Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов

Это не только про странствующих студентов. С некоторых пор это и про него. Один из непреложнейших заветов монашества им нарушен. Спасибо студентам, научившим его, где человек бедный, но молодой и пылкий, может найти подругу, которая ни на что, кроме любви, не рассчитывает. Были веселые похождения, было приятельство со студентами — дружбой его не назовешь, слишком шумны и беспечны новые знакомые.

Кампанелла познакомился в Падуе с Галилео Галилеем. Галилей на четыре года старше Кампанеллы. Он начинал с медицины, но увлекся механикой и математикой, первые уроки которых ему поначалу приходилось брать втайне, дабы не вызвать отцовского гнева. Но он добился своего. Ему было всего двадцать два года, когда его первые ученые труды, еще не напечатанные, стали известными среди знатоков. Ему было двадцать пять, когда он стал профессором математики в Пизе, правда, на нищенском жалованье. Галилей бедствовал. Потом он переехал в Падую. Здесь он занял кафедру математики, получил наконец хорошее жалованье и скоро прославился. Он занимался математикой, механикой, астрономией, размышлял о первопричине движения, наблюдал движения небесных светил. Был тонким знатоком поэзии и любителем музыки. Нет, еще не совсем закатилось солнце эпохи Возрождения, если на его закате рождаются такие универсальные гении. Галилей, несмотря на молодость столь много успевший, знаменитый, заинтересовался Кампанеллой, его притягивал полумонах-полустудент с грубым, простонародным лицом. Он любил учить, а Кампанелла — учиться. Знаменитый ученый и почти безвестный странствующий, чтобы не сказать беглый, монах сблизились.

Но больше всего подружился Кампанелла с двумя неразлучниками — Джамбаттистой Кларио и Оттавио Лонго да Барлеттой. Кларио — известный медик. Он много путешествовал по Европе, одно время был лейб-медиком эрцгерцогини Марии Габсбургской, потом вернулся в Италию, поселился в Падуе, больше прежнего увлекся науками. Кларио носил круглую шапку и плащ, как принято у медиков в немецких землях, но из-под шапки выбивались длинные ухоженные волосы, а под плащом виднелась тонкая куртка, кружевная рубашка, как подобает итальянскому «джентильуомо» — человеку благородному, щеголю. У него были сильные ловкие пальцы. Разговаривая, Кларио постоянно вязал узелки на льняных нитках — упражнение хирурга. Знакомство перешло в приязнь. Когда Кларио вручили диплом доктора Падуанского университета, он пригласил Кампанеллу в свидетели. Тот явился на торжественную церемонию в одеянии студента. «Друзья моих друзей — мои друзья». Следуя этой старой поговорке, Кампанелла подружился с Лонго — постоянным спутником Кларио. Оттавио Лонго был весел, учтив, обходителен. Светлая бородка опушала тонкое лицо. Он походил на молодых людей с портретов Тициана. Знал это и старался подчеркнуть такое сходство.

Жить приходилось всяко — на доброхотные даяния, уроками, если подворачивались, перепиской.

Но главное — ученые занятия. Кампанелла трудился неутомимо. Он восстановил по памяти украденные рукописи — адская работа! — начал писать «Новую физиологию», переделал старое сочинение «О смысле вещей», принялся за книгу с дерзким названием: «Апология Телезия».

Когда только он все это успевал? Студенты проводили долгие часы за трапезами, в болтовне, за игрой в кости и карты, подолгу сидели на нагретых солнцем камнях, глядели на прохожих, дремали, сплетничали. Готовый часами толковать о философских проблемах, он томился, если беседа шла о пустяках. Разговоры, как стричь волосы, носить бороду или не носить, споры о покрое куртки и ширине штанов казались ему чепухой. Столько книг надобно прочитать и столько написать, столько загадок разгадать, столько заблуждений оспорить! Каждый день следует жить так, будто он — последний. Если день не родил новой мысли и новой строки, он убит. Геракл не позволял себе передышек.

Кампанелла жил в обители святого Августина. Генерал доминиканского ордена, второе лицо после папы, объезжая свою округу, соблаговолил остановиться в ее стенах. Молодые монахи, имевшие основания не любить орденского генерала, ворвались к нему в келью и оскорбили его. Трясясь от страха, настоятель послал за стражниками. Схватили и невиновных. Кампанелла снова оказался за решеткой.

Он знал зачинщиков происшествия, но не назвал их, чтобы обелить себя. Быть наушником гнусно! Кампанелла твердил одно и то же. Спал. Ничего не видел. Ничего не слышал. Ничего не знает. Это подтвердили соседи по келье. После кратковременного заключения его отпустили. Больше он в монастырь ни ногой.

Кампанелла решил снять монашеское одеяние. Никому из орденского начальства о том не говоря, он записался в университет как испанский студент, стал посещать лекции. А поселился в одном из самых бедных домов города Падуя. Ему нужен стол, табурет, светильник. Спать можно и на полу. Можно обитать в бочке, как Диоген, а в голове держать Вселенную. Но размышляя о Вселенной, он не забывал Италии. Он вспоминал Дионисия и лучше, чем прежде, понимал друга. Того терзало, что их родина, великая страна, превращена в лоскутное одеяло. За время странствий Кампанелла узнал, как живется в разных ее землях. Невеселыми были эти наблюдения. Страна расколота, разорвана, растерзана. Части ее враждуют между собой, как возненавидевшие друг друга дети одной матери. На севере — Венецианская республика, в Средней Италии — Тосканское герцогство. Земли от Равенны на севере до Сполето на юге — владения папы. На самом юге — Неаполитанское королевство, где уже много лет господствуют испанцы. А еще есть городские республики, самостоятельные сеньории, маркизаты. Всюду свои властители, свои законы, свои пошлины, свои разбойники. И очень схожие беды. Всего больнее думать о его родной Калабрии. На ее земле хозяйничают испанцы; на ее берега нападают пираты. Край беднее и беззащитнее всех других итальянских земель. Простым людям нет житья от междоусобиц провинциальных баронов и знатных дворянских родов. В своих владениях господа чинят неправый суд и скорую расправу. В Неаполе при дворе все важные посты захватила испанская знать. Что ей до судьбы Калабрии! А местных уроженцев к управлению Калабрией не допускают.

В тесной комнате за шатким столом, заваленным книгами и рукописями, с рассвета и до тех пор, покуда в чадном светильнике есть масло, трудится человек, который задумал переделать жизнь. Молодой ученый, живущий в жалкой лачуге среди падуанской бедноты, бедный последней степенью бедности, автор одной-единственной напечатанной и многих ненапечатанных книг, подозреваемый в ереси, пишет «Речи к итальянским государям». Простодушно верит: если привести государям разумные доводы, они согласятся покончить с распрями, объединят силы, возродят Италию как единое государство. Кто возглавит его? Кто, как не наместник Христа на земле — папа? Пусть станет председателем итальянского выборного сената из самых мудрых, самых добродетельных, самых бескорыстных мужей. Что возразишь против столь прекрасного, разумного плана? Он восстановит государственное величие и гражданские добродетели Великого Рима. Сколько мыслителей после Кампанеллы будут повторять его ошибку, полагая, что достаточно привести сильным мира сего убедительные доводы, чтобы они вняли им…

Кампанелла пылко прочитал друзьям свое сочинение. Оттавио Лонго скучал. Кларио отозвался с улыбкой:

— Нас вы убедили, Томмазо. Убедите князей и папу!

Легко сказать… Пока что он не может убедить ни одного типографщика, чтобы тот напечатал его трактат.

Скоро стало не до размышлений о том, как издать новое сочинение Кампанеллы. Донесся слух: все сочинения Телезия не то уже запрещены, не то будут запрещены в ближайшее время. И старый трактат Кампанеллы «Философия, доказанная ощущениями», и незавершенная «Апология Телезия» сразу станут еретическими. О печатании не приходится и думать. Хорошо бы не пришлось держать за них ответа. Почему же за них? Ведь «Апология» еще не издана? Да, но наброски к ней похищены в Болонье. Стороной Кампанелла узнал: Конгрегация Индекса занимается и его рукописями. Читать и судить неопубликованные наброски, незавершенные записи, похищенные предательским образом? Какая низость!

Но не обратишься же в Конгрегацию с протестом.

Ужасно знать, что против тебя что-то готовится, и не иметь возможности ничего сделать! Ну что ж! Если он не в силах отвратить нависшую над ним угрозу, он будет продолжать работать. Он не позволит страху овладеть собой.

Глава XXV

Кларио до поздней ночи засиделся у Кампанеллы. В своем дорогом наряде, с ухоженными, чуть подвитыми и надушенными волосами, при всем изысканном благородстве облика, он хорошо чувствовал себя в лачуге, где разило бедностью. На этот раз Кларио принес показать другу сочинение римского ученого Плиния о медицине.

Какие немыслимые советы давал этот человек! Одно его извиняло: он не был медиком сам, а собирал рецепты из чужих рукописей.