Цветы для Чирика - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Название: Общероссийское общественное объединение „Общественная комиссия содействия правоохранительными органам по борьбе с организованной преступностью и коррупцией“.
Статус: Общероссийский.
Общественно-правовая форма: Общественная организация.
Вид: Комиссия.
Основные цели деятельности: Консолидация широкой общественности на содействие…».
И так далее, сказал себе Куделькин.
Ему было отчаянно плохо.
Пока он не держал удостоверение Зимина в руках, он на что-то надеялся. Теперь надеяться было не на что.
Пнуть его? – с равнодушием отчаяния подумал он, еще раз взглянув на спящего, удовлетворенно похрапывающего бомжа.
Не стоит…
Неторопливо, но споро поднявшись по каменным ступеням лестницы на площадь к автостоянке, Куделькин коротко указал молчаливому сержанту-казаху с русской фамилией, куда следует подогнать машину, и снова вернулся к спящему Груне.
Иногда на переходной мост поднимались люди.
Никто не обращал никакого внимания ни на бомжа, ни на сидящего рядом с ним человека в штатском.
С помощью сержанта Куделькин рывком поднял с земли сонно бормочущего, но не брыкающегося пьяного бомжа и бросил его на заднее сиденье машины.
Весь салон заполнили сложные запахи.
Молчаливый сержант ухмыльнулся, но ничего не сказал.
– Трогай, Лапшин, – приказал Куделькин. – Видишь, на траве оборванцы валяются? Кровь горячая. Проснутся, поднимут шум.
– Куда, Юрий Иванович?
– В тихое место… Ну, хотя бы к новому мосту…
Сержант понятливо кивнул.
– Во!.. – уже на ходу очнулся Груня.
И осоловело открыл глаза.
И, кажется, что-то такое осознал сразу.
Не первый раз, наверное, попадал в казенную машину.
Правда, не в такую комфортабельную.
– Это чего ж получается, граждане начальники?.. – сразу заныл он, приглядываясь. – Я ж не лупень, бяки-козлики… Куда едем?..
– А куда лучше? – спросил Куделькин.
– А на Владимирскую!.. – пьяно обрадовался Груня. – А к Ивановым… Которые не братья…
И так же пьяно, но, кажется, действительно понемногу приходя в себя, объяснил:
– Ивановы, они не братья… Они просто Ивановы… Так получилось… Один молчит, другой болтает, а третий, я вам скажу, такое вдруг выбросит!.. Или поехали к Кольке-Недопырке… – бессмысленно предложил Груня. – Мне Колька обед обещал…
Сержант Лапшин, не оборачиваясь, ухмыльнулся.
– Чего это ты обедаешь у какого-то Недопырки? Ты ведь полковник? – сухо спросил Куделькин и посоветовал сержанту: – Давай зарули на свободную обочину… Съезжай прямо вниз… Чтобы шум стоял от машин… Вот, – одобрил он, когда «Волга», глухо рыча хорошо отрегулированным мотором, плавно скатилась на шумную обочину. – Здесь нас никто не услышит. Тормозни и приоткрой дверцу. Дышать невозможно
– Это где ж мы?.. – удивился Груня.
– Это мы в хорошем месте, господин полковник, – все так же сухо объяснил Куделькин, прикидывая, как удобнее начать разговор.
– Бить будете?
– По возможности нет, господин полковник.
– А чего тогда? – еще больше удивился Груня.
– Мы, господин полковник, будем тебя расспрашивать. Просто расспрашивать. Но подробно.
– Ну я и говорю, бить будете, – укоризненно выдохнул Груня. И предупредил: – Меня нельзя бить. Казенное я лицо.
И нагло спросил:
– Выпить есть?
Крайне неохотно Куделькин вынул из кармана плоскую стеклянную фляжку с остатками дагестанского коньяка. Ему не хотелось бить Груню. Ему все осточертело. Пусть пьет, если ему от того легче. Он снова вдруг вспомнил лейтенанта Гродникова и ему стало еще хуже.
– Глотни, глотни, господин полковник… – сухо предложил он, протягивая Груне фляжку. – Освежи голову… Может, тогда разговор окажется покороче…
– Это как? – диковато покосился Груня на Куделькина.
Видимо, Груня уже что-то соображал, пришел немного в себя, потому что не дергался и не пытался выскочить из стоявшей в кустах на обочине с раскрытыми дверцами «Волги».
– Я тут кое-что выгреб у тебя из кармана… Ну, пока ты спал… – как бы неохотно показал Куделькин целлофановый пакет. – Ну, документишки разные… Немножко деньжат… Все твое?..
– А то!
– А на фотографии ты что-то не похож, господин полковник.
– Товарищ полковник… – с фальшивой гордостью дернулся и с такой же фальшивой и пьяной строгостью поправил Куделькина бомж. – Какой я господин?.. Я товарищ…
– Ну, товарищ так товарищ. Какая разница?.. Только, товарищ полковник, не похож ты на свою фотографию. Какая-то она не совсем такая.
– А то! – все с той же фальшивой гордостью возразил бомж. – Как иначе? Я ж еще молодой на той фотке.
И обеспокоено стрельнул мутными глазами на тяжелый затылок молчаливого сержанта-казаха, сидящего за рулем, а потом так же обеспокоено перевел взгляд на равнодушное лицо Куделькина.
– Говорят, у тебя и валюта имеется, товарищ полковник?
– А то!.. Мы с удовольствием…
И жадно присосался к фляжке.
Все же Груня плохо соображал.
Пропала фляжка, брезгливо подумал Куделькин. Стеклянная, а все равно пропала. Придется выбросить. Ну и хер с ней. После Груни и стеклянную не очистишь.
– За приятное знакомство, – снова обеспокоено стрельнул глазами Груня.
И прильнул к фляжке.
– Ну, хватит, товарищ полковник, – приказал Куделькин. – Мне лично приятности наше знакомство не доставляет… Чем быстрей мы покончим с нашим знакомством, тем лучше будет для каждого…
И преодолевая брезгливость, дотянулся правой рукой до телогрейки, сильно встряхнул бомжа:
– Где взял валюту и документы?
– Не знаю, – уверенно ответил Груня.
– А ты подумай.
– Не знаю.
– Ты хорошо подумай.
– А чего такого?.. – подумал, наконец, Груня. И все с той же непонятной уверенностью ответил: – Купил…
Наверное, Груне показалось, что Куделькин потрясен его ответом, потому что все с той фальшивой, даже с демонстративной гордостью, уже окончательно приходя в себя от коньяка и смутного беспокойства, Груня нагло добавил:
– Настоящие документы! Без подделки!
– Я знаю, что настоящие, – негромко согласился Куделькин, вытирая руку носовым платком. И попросил: – Положи фляжку на сиденье. Да закрути, закрути пробку. Коньяк проливается. А теперь дай руку.
– Погадаешь, что ли? – нагло поинтересовался Груня.
– Погадаю, – согласился Куделькин и задумчиво взял в свою руку протянутую ему руку бомжа.
Рука Груни оказалась грязной.
Черные полукружья обгрызенных ногтей давно нуждались в чистке.
Левая ладонь когда-то была обожжена, на ней явственно выделялись светлые пятна.
– Ошпарился?
– Было дело. В бройлерной однажды уснул.
– В бойлерной?
– Какая разница?
– Действительно… – усмехнулся Куделькин. – Всякое случается…
– А теперь слушай меня внимательно, товарищ полковник… – немного помолчав негромко и нехорошо сказал Куделькин, даже молчаливый сержант за рулем напрягся. – По документам, товарищ полковник, которые я нашел в твоем кармане, проходит мой друг… Мой хороший друг… Совсем недавно, товарищ полковник, этот мой старый друг исчез в аэропорту Толмачево. Сошел с самолета и как сквозь землю провалился. Вот просто так. Сошел и как сквозь землю провалился… Поскольку моего друга до сих пор пока не нашли, значит, о его местонахождении знаешь только ты, товарищ полковник, поскольку никакой дурак, даже самый отъявленный, такими документами, как у моего друга, торговать не станет… Еще при моем друге были деньги… В валюте… Какую-то часть ты, наверное, уже спустил, но это не страшно… Если ты мне, товарищ полковник, скажешь прямо сейчас совершенно честно и прямо, где находится мой потерявшийся друг, я, товарищ полковник Груня, даже оставлю тебе некоторую часть найденных тобою денег… А, возможно, даже отпущу тебя…
– Так мне ж знать откуда?.. – взвился Груня. – Я ж купил!..
– Заткнись и слушай, – негромко оборвал Груню Куделькин. – Отвечать начнешь, когда я скажу… Мой друг полковник Зимин был совершенно особенный человек… У такого человека нельзя просто так отобрать или купить документы… У живого нельзя… – пояснил Куделькин таким тоном, что даже молчаливый сержант Лапшин снова заерзал за рулем. – Я тебе так скажу, товарищ полковник… Если ты прямо сейчас отвезешь нас в нужное место и выведешь меня на моего потерявшегося друга, я тебя, может, отпущу… И никто не будет тебя искать… Обещаю… Живи, хер с тобой… В конце концов, я тоже человек и понимаю, что неприятности моего друга начались не с тебя… Но ты сейчас единственный, кто знает, где надо и нужно искать моего пропавшего друга…
– Да я…
Куделькин внимательно посмотрел в глаза Груне и несильно двумя пальцами сжал его запястье.
Бомж завопил.
Это был страшный животный крик и пена выступила на узких синеватых губах Груни, как совсем недавно такая пена выступала на губах Кольки-Недопырки. Только в отличие от Недопырки, Груня ни на секунду не терял сознания. Он только дергался, как паралитик, не имея сил вырваться. Он только пускал пену и вопил. Причем так, что молчаливый сержант, не оборачиваясь, напомнил: