Хозяйка чужого дома - Татьяна Тронина

Федор Максимович очень гордился собой и своей семьей. Все у них было чинно и благородно, и ничто не напоминало о его бедном провинциальном детстве, которого он, впрочем, никогда и ни от кого не скрывал.

Огромные, во всю стену окна комнаты выходили на запад – как раз в этот момент начинало садиться солнце, во весь горизонт разливался оранжевый закат. И тут тоска вдруг опять вцепилась в Федора Максимовича.

«Да что ж это такое?! – внутренне возопил он, мысленно обращаясь к лохматому умнику в круглых, как у Джона Леннона, очочках, сегодняшнему своему психоаналитику. – Что со мной происходит?!»

Тоска была в каждой клеточке Федора Максимовича. Наибольшей концентрации она достигала в сердце, распространяя волны печали по всему телу…

В лучах света, льющегося из окон под потолком, переливалась невесомая пыль. За окном было лето, но по просторным залам гулял знобкий сквозняк, заставляя ежиться. Елена подняла голову, в носу защекотало – и она чихнула звонко.

– Будьте здоровы! – злорадно пожелала она самой себе. И так же вслух продолжила: – Сижу здесь как дурочка, а жизнь проходит мимо…

Какая жизнь проходила там, за стенами Дома современного искусства, Елену абсолютно не волновало, просто здесь и сейчас ей было скучно. Выставка закрывалась через пару дней – и слава богу, потому что уже успела надоесть хуже горькой редьки. Посетителей почти не было. И правда, какой нормальный человек будет шляться по музеям, когда на дворе такая прекрасная погода, можно сходить в парк или покататься на речном трамвайчике. А ведь действительно, хорошо бы сейчас удрать куда-нибудь за город… Или лучше – в далекое, далекое путешествие, чтобы ничто не напоминало эту жизнь, эту невесомую пыль…

Мимо прошла влюбленная парочка – щека к щеке, обнявшись, с расслабленными и томными лицами. Окружающее совершенно не волновало их, они вообще как будто ничего не видели вокруг, словно брели в густом тумане.

«Вот людям делать нечего! – фыркнула Елена. – И чего сюда приперлись…»

Она уткнула лицо в скрещенные руки и попыталась задремать. По голым плечам бродил ветерок, потом он вдруг дунул сильнее, волной пройдясь по ее волосам…

– Ой, что это! – испуганно вскинулась Елена.

Возле нее стоял Игорь и улыбался.

– Не стыдно ли спать на рабочем месте?

– А я и не сплю… Привет! Как ты здесь оказался?

– Случайно. Дела занесли меня к парку культуры, я вспомнил, что ты еще выставляешься, и решил зайти. Ты ведь не против?

– Ты что? – замахала руками она. – Искусство принадлежит народу!

Игорь всегда с симпатией относился к Елене. Миниатюрностью своей и капризным характером она вызывала в нем желание защитить ее, хотя в защите, по здравому размышлению, Елена совсем не нуждалась.

– Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо, – задрала она нос. Она и вправду была сегодня очень хорошенькой – пушистые пепельные волосы вопреки обыкновению распущены, легкий коротенький пестрый сарафанчик, сандалии с прозрачной пластиковой перепонкой, почти незаметные на ногах… – Ты ведь еще не знаком с моим творчеством?

– Я помню прошлогодний лист в муравьиной куче…

– Значит, не знаком. Что ж, вот это мои шедевры, – она тонкой рукой обвела вокруг себя.

Искусство никогда не вызывало у Игоря особого трепета, скорее – любопытство. А к людям творческих профессий испытывал почтительное уважение, типа «ну надо же, как им только в голову такое приходит!». Здесь, в галерее, он оказался тоже из любопытства. Пока он нашел в лабиринте залов Елену, то успел насмотреться самых разных картин.

Но то, чем занималась Елена, вызвало у него сначала недоумение. Зачем все это? В принципе он ожидал чего-то подобного, по тому наброску, который видел на апрельском пикнике, когда Костик вздумал искупаться в ледяной весенней реке. Так что вполне мог предположить, какие картины пишет соседка.

Да, это были странные сюжеты, выполненные с фотографической точностью то ли тушью, то ли карандашом. Четкие тонкие линии изображали детали, мелочи, на которых глаз человеческий совсем не задерживается. То, что видит и не видит одновременно человек у себя под ногами, что старается не замечать, попадая в старые городские проулки, словом, всякую… ерунду, в которой как будто нет смысла.

– Гм, интересно… – бубнил себе под нос Игорь, бродя вдоль стен с рисунками.

Елена с веселым и насмешливым выражением, которое очень шло ее хорошенькому личику, следила за Игорем. Почему-то ей тоже было интересно – что он скажет, хотя обычно оценка сторонних зрителей не волновала ее.

Неровный, в выбоинах асфальт, ржавая монетка на нем, на которой едва можно прочитать – «пять копеек» образца тысяча девятьсот какого-то года… темные окна первых этажей… полуразрушенный кирпичный забор, весь заросший плющом… цементные ступеньки и чья-то нога в пыльной кроссовке на них, как будто случайно попавшая в поле зрения… Ничего такого в рисунках не было, особенно после того, что увидел Игорь в других залах.

Но постепенно самый настоящий интерес овладел им, как будто он сам бродил по полупустому городу, бесцельно разглядывая все вокруг. Во всех этих вещах был странный смысл, дыхание жизни, которая только что была здесь и вдруг пропала. Вот эти пять копеек – как они оказались на асфальте, из чьего кошелька выпали и как долго лежали под моросящими дождями, чья бесприютная душа бродила по пустым улицам? Об этом никто никогда не думает, да и нет никакого смысла размышлять над подобными мелочами, но целый клубок городских историй, оставшихся как бы за кадром, за краем рисунка, вдруг завертелся в голове у Игоря. Как будто он сам накануне ходил по этим улицам и заглядывал в эти темные окна…

– Знаешь, а здорово! – совершенно искренне сказал он подошедшей к нему Елене.

– А что-нибудь больше всего тебе понравилось? – как-то по-детски спросила она.

– В общем, мне все понравилось… Нет, пожалуй, больше всего меня привлекла эта дверь. – Он указал на рисунок, где была изображена старая дверь с потрескавшейся краской, кое-где покрытая мхом, с чахлой травкой, выбивающейся перед ней из асфальта.

– Символ перехода в иное измерение? Все почему-то видят в этой картине именно такой смысл, – играя завитком волос, небрежно сообщила Елена.

– А ты, когда рисовала, вкладывала другой смысл?

– Никакого смысла я никуда не вкладывала. Я просто нарисовала то, что увидела. Смысл здесь уже был, до меня.

– Ты рисуешь только с натуры?

– Нет, часто придумываю сюжеты сама, но, в общем, темы те же самые… Мне тут на днях предложили заняться фотографией. Но это не то… Совсем не то!

– Почему? По-моему, ты очень близка к ней.