Пришелец - Александр Волков

Утром и вечером по выстланному досками проходу между скамьями проходили два гардара с глубокими мисками и черпаками на длинных рукоятках. Они черпали из мисок какое-то варево и разливали его в протянутые плошки. Если кто-то не давал своей плошки, его толкали в плечо, и в ответ человек либо просыпался и вскидывался, либо косо валился на скамью. Тогда один из гардаров снизу стучал в палубу рукояткой черпака, и в трюм спускались двое других. На поясах у них висело по два пистолета, — это слово Дильс узнал от прикованного рядом с ним маана; один размыкал замок в конце длинной цепи, пропущенной сквозь кольца на поясах гребцов, другой вытягивал цепь и, освободив кольцо покойника, снова продевал цепь сквозь кольца всех каторжников.

Труп поднимали на палубу, и вскоре за бортом слышался резкий короткий всплеск — погребение свершилось.

Испражнялись прикованные на месте, сквозь дыры в скамьях, в полость наклонного, прогнившего от мочи деревянного желоба.

Каждый день при первом проблеске света в уключине маан, сидевший рядом с Дильсом, ногтем процарапывал зарубку на ребре скамьи. Когда они с Дильсом кое-как поговорили, с трудом припоминая слова, слышанные тем и другим во время прихода послов, и Дильс спросил, как долго они плывут, маан, назвавшийся Фарлом, провел загрубевшей от весла ладонью по зарубкам и сказал: «Двадцать восемь лун». Еще он рассказал Дильсу о том, что кассы, разорвавшие между березами молодого Тьорда, но так ничего и не узнавшие от него, дошли-таки до пещеры кеттов, но потом вернулись, опасаясь засухи и лесных пожаров. Вернулись злые, с пустыми руками, и, чтобы хоть как-то вознаградить себя за неудачу, отобрали самых красивых и сильных юношей и девушек и погнали их через степь, привязав по три-четыре человека к лошадиным хвостам. Еще Фарл сказал, что по степи они шли пятнадцать лун, пока не увидели впереди высокие, сложенные из камней стены.

— Огромная стоянка! — возбуждено шептал он на ухо Дильсу, перекрывая скрип весел и шум волн. — Много людей, лошади, лавки, площадь, базар, много шума, красивые наряды, женщины, воины, много разной еды!..

Услышав незнакомое слово, Дильс как мог подробно расспрашивал Фарла, что оно значит, и постепенно перед его глазами нарисовалась фантастическая картина: высокий помост посреди площади, окруженный пестрой, орущей толпой, торговцами, канатными плясунами… Фарл говорил, что захваченных рабов продавали по одному, выводя их на помост и называя цену. Торговцы перед помостом суетились, толкали друг друга, поднимались по деревянным ступеням, осматривали зубы пленников и легонько покалывали их мышцы наконечниками стрел.

Так продолжалось весь день: кассы привели много пленников, и очередь до маанов дошла только к вечеру. И тут на площади появились гардары. Целый отряд на отличных тонконогих лошадях показался из боковой улочки и неторопливо направился к помосту. Всадники ехали прямо на толпу; та пятилась и раздавалась в стороны, потому что специально обученные кони гардаров с силой били своими маленькими, но твердыми, как алмаз, копытами тех, кто не успевал отскочить.

Главный, подъехав к самым мосткам, оказался почти вровень с досками и потому, не сходя с коня, указал на выставленного на продажу пленника длинным тонким клинком. По знаку касса тот приблизился к краю мостков, и гардар легко и молниеносно коснулся его плеча острием шпаги. Пленник вздрогнул, его рука мелькнула в воздухе, и переломленная шпага отлетела далеко в толпу.

— О-хо-хо! — захохотал гардар, откинувшись в седле. — Мне говорили о ловкости этих дикарей, но я думал, что это сказки!

Он сделал едва заметный знак одному из стоящих за ним всадников, тот спешился, исчез в толпе, протиснулся к одному из птичьих торговцев, и в то же мгновение над толпой свечкой взвился радужный фазан. Гардар выхватил из-за пояса пистолет, грохнул выстрел, и фазан, сложив крылья, упал на помост к ногам пленника. Гардар опять захохотал, но на этот раз его смех звучал угрожающе.

— Сколько ты хочешь? — спросил он касса, стоящего на углу помоста с маленьким молоточком в руке.

— Двадцать динаров, — сказал тот и стукнул молоточком по блестящему кругу, подвешенному на веревке. Удар прозвучал и замер в пыльной душной тишине вечерней площади.

— Я покупаю! — громко сказал гардар, подбрасывая на ладони маленький кожаный мешочек.

— Двадцать один! — раздался чей-то крик из толпы.

— Двадцать один! — повторил касс и опять стукнул молоточком по круглой тарелочке.

— Сколько их у тебя? — спросил гардар. — Я имею в виду пленников?

— Двенадцать, — сказал касс, — пять девушек и семь молодых мужчин.

— Покажи всех! — не сказал, а уже почти приказал гардар, положив ладонь на рукоятку второго пистолета.

Касс опасливо поморщился и оглядел толпу, как бы что-то высматривая в ней. Затем сделал знак кому-то стоявшему за помостом, и по лесенке на мостки поднялись еще одиннадцать пленников. Перед тем как вывести их на продажу, кассы обтерли их загорелые тела маслом и дали по несколько глотков горькой темной жидкости, так что пленники выглядели хоть и несколько исхудавшими от долгого перехода, но жилистыми и даже злыми; злость сверкала в их расширенных и темных, несмотря на яркое солнце, зрачках.

— Хороши! — Гардар резко обернулся на седле к своей свите, так что пышные черные перья на его широкополой шляпе вздрогнули и заколыхались над головой. — Эти узкоглазые, как всегда, опоили их какой-то дрянью! — продолжил он, привставая на стременах и вглядываясь в зрачки стоящего на краю помоста пленника. — Покупаешь, а через пару часов они начинают корчиться в судорогах!

Он говорил уже довольно громко, обращаясь ко всей толпе и как будто даже стараясь, чтобы его голос достигал самых отдаленных уголков площади.

— Так сколько ты за него просишь? — опять обратился он к торговцу.

— Двадцать один динар давал за него вот этот почтенный господин. — И касс учтиво указал молоточком в толпу.

— Да? — как будто даже удивился гардар. — Что ж, пусть забирает — это хорошая цена за обтянутый кожей и опоенный опиумом скелет! Пусть берет, да заодно купит лопату, чтобы было чем копать могилу, когда эта обтертая маслом падаль испустит дух!

Но никто не откликнулся и не вышел из толпы в ответ на этот призыв.

— Двадцать один! — громко, но уже не совсем уверенно повторил торговец и стукнул молоточком по тарелочке. — Двадцать один — раз! Двадцать один — два!..

— Восемнадцать! — с усмешкой перебил его гардар, тряхнув перьями на шляпе.

Толпа молчала; никто не называл своей цены.