Утро новой эры - Алексей Доронин

Кругом оставалась масса добычи для падальщиков, но вся она представляла собой твердую, как камень, массу. А эта была свежей. Как это там оказалось? Почему его не было десять минут назад? Птица не утруждала себя логическими построениями – их ей заменяли инстинкты и рефлексы.

Нюх не мог ее обмануть, ветер донес до нее запах крови и внутренностей. Ей не нужны были сложные умозаключения; она просто чуяла, что там внизу, среди ржавого железа и голых камней, между грудами всей этой несъедобной и неживой материи, лежит тело, не тронутое разложением. Грех было пренебречь таким лакомым кусочком. Особенно ее интересовали глаза.

Ворона продолжала снижаться – медленно, плавно. Она была умна и осторожна – именно благодаря этим качествам она в числе немногих сородичей пережила Зиму.

За свою краткую по вороньим меркам жизнь птица навидалась такого, с чем не сталкивалась и тысяча поколений ее предков. Она знала, что очевидное зачастую оказывается ложным, а привычные вещи и явления порой преподносят сюрпризы. Например, палка в руках человека может просто ударить, а может и убить наповал с огромного расстояния, громыхнув так, что еще долго будет рокотать глухое эхо. От людей вообще не стило ожидать ничего хорошего. Правда, сейчас они вокруг почти не встречались.

Птица не спешила приступать к трапезе, выжидая и стараясь получше разведать обстановку. Ей некуда было торопиться, время было на ее стороне. Она опустилась на козырек крыльца прямо над своей мертвой добычей и, сложив крылья, застыла как статуя. Несколько минут наблюдала за распростертым трупом собаки. Тот оставался неподвижным, как того и следовало ожидать. Большинство живых существ, которые встречались вороне за последние полгода, выглядели именно так. Безжизненные куски мяса, и ничего больше. Но эта находка была свежей, это она могла определить, даже не видя лужи крови на снегу и красных брызг вокруг.

Ворона не собиралась ждать вечно. Вокруг в радиусе пары километров не было никого, кто бы мог оспорить ее права на добычу. В определенный момент голод – или, лучше сказать, жадность – взяла верх над инстинктом самосохранения. Ворона опустилась на землю в пяти метрах от тела. Собака лежала на боку, поджав лапы. Птица неспешно двинулась к ней – маленькими, карикатурно-человеческими шажками. Но в тот момент, когда их разделяло всего несколько шагов, она будто бы изменила свое решение и застыла. Что-то ее насторожило. Возможно, ей показалось, что тело чуть дернулась. Посмертные судороги?

Вряд ли ворона рассуждала так. Скорее, она вообще не утомляла себя рассуждениями. Птица деловито почистила перышки, распушилась, словно она не ворона, а целый гриф, и медленно, вразвалочку направилась к месту своей будущей трапезы.

Она приближалась к мертвой псине по широкой дуге; ее трехпалые лапы оставляли на снегу следы, похожие на символ борцов за мир – «пацифик». Похоже, ворона приняла окончательное решение и нацелилась на собачий глаз. Глаза были закрыты, но сквозь тонкую кожу ворона могла почуять изысканный деликатес.

Она не знала, что другие глаза в этот момент следят за ней. Что один из них прищурен, а второй приник к прицелу.

Птица раскрыла острый клюв и закрыла его со щелчком, будто предвкушая, как пробьет тонкую кожу века и вопьется в нежную мякоть глазного яблока.

Хлопок.

Резкая боль в правом крыле заставила птицу забыть о трапезе. Темные зрачки птицы зафиксировали то, что увидела их обладательница в последние тридцать секунд жизни. В окне первого этажа за покоробленной рамой появился темный силуэт. Что-то похожее на палку казалась продолжением его рук, но ворона с ее острым зрением мгновенно идентифицировала опасность.

Это был человек, самый страшный враг. Человек с оружием.

Худые костлявые пальцы сжимали рукоятку, приклад упирался в плечо.

Несмотря на боль, ворона не собиралась сдаваться и среагировала адекватно. С надсадным карканьем раненая птица метнулась прочь, пытаясь набрать высоту и скрыться в недосягаемой для врага вышине. Но все, что ей удалось, это оторваться от земли на метр, прежде чем сила тяготения рывком вернула ее обратно.

В этот момент раздался второй хлопок. На этот раз 4,5-миллиметровая свинцовая пулька попала птице в грудь, несколько перьев закружились в воздухе. Ворона камнем упала на обледенелый асфальт.

Человек в окне пропал, а затем появился в дверях подъезда. А вскоре оказался рядом с подстреленной птицей, которая еще шевелилась и даже делала попытки подняться. Тяжелый железный прут опустился ей на голову, размозжив ее.

День двести двадцать шестой

Человек осмотрел свой трофей. Опыт научил его базовому закону жестокого мира: первая ценность – это пища, и в ее поисках нельзя пренебрегать ничем.

Жирная, на полкило потянет… и неважно, чем она питалась.

Пневматическая винтовка MP-512 производства Ижмеха с оптикой была полезным приобретением. Бесшумная, она не выдавала его тем, кто мог придти на звук выстрела, чтоб получить свою долю. Но главное – что пульки для нее находились легко, а кроме них требовалось только немного мускульных сил. Этим пневматика с пружинно-поршневым механизмом была лучше пневматики на сжатом воздухе. Поди, разыщи еще и баллончики.

Он охотился с помощью этой штуки на ворон, крыс, воробушков и даже мелких собак. Голуби и кошки ему не попадались – наверно, повывелись.

Это было и приятное дополнение к столу, и практика. Как ни отличаются баллистические параметры «воздушки» и гладкоствола, а есть универсальные стрелковые навыки, которые можно оттачивать в тире хоть с мелкашкой, хоть с пневматикой.

Человек остался доволен прожитым днем. Похоже, он становился оптимистом. В его ситуации «нормальный» сошел бы с ума от безысходности, а он радовался: тому, что болит только подвернутая на днях нога, а не все тело, или тому, что желудок заполнен хотя бы наполовину, а не пуст, как вчера. Радовался каждой прожитой минуте.

Он убивал и ел все живое, что было меньше его по размерам.

Бывало, что, как и любому хищнику, ему приходилось прошагать десяток километров и, ничего не найдя, засыпать с пустым желудком, который то сжимался в комок, то начинал крутиться волчком. Но даже тогда он не позволял себе поддаваться унынию. Трудно сказать, было ли дело в силе воли или в нарастающем отупении, но факт оставался фактом: он не собирался выбрасывать белый флаг даже перед лицом непреодолимой силы.

Разделка тушки собаки заняла у него десять минут, сказывался немалый опыт. Мясо он сложил в два целлофановых пакета. Это на потом, для ледника. В меню пока первым блюдом стояла ворона.

Ее он с удовольствием запек в золе от костра, жалея только о том, что нет каши на гарнир.

Внезапно человек подумал, что солнце и эта апрельская оттепель давали ему ложную надежду. Хотя ночь и заканчивалась, зима вполне могла задержаться еще лет на пять, если тонкая механика климата безвозвратно расстроена. И тогда растительный мир сильно обеднеет, не говоря о животном, который попросту исчезнет. Ему вспомнилась таблица, которую он видел в школьном учебнике ботаники. Она называлась «Сохранение семенами способности к прорастанию». Если верить ей, задержись Зима хотя бы на три года – ни нынешние люди, ни их потомки не увидят тополей, ив, дубов, ясеней, кленов, берез, равно как и многих других представителей земной флоры. Останутся сосны, кедры, многие злаковые и бобовые. Останется индийский лотос – тот может лежать хоть двести пятьдесят лет, а потом прорасти. Но что с него толку, с этот лотоса? Поглощать его, чтоб обрести забвение?

Насчет цветов Саша точно не помнил, но у него было подозрение, что потомкам придется дарить возлюбленным букеты из сельдерея или петрушки. Даже если через сто лет растительный покров планеты более-менее восстановится, он уже не будет прежним: цветковым растениям, похоже, придется уступить пальму первенства хвойным, так как их шишки, которые по-научному называются стробилы, лучше переносят холода. Сто миллионов лет эволюции отправились коту под хвост. Добро пожаловать обратно в меловой период, разве что без динозавров. Нет, человек действительно достиг пика своего могущества: он сумел обратить ход развития природы вспять, наперекор ее законам.

Это что касается флоры. Если обратиться к фауне… лучше не надо, потому что не к чему будет обращаться. Даже не собаки и не вороны, а насекомые окажутся в выигрышном положении, как только закончатся холода.

Им ведь радиация почти не страшна. Перед Сашиными глазами встала картина, яркая как цветной фотоснимок. Развалины и тучи мух, кишащие на разлагающихся трупах. К тому же радиоактивное излучение подстегнет их эволюционное развитие. То, на что у высших животных понадобилось десять тысяч лет, у какой-нибудь дрозофилы займет считанные годы. Естественно, они не вырастут размером с собаку, но повадки и внешний их облик изменятся. Может, начнут строить ульи и выделять мед. Б-р-р-р. Не хотелось бы такого меду. Конечно, через год их кормовая база исчезнет, и численность будет введена в жесткие рамки размерами сузившейся экологической ниши, но до этого в городах будет царство мух.