Повелитель света - Морис Ренар

морали, если затеваешь большое дело. Кто-то совершил ошибку? Уж лучше разделаться с ним самому, и лишение его свободы в таком случае – поступок пусть и не вполне законный, но правомерный. На мысль об этом меня случайно навел один инцидент… Короче, дядюшка, будь я Фредериком Лерном, господин Макбелл едва ли жил бы сейчас в довольстве и удобстве. Говорю же, вы меня плохо знаете.

По тону профессора я сразу же понял, что совершил непростительную промашку. Он бросился оправдываться вкрадчивым, лживым голосом.

– Это уже что-то новое! – пробормотал он. – Богатое же у тебя воображение! Неужели ты действительно такой негодяй, каким себя выставляешь? Если так, то тем хуже. Что до меня, то я такими вещами не занимаюсь, племянничек. Да, Макбелл сошел с ума, но я тут ни при чем! Досадно, что ты его видел, – отвратительное зрелище… Бедняга! Но чтобы я – и лишил его свободы? Что за глупости, Николя? Надо же такое придумать! И все же хорошо, что ты поднял этот вопрос: это на многое открывает мне глаза. Обстоятельства и в самом деле против меня. Я все ждал улучшения в состоянии больного, перед тем как дать знать его родным, чтобы его печальный вид произвел на них менее гнетущее впечатление… Но, по-видимому, оттягивать это дальше слишком рискованно; этого требует моя безопасность; несмотря на то что известие причинит им большие страдания, все-таки пора дать им знать. Сегодня же вечером напишу, чтобы они приехали за ним. Бедный Донифан!.. Надеюсь, что его отъезд рассеет твои позорные подозрения? Ты меня очень обидел и огорчил ими, Николя…

Я почувствовал сильное смущение. Неужели я ошибся? Может быть, Эмма солгала? Или Лерн хотел усыпить мою подозрительность?.. Как бы то ни было, но я совершил грубую бестактность, и Лерн – мерзавец ли он или же честный человек, – несомненно, расквитается со мной за это обвинение, все равно – правильно ли оно было или ложно. Это был полный провал, и вся моя добыча заключалась в новых сомнениях – относительно правдивости Эммы.

– Так или иначе, дядюшка, о том, что Макбелл в замке, я узнал совершенно случайно.

– Если ты случайно выяснишь еще что-либо такое, что даст тебе повод клеветать на меня, – сурово ответил Лерн, – не забудь сообщить мне: я тотчас же приведу факты в свое оправдание. Но я все же надеюсь, что неукоснительное исполнение взятых тобою на себя обязательств воспрепятствует случайностям, которые сводят тебя с сумасшедшими мужчинами… и женщинами.

Мы приехали в Фонваль.

– Я чувствую к тебе большое расположение, Николя, – уже гораздо более мягким тоном сказал Лерн. – Желаю тебе только добра и потому прошу тебя, мальчик мой, во всем меня слушаться.

«Хочет усыпить мою бдительность, – подумал я, – и потому ласков со мной. Нужно быть осторожным!»

– Слушайся меня, – продолжал он медоточивым голосом, – и будь мне союзником без условий. При твоей сообразительности ты сам должен понять нюанс моей мысли. Если я не ошибаюсь, день, в который я смогу посвятить тебя во все, уже недалек. Ты сам увидишь своими глазами то великое прекрасное дело, о котором я мечтаю и в котором я уделю тебе место…

А в ожидании этого, раз ты уже посвящен в историю с Макбеллом, – ну вот тебе доказательство доверия, которого ты требуешь, пойдем со мной навестить его; мы сообща решим, достаточно ли он окреп для того, чтобы его можно было везти по железной дороге и по морю.

Немного поколебавшись, я последовал за ним в желтую комнату.

* * *

Сумасшедший, увидев его, выгнул спину и, что-то ворча, с боязливым видом и злобным взглядом отступил в угол.

Лерн подтолкнул меня вперед. Я задрожал от страха, что он меня здесь запрет.

– Возьми его за руки и вытащи на середину комнаты.

Донифан не сопротивлялся. Доктор осмотрел его со всех сторон, но я заметил, что больше всего он интересовался рубцом. По моему глубокому убеждению, остальной осмотр больного был проделан только для того, чтобы ввести меня в заблуждение.

Какой шрам! Точно разрезанный пополам венец, наполовину скрытый под отросшими волосами. Каким падением, каким ударом и о какой пол можно так пораниться?

– Превосходное состояние здоровья, – произнес наконец дядюшка. – Видишь ли, Николя, в начале заболевания он впадал в бешенство и наносил себе раны. Через пару недель от этого не останется и следа. Его уже можно увезти домой.

Осмотр был закончен.

– Ты ведь тоже, Николя, полагаешь, не правда ли, что мне следует избавиться от него как можно скорее? Выскажи свое мнение – мне важно его знать.

Я поддержал его решение, но любезность дядюшки, на мой взгляд даже чрезмерная, вынудила меня все время быть настороже. Лерн вздохнул:

– Ты прав. Мир так жесток! Пожалуй, напишу сейчас же. Отвезешь письмо на почту в Грей, хорошо? Оно будет готово через десять минут.

Я вздохнул свободнее. Все время, вернувшись в замок, я спрашивал себя, выпустят ли меня оттуда; и до сих пор меня часто терзают кошмары, перенося на крыльях сна в комнату сумасшедшего и запирая в ней. Нет, решительно людоед становится благосклоннее и добрее. Располагая моей свободой, имея возможность запереть меня, он сам, по доброй воле, посылает меня за пределы замка с поручением, так что я имел возможность сбежать и покончить с этим приключением! Имело ли смысл воспользоваться шансом, данным так охотно? Ну, это уж дудки! Я не воспользуюсь им!

* * *

Пока Лерн составлял послание родителям Макбелла, я пошел побродить по парку, где присутствовал при чрезвычайно странном инциденте, – по крайней мере, тогда он произвел на меня именно такое впечатление.

Судьба, как уже не раз можно было заметить, беспощадно издевалась надо мной, играя как мячиком, бросая меня то в сторону спокойствия, то доводя до пароксизма волнения. На этот раз она воспользовалась самым пустячным предлогом, чтобы снова перевернуть в моей душе все вверх дном. Будь я совершенно спокоен, я не стал бы наделять таинственными свойствами то, что, возможно, было просто причудой природы; но мне всюду грезились чудеса, а кроме того, я никак не мог выбросить из головы фразу Лерна, что со дня моего приезда на свободе находилось нечто такое, чего там не должно было быть.

К тому же то, что я увидел на этот раз в парке, – я настаиваю, что это не поразило бы постороннего в такой степени, как меня, – показалось мне связующим звеном, заполняющим тот пробел в работах Лерна, который я заметил: это как бы замыкало круг его исследований и опытов. Все было очень туманно. Конечно, благодаря этим несвязным данным у