Тень Серафима - Наталья Сергеевна Корнева

в которой разыгрывается блистательная шахматная партия

Шахматная доска была простой, без вычурных украшений и росписи, отполированная до лоска сотнями ходов. Материал – клен. Твердая, крепкая древесина благородного белого цвета с красновато-желтым отливом пронизана мелкими сердцевинными лучами. Шестьдесят четыре клетки окрашены в классические черный и белый, безо всяких пошлых оттенков, без вульгарности полутонов.

Красиво.

Категоричная двухцветность шахматного мира успокаивала и радовала глаз. Это был приятный и удобный мир с полной информацией. Мир, где безраздельно правила логика и ничто не могло выйти из-под контроля. Мир, где интеллект неизменно добивался успеха. Ровно шестьдесят четыре клетки, ни одной больше или меньше, никаких неожиданностей. Сейчас фигуры стояли в начальной позиции, идеально по центру своих законных полей.

Однако партия уже началась.

Сидящий у стеклянного письменного столика человек внимательно вглядывался в линии и фигуры, будто на шахматной доске, к которой никто не прикасался, что-то могло измениться. Был он уже немолод, но подтянут и сухощав, а вдумчивое лицо хранило печать образованности и ума, выдавая долгие часы, проведенные за книгами.

Весь облик мужчины демонстрировал совершенное пренебрежение к внешнему виду, граничащее с эксцентричностью и в целом свойственное интеллектуалам: форменное мундирное платье без каких-либо элементов декора могло принадлежать мелкому чиновнику любого из городских ведомств, а волосы холодного прозрачно-пепельного оттенка и вовсе были острижены непозволительно коротко, как у последнего простолюдина. В серых глазах светился огонек заинтересованности и азарта, необычного для размеренной настольной игры. Несмотря на отличное, без преувеличения сказать, ястребиное зрение, правый глаз по обыкновению смотрел через круглую линзу монокля, что делало взгляд еще более пристальным и неприятным.

В принципе, сама доска не требовалась Винсенту, так же как и партнер по игре: он любил разыгрывать партии внутри собственного сознания, просчитывая множество ходов и выбирая наилучший, стараясь никогда не повторяться. Его игры были отличны от игр большинства шахматистов: в них кипела подлинная жизнь и страсть. Когда же все было кончено, Винсенту нравилось быстро повторить партию в реальности, механически передвигая фигуры и испытывая странное наслаждение от прикосновения к гладкому лакированному дереву.

От осознания того, что ему заранее известен итог.

Сегодня Винсент имел удовольствие играть в личных покоях престолонаследника. В собственной просторной спальне в карминных тонах, дражайший инфант, должно быть, зубами стучал от ужаса, а вероятнее всего, просто пребывал в тихом покорном отчаянии. Из-за стенки не доносилось ни звука.

Но Винсенту было запрещено входить туда, чтобы достоверно выяснить это. По крайней мере, пока. Глава особой службы, канцлер, действительный тайный советник первого класса категорически не одобрял такого промедления: Эдмунд – не тот человек, кто мог бы доставить ему сложности. Такой слабак расколется и на допросе у самого неумелого следователя. Объективно не было нужды дополнительно обрабатывать инфанта перед допросом, нагнетать страху в надежде на чистосердечное признание.

Но лорд Эдвард решил по-своему, и Винсент, естественно, не мог оспорить это решение: сегодня Эдмунд был неприкосновенен. А потому, размышляя над обстоятельствами покушения, Винсент коротал ночные часы тут же, во дворце, ожидая, когда можно будет приступить к любимому делу. Он был похож на выученного пса, который терпеливо охранял дверь, совершенно точно зная, что скоро подадут команду «Фас!».

Получив разрешение, он приступит немедленно.

…Итак, дебют совершился великолепно. Идет двенадцатый ход игры: силы обеих сторон мобилизованы и полностью готовы к грядущему противостоянию. Белыми разыгран классический закрытый ферзевый гамбит – система достаточно распространенная, однако дающая большой простор для маневров. Черные не приняли жертву пешки и не попались на ловушечный вариант, который позволил бы белым уже на ранней стадии игры добиться достаточного для победы перевеса. Однако черным очевидно трудно вести защиту при постоянном пешечном напряжении в центре. Таким образом, белым удалось получить неплохую позицию.

Глава особой службы чрезвычайно любил шахматы. Это походило на манию. Несмотря на то что древняя настольная игра была элементом воспитания аристократов, а Винсент происходил из неблагородной мещанской среды, мало кто в Ледуме мог быть ему достойным соперником.

Винсенту шахматная игра явно напоминала военные действия в миниатюре. Бесчисленные комбинации ходов, разнообразные стратегии и тактики безостановочно прокручивались у него в голове, никак не отражаясь на узком бесстрастном лице. Регулярная шахматная практика, по его убеждению, тренировала ум, изощряла аналитические способности, укрепляла логическое мышление и, как это ни странно, интуицию, поскольку представляла собой невероятную мистическую смесь точной науки и – искусства.

В свободное время Винсент много читал, и однажды в старинной книге из дворцовой библиотеки ему попалась прелюбопытная легенда возникновения шахмат, тесно связанная со старшей расой.

В книге рассказывалось, что смысл существования драконов – в некоей великой Игре, постигнуть суть которой смертные не в состоянии. Законы и правила ее доподлинно никому не известны, как и итог – если таковой вообще предусмотрен. По всему выходило, что жизнь старейшей расы – какая-то бесконечная забава и все происходящее в мире смертных является лишь ее частью.

Любой человек или нелюдь мог при желании предложить дракону сыграть, и по неизвестным причинам те никогда не отказывали. Но, как любезно предупреждала книга, делать этого не стоило, ибо в итоге всегда выигрывал дракон.

Давным-давно некий маг, чье имя затерялось в веках, явился в пещеру дракона и провозгласил, что создал совершенно новую игру, равной которой в мире нет, и готов поделиться ею в обмен на одно-единственное желание. Заинтересованный дракон с готовностью согласился при условии, что игра действительно окажется уникальной и человек будет держать ее в секрете от остальных.

Таким образом они заключили сделку.

Маг извлек шахматную доску и фигуры, которые изготовил сам, и научил дракона изобретенным им правилам. После нескольких партий дракон убедился: перед ним и в самом деле лучшая игра, сотворенная смертными. Игра была настолько хороша, что люди не заслуживали ее, и дракон весьма одобрял решение человека передать этот бесценный дар старейшей расе.

Когда же дракон спросил мага о его желании, стало ясно, что тот вознамерился обмануть бессмертное существо.

«Цена моей игры невелика, – отозвался хитроумный маг. – Я прошу один только драгоценный камень из твоей сокровищницы за первую клетку шахматного поля. Любой камень, размер и достоинство меня не интересует. За вторую клетку я прошу два камня, за третью – четыре и так далее. Число камней за каждую клетку должно удваиваться».

«Ты алчен, смертный, – дракон помрачнел, немедленно разгадав его замысел, – но хорошо знаешь цену своему изобретению. Игра увлекательна и действительно стоит того. Прошу тебя подождать, прежде чем я закончу вычисления, и тогда сможешь отсчитать и забрать свою награду».

Дракон закрыл глаза и семь дней не открывал их, подсчитывая