Настоящие сказки Шарля Перро - Шарль Перро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но фея тут ей прошептала:
«Сейчас же нужно попросить
Ещё один наряд (вам одного ведь мало),
Пусть месяц он затмит красою небывалой;
Такого уж ему не сшить»!
Чуть выговорила инфанта это слово,
Король искусникам кричит:
«Пусть лунный свет оно красой своей затмит,
Через неделю всё чтоб было мне готово!»
Четыре дня прошли работы, суеты —
Готов наряд такой чудесной красоты,
Что даже полночью, когда всё небо млеет,
Не так луна горит, сияя серебром,
В прозрачной вышине, в мерцанье голубом,
Где звёздный блеск пред ней бледнеет.
Глаз отвести нельзя, уж так оно блестит,
Но как же быть? Инфанту горе мучит,
Но крёстная опять принцессу учит,
А та отцу, волнуясь, говорит:
«Да, поработали игла и веретёнце!
Но я ещё наряд хочу, чтоб был, как солнце.
Такой же ярко-золотой».
Король, помешанный на страсти роковой,
Зовёт тут мастеров, кричит и багровеет:
«Пусть это платье солнца цвет имеет,
А в золоте парчи должны во всей красе
Гореть алмазы… Ну, а если не сумеют,
Придётся умереть им всем на колесе».
Напрасно·он грозил им казнью и геенной,
Искусны были мастера,
Наряд ему несут бесценный
Назавтра с самого утра.
У златокудрого любовника Климены,
Когда своей дорогой в небесах
Несётся в колеснице драгоценной,
Такого блеска нет в сияющих очах.
Инфанта обмерла, тоска ей сердце гложет,
Отцу словечко вымолвить не может,
А крёстная тихонько на ушко
Ей говорит и руку жмёт при этом:
«Мы уж зашли довольно далеко,
Но что за чудо перед белым светом?
Подарки эти он за деньги приобрёл:
В конюшне у него стоит осёл,
Который золотом его ссужает;
Пусть он его убьет и кожу вам отдаст.
Всё от осла он получает,
И зверя за любовь он не продаст!»
Была учёной эта фея,
А всё ж ей было невдомёк,
Что ежели кому любовь всего милее,
Тому ни золото, ни серебро не впрок.
Едва о том они заговорили,
Почтительно пажи ей кожу притащили.
Инфанта так была поражена,
Что в ужасе расплакалась она
И стала клясть судьбу да долей огорчаться,
А фея ей: «Судьба не так страшна;
Кто делает добро, не должен тот бояться.
В согласье дочери пускай поверит он
И тешится мечтою ложной,
Что к свадьбе никаких уж больше нет препон,
Но в этот самый миг, единственно возможный,
Ей надо скрыться: в даль и поскорей,
Чтоб избежать беды,·что угрожает ей».
«И вот, – добавила, – ларец весьма приметный,
Положим мы в него сейчас
Наряды, зеркало, ваш столик туалетный,
Рубины, жемчуг, хризопрас,
Ещё подарок незаметный, —
Вот палочка моя. Держа её в руке,
Идите, а ларец пойдёт невдалеке,
Идти он будет под землёю,
А если нужно будет вам
Открыть его, махните лишь рукою,
И он немедленно представится очам.
А чтобы стража не узнала,
Ослиной кожею прикройтесь вы сначала,
Закутайтесь в неё вы с головой;
Поверить можно ль, чтоб страшилище скрывало
Красавицу такую под собой?»
Ослиной кожею одета,
Идёт она бродить по белу свету;
Синеет утро над рекой.
Тем временем король спокойный,
В мечтах имея пламень знойный,
С испугом узнаёт про горький жребий свой.
Бегут искать её. Дома, поля, дороги
Они обшаривают, – нет!
Пропал инфанты милой след.
Что предпринять – не знают, и в тревоге,
В отчаянье, в тоске поник придворный мир.
Где свадьба? Где веселый пир?
Не будет ни драже, ни торта,
Грустит и шепчется придворная когорта;
Суп страшно был пересолён;
А пуще всех вздыхал кюре в истоме жаркой —
Позднее всех обедал он
И – худшее из зол – остался без подарка.
Принцесса бедная куда глаза глядят
Плетётся, с головой закрыта грязной кожей,
Стараясь по пути у всех подряд
Найти себе. приют да и работу тоже.
Но с кем ни пробует она заговорить,
Как глянут на неё, везде одна невзгода:
И слушать не хотят, не то что в дом пустить
Такого грязного урода.
Идёт всё далее и дале и оп ять
Всё дальше. Наконец ей кто-то: «Эй, постой-ка!
На мызе[38], надо полагать,
Понадобилась судомойка».
Спины не разогнёшь: то тряпки постирать,
А то корыто свиньям убирать,
И день-деньской торчать за печкой грязной.
А дворня зубы скалит неотвязно,
Насмешничают то и знай,
Бранят ослиный малахай,
А ей, бедняжке, это непривычно;
Сиди, да слушай то да сё,
Обидны да и неприличны
Их шутки сальные и крепкое словцо.
Зато на праздниках жила она отлично:
Бывало, сделает нехитрые дела,
Да и пошла к себе, каморку заперла;
Осмотрится кругом – и свой ларец откроет,
Поставит зеркало поверх горшков,
Забудет страшных мужиков,
Наря́дится и личико умоет.
То платья лунного блестит голубизна,
То в солнечной парче пред зеркалом она, —
Как хочешь, так и позабавишь
Себя наедине, не то что там в углу.
Одно досадно ей, никак тут не расправишь
Огромный пышный шлейф в каморке на полу.
А глянет в зеркало – свежа, бела, румяна,
Такой беляночки другой и не найти,
И легче в будни чёрный труд нести
Да красоваться в этой коже рваной.
Но рассказать забыл вам я:
На мызе, где ей приютиться
Пришлось, для кухни короля
Той стороны, где быть нам не случится,
Водилась редкостная птица.
Цесарок, уток, лебедей
Стада отменные жирели на покое,
Полтысячи пород, а может, больше вдвое;
Откармливали их как быть нельзя жирней
И на десять дворов готовили съестное.
Сын короля заглядывал сюда
