Дети песков (СИ) - Маркелова Софья

— Будь же храброй, моя дочь. Пусть жар солнца и ветра пустынь не сломят тебя. Продолжай идти, даже когда силы закончатся. Найди и принеси домой цветок пустыни, — правительница говорила все это для народа, но ее глаза были направлены только на Лантею. — Как и положено по обряду, ты возьмешь с собой лишь воду и нож.

Мериона забрала из рук своей верной прислужницы Дайвы небольшой кожаный бурдюк и простой костяной нож. Она приблизилась к сестре и протянула ей необходимые вещи.

— Я возьму свой клинок, — сказала, как отрезала, Лантея, забирая только бурдюк. — С разрешения матриарха, конечно.

Девушка вопросительно посмотрела на правительницу, указывая на зеленоватый стеклянный нож, подаренный недавно братом и висевший у нее на поясе. Мать величественно кивнула. Мериона же только хмыкнула, окинув внимательным взглядом рукоять оружия, будто знала, чье имя было на ней высечено, и вернулась на свое место по правую руку от матриарха, даже не пожелав сестре удачи.

После этого служители двух мольбищ в белых и серых одеяниях по очереди окурили чашами с дымящимися травами отправлявшуюся на испытание хетай-ра. Они бормотали молитвы и призывали богиню одарить Лантею своей милостью, обрызгивая девушку каплями воды из стеклянных кубков с помощью крупных кистей, перевязанных темными лентами. Едва жрецы закончили свои обряды, как матриарх продолжила:

— Ступай же, Лантеялианна. Заслужи благословение Эван’Лин, добудь цветок и вернись домой с победой. Помни о том, кто ты есть. Докажи, что ты достойная дочь правительницы Третьего Бархана!

Мать вскинула руки над головой. Складки ее одеяния волнами спадали к ногам, по шелковой ткани метались неяркие отблески света, испускаемого грибами и светлячками, и этот калейдоскоп цветных бликов завораживал всех хетай-ра. Присутствовавшие, которых стало гораздо больше на площади с начала церемонии, встретили последние слова властительницы бурным ликованием.

Лантея быстро стиснула ладонь Аша на прощание, кивнула брату и двинулась сквозь толпу к покатой рампе, ведущей наверх. Девушка долго поднималась по ней, ни разу даже не оглянувшись на раскинувшийся внизу город — так расставаться с домом было куда проще. Все провожали ее молчанием, никто не шептался и не уходил, пока маленькая фигурка не прошла сквозь стеклянный купол. На мгновение открывшийся проход мигнул ярким солнечным светом и сразу же закрылся обратно, вновь погрузив всю рыночную площадь в полумрак.

Профессор почувствовал, как беспокойство за судьбу спутницы охватило его душу беспросветной мглой, свернувшись где-то под сердцем маленькой скользкой змеей.

Глава пятая. Да не ослепит свет

Секта тхаги поклоняется ночному облику Многоликой Матери, облику запретному и во многом таинственному. На их изображениях Эван’Лин скрыта под покрывалом, дабы тхаги не могли наблюдать за ее ночным преображением, а богиня не видела темные дела, что свершает секта после захода солнца. Они известные душители, и их мастерство очень востребовано по всех полисах: важно не поскупиться, и тогда тхаги беспрекословно устранят любого хетай-ра, затянув на его шее свой карминовый платок.

Убийца Беаранта «Холодная длань»

Сразу же после закрытия прохода Манс взял профессора за запястье и кивнул в сторону выхода из круглой пещеры. Ашарх достал словарик, написанный Лантеей вечером, и отыскал в нем строку «Горячие источники», но сын матриарха только отрицательно покачал головой.

— Ewan’Lin, — четко проговорил юноша и снял с пояса небольшие песочные часы.

Преподаватель вспомнил, что иногда видел свою спутницу как раз с похожими часами, когда она обращалась к богине. Видимо, в Бархане наступило время для утренней молитвы.

Манс нырнул в темноту главного коридора и через четверть часа действительно привел своего подопечного в мольбище Младенца, которое находилось в соседней от дворцовой залы пещере. Во время первой прогулки по Бархану девушка так и не показала это место профессору, сославшись на то, что храм хетай-ра обычно был заполнен народом с утра, но Манса это, видимо, никак не останавливало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Здание мольбища оказалось очень неброско оформлено снаружи — голые шершавые стены, грубо прорезанные в толще камня окна и плоская крыша. В отличие от дворца, здесь отсутствовали резные рельефы, скульптуры или балкончики, да и само строение было совсем невысоким, одноэтажным. Ашарх сразу же вспомнил, как величественно и богато украшали храмы в Залмар-Афи. Там, чем крупнее было здание и роскошнее внутреннее убранство, тем сильнее, считалось, верующие выражали свою любовь к богу.

Когда Манс завел своего спутника внутрь мольбища, то преподаватель не почувствовал в этом месте ни святости, ни религиозного трепета. Сероватые стены были покрыты древними фресками, где везде мелькало изображение уродливого младенца и высохшей старой женщины. Лицо богини смотрело на верующих сурово и холодно. Само же помещение казалось тесным, а низкий потолок словно давил на голову. На полу недвижимыми фигурами замерли молившиеся хетай-ра в земном поклоне. Перед каждым из них стояли маленькие песочные часы, которые отмеряли время. Как только песок заканчивал сыпаться, то жители поднимались на ноги и молча уходили из мольбища.

Ашарх встал у стены, почти у самого выхода, чтобы никому не мешать, пока Манс молился. Часы отмеряли всего несколько минут, которых, видимо, должно было хватить, чтобы восславить Эван’Лин и попросить ее о милости. Профессор неуютно чувствовал себя в этом месте. С одной стороны, ему было неудобно, что он зашел в храм чужого божества и просто праздно осматривался в нем. С другой стороны, в свои годы преподаватель еще не нашел ни единого подтверждения существования бога или хотя бы намека на присутствие божественного замысла в своей жизни, а поэтому весьма скептично стал относиться к любой религии. Он давно понял, что мир наводнен жестокостью и несправедливостью, которую не останавливали ни молитвы, ни жертвоприношения, ни походы в храм. Значит, боги или не хотели, или не могли все это остановить. Либо их никогда и не существовало.

Скоро Манс закончил молитву, и спутники в молчании покинули тесное мольбище, куда постепенно прибывало все больше и больше хетай-ра. Город понемногу просыпался, и его жители перед началом рабочего дня спешили восславить свою богиню, разрозненными потоками стекаясь в храм из Муравейника или с рыночной площади.

Юноша, сверившись со своими записями, сразу же уточнил, было ли у Аша еще желание посетить источники. Получив утвердительный ответ, Манс повел своего подопечного в пещеру с озером, по пути заскочив во дворец и захватив вещи для купания.

Горячая вода сняла напряжение последнего дня, и, Аш, чувствуя, как расслаблялось его тело в теплых потоках, поймал себя на мысли, что так легко можно было привыкнуть к подобной роскошной жизни. Есть деликатесы в дорогих ресторан, каждый день купаться в горячих источниках, проживать во дворце и ни о чем не заботиться. Лантея ведь предлагала ему подобный шанс — остаться с ней в Бархане, помочь воплотить в жизнь ее планы и не знать больше проблем, доверившись дочери матриарха. И что-то безмерно притягательное было в этих сладких мечтах.

В этой части города так рано утром жителей практически не было, и мужской берег пустовал. Распаренный и расслабленный профессор невольно подумал о том, что это был крайне удачный момент и место для того, чтобы его утопили. Свидетелей не было, да и плавать Ашарх не умел. Если кто-то хотел избавиться от пособника Лантеи, то действовать стоило именно сейчас. Но Манс, за которым преподаватель исподтишка следил из-под полуприкрытых век, вел себя на удивление спокойно и даже дружески, пытаясь, напротив, хоть как-либо наладить контакт с человеком, к которому его приставила сестра, а вовсе не убить его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Однако языковой барьер все еще оставался серьезной проблемой, которая заботила обоих мужчин. Они не могли сказать друг другу ни единой фразы, даже самой элементарной, без словарика или десятка разнообразных жестов, а постоянное молчание беспокоило их обоих. В итоге после горячих ванн профессор решил взять инициативу в свои руки и попросил провести его в личную библиотеку матриарха.