуется поощрение, знаки любви со стороны родителей. Только так они смогут оказать на него влияние». Как все-таки печально, что Эллен, да и Луи-Матюрен твердо решили воспитывать сына исключительно суровыми методами.