Видящая истину - Деннард Сьюзан

– Принц Леопольд.

Леопольд ответил ему кивком.

– Принц Мерик, ты украл у меня Сафию. – Его тон явно свидетельствовал о желании вернуть девушку.

Лицо у той приняло смущенное выражение, она порозовела.

– Полли, – прошептала ведьма Истины очень тихо, чтобы не услышала ни толпа, ни нубревенский принц, проходящий мимо к выходу. – К сожалению, я потеряла тебя в этой толпе, – сказала она.

– Не нужно извиняться. – Леопольд говорил гораздо громче, чем требовалось. – Затем он развел руками и воскликнул: – Еще один танец! Пусть это будет праганский вальс.

Он торжественно поклонился Ведьме истины и вскинул руки.

Пальцы Эдуана взволнованно отстукивали ритм на рукоятке кинжала. Ночь обещала быть интересной. Ведьма Истины, которая пыталась ограбить мастера Йотилуцци, танцевала уже со вторым принцем. И, если Эдуан понял действия Леопольда правильно, эта девушка была его загадочной безымянной невестой.

О, Ведун крови Эдуан больше не скучал и не злился. Совсем – теперь у него была работа.

Сафи было дурно от танца. Вокруг все кружилось, и она даже не могла глотнуть воздуха… Мерик.

Принц Мерик.

Человек, который не мог нормально одеться, был из знати. Человек, который бросился на Разрушенного, чтобы защитить двух девушек, которых он даже не знал, был принцем. В это было невозможно поверить даже теперь, когда она знала о его происхождении. Но об этом говорил его вздернутый подбородок, его осанка. Отсутствие у него страха, когда Сафи толкала его, и готовность нанести ответный удар.

Что-то произошло между ней и Мериком во время их танца. Что-то такое мощное, как ветер и музыка, которые в одном порыве кружились вокруг них. Движение воздуха, которое предшествовало шторму. Господи, как Сафи сейчас нужна Ноэль. Ей нужна была сестра по Нити, чтобы помочь разобраться в этой буре в груди. Чтобы понять, почему ее так тянет к Мерику. Принцу Мерику.

Если бы Ноэль была здесь, она бы увидела Нити Сафи и сказала бы, что на самом деле значит это беспокойное отчаяние… Или это было просто странное, мимолетное мгновение. Мимолетное. И оно уже закончилось.

Но Ноэль не было рядом, и Сафи не могла сбежать. Когда комната и лица закружились вокруг нее в захватывающем дух вальсе, внутри звучал другой вальс – ложь и истина разбивались о ее магию со всех сторон. Она знала, что нужно остановиться. Уйти. Выблевать эти пирожные с кремом и выговориться в пустоту стен, так, будто она говорит все это Ноэль.

Что-то поменялось в Сафи после танца – после Мерика, – что-то изменилось и внутри Леопольда. Он не позволит ей оставить его. С каждым танцем показная улыбка на его лице становилась шире. Его слова покрылись слоем притворства. Она не понимала, почему…

Пока музыка внезапно не прекратилась, и вместе с ней не остановился и танец. Пока Хенрик не потребовал тишины в зале и не подозвал Леопольда к себе. Пока Леопольд не потащил Сафи к императору и тяжелые, невозможные слова не сорвались с губ Хенрика.

– Готова ли ты, Сафия фон Хасстрель, – промычал император, кивнув Сафи, – стать невестой моего племянника, Леопольда, и будущей императрицей Карторры?

Колени Сафи подогнулись. Она начала падать, Леопольд сумел подхватить ее и сделать так, чтобы все движения выглядели естественно.

– Полли, – прошептала она, цепляясь за его шею непривычно слабыми руками. – Полли, пожалуйста… скажи, что… Полли…

– Это правда, – пробормотал он, сжимая ее крепче. Удерживая в вертикальном положении. Комната наполнилась смущенными аплодисментами, будто все были потрясены этим заявлением, как и она.

– Я… не могу. – Она покачала головой.

– Я знаю. – Все, что он ответил.

Она отпрянула, сердце грозилось выскочить из груди, ее глаза уставились на него. Привычный оттенок морской волны сменился на стальной. Подбородок Полли был напряжен. В нем не было ни капли лживого притворства.

– Ты… знал, что это случится, – пробормотала она, хотя язык и губы не слушались. – Почему ты не сказал мне?

– Потому что я не хочу этого и надеялся, что до этого не дойдет.

Затем он схватил ее руки, сжал и закружил ее, чтобы заставить хлопать зрителей, любопытных мастеров, бесстрастных женщин султаната, потрясенных доний и донов.

– За множество счастливых лет вместе! – воскликнул Леопольд, приподнимая ее руку, и Сафи не могла не заметить довольную улыбку, которая светилась на губах императора Хенрика.

И отсутствие ее дяди в толпе.

Сафи поняла еще кое-что, от чего в горле стало горько. Дядя Эрон знал, что это произойдет. «Правда». Но это не была та свобода, которая ей обещана. Брак с императорским наследником был далек от свободы в понимании Сафи, так что за дерьмо ей скормили дядя, Хабим и Мустеф? И как, черт побери, теперь отправиться к Ноэль? Это был конец всему.

Сафи оглядела каждое лицо в толпе, ее руки дрожали в руках Леопольда. Она искала голубые глаза Эрона. Темную голову Мустефа. Кого угодно знакомого. Ей просто нужно было, чтобы кто-то встретил ее взгляд и подтвердил ответным взглядом, что она имеет право злиться. Имеет право быть напуганной до смерти.

Но в толпе не было ни одного знакомого лица. Она даже высматривала принца Мерика, его серебристо-серый плащ, но он и остальные нубревенцы исчезли из зала, как и ее дядя, и Мустеф.

Сафи была один на один с дрожью в коленях и с болью в горле.

Потом ее безумный взгляд остановился на женщине с морщинистым лицом и крепко сбитой фигурой, которая, по смутным детским воспоминаниям Сафи, бывала в поместье Хасстрелей: донья фон Бруск. Волосатый подбородок женщины двигался, как у коровы, жующей жвачку. Она резко и ободряюще кивнула девушке и медленным шагом начала продвигаться сквозь толпу. К Сафи. Когда часы пробили двенадцать, аплодисменты стихли, а донья фон Бруск снова смотрела на Сафи. Она не отрывала глаз и не замедляла шага. Четыре шага за один тягучий удар колокола. Затем раздался финальный звон. Он пронесся по комнате… И все до единого огоньки в зале, в саду и на пристани зашипели и погасли. Бал погрузился в темноту.

Эдуан все еще был за стеной, когда погас свет.

Он заглядывал то в один глазок, то в другой, но не терял из виду ведьму Истины или запах ее крови – даже когда она перестала танцевать, чтобы проследовать к императору Хенрику.

Эдуан знал, что произойдет.

А девушка явно не знала. Никогда прежде он не видел, чтобы кровь отхлынула от лица так быстро, и на короткий миг Эдуан почувствовал жалость. Быть захваченной врасплох таким известием…

Но если Эдуану удалось разобраться, что происходит, то она должна быть очень глупой, если не сделала то же самое, а глупцы часто получают то, что заслуживают.

Когда Эдуан наблюдал за девушкой, которая кружилась в обнимку с Леопольдом, волоски на его руках встали дыбом. А затем и на затылке.

У него было достаточно времени, чтобы догадаться, что дело в магии, и даже определить ее разновидность – магия огня, – перед тем как свет погас.

Гости начали вопить и паниковать – такие же беспомощные, как и большинство знатных людей.

За два глубоких вдоха Ведун крови Эдуан учуял кровь каждого, кто находился в бальном зале, каждого стражника за стенами и на потолке. Это был просто беглый конспект различных запахов, чтобы он мог передвигаться вслепую.

И чтобы он мог отследить, кто еще передвигался подобным образом.

Кто-то, кто организовал эту темноту. И Эдуан знал, что это было связано с девушкой по имени Сафия. Ее запах начал исчезать.

Там был еще кто-то, с едким запахом сражений и пушек. И кто-то третий, кто пах горными вершинами… и сожженными трупами.

На ощупь он отправился к ближайшему выходу. Он должен был удержать в носу запах той девушки…

Лампы вспыхнули вновь – при помощи сильной магии. Облегченные всхлипы и вздохи долетали сквозь стены, и лучики желтого света проникали сквозь смотровые глазки. Эдуан бросился к ближайшему, и его взгляд устремился туда, где, как говорила ему магия, будет девушка. Пространство было пустым. Совершенно пустым. Там, где стояла девушка… она была все там же. Она не двинулась с места и была возле Леопольда. Эдуан учуял ее. Это был запах елей и снега, яблоневых садов и овечек.