Инъекция страха - Александр Щеголев

— А Зои у вас сегодня не было? Вы знаете Зою?

Дребезжание превратилось в визг несмазанных ворот. Знают ли здесь эту торговку поганую?! Не знают и знать не хотят! Сбила Леночку, девочку, с пути истинного, такую художницу угробила — настоящую, как вы все не понимаете?! Это ваша тварь, кошка, змея очкастая…

Откровенно говоря, странная была реакция на простое русское имя «Зоя». Разговор-таки оборвался, не выдержав накала страстей. Андрей перевел дух, положив трубку вслед за собеседницей.

Причем здесь «торговка»? Опять ошибка?

Вторым номером в списке Зоиных подруг числилась детский психиатр из психо-неврологического диспансера. Психиатресса. Маленькая такая, симпатичная, умненькая и ужасно деловая. Деловая — в том смысле, что серьезная, аккуратная, конкретная. Очень нужный человек для семьи, в которой есть ребенок-алалик, а впрочем, ненужных подруг у Зои почему-то не было, так уж складывалось. Именно эта женщина из психдиспансера, кстати, и помогла Зое выйти на логопеда Школьникова, организовала столь важное знакомство с Ефимом Марковичем.

К счастью, она оказалась на рабочем месте. После недолгих извинений, плавно сменившихся игривыми ритуальными двусмысленностями (Андрей был с ней в прекрасных, непринужденных отношениях, включавших в качестве обязательного элемента ничего не значившую пикировку), так вот, после необходимой вводной части он спросил:

— Слушай, тебе Зоя вчера или сегодня не звонила?

Нет, не звонила. Увы, саднящий вопрос остался в ране, чтобы и дальше причинять боль при каждом движении. Не звонила и не приходила, а что случилось? Ничего пока не случилось, просто из Пскова жена выехала, а до дома не доехала. Нормальный муж в такой ситуации обязан волноваться, не так ли? «Я ведь нормален?» «Насчет тебя ничего не могу сказать, я детский психиатр». Все, тема была исчерпана. И что теперь? Как что, говорить тете «до свидания», оставаясь один на один со своим бредом…

— Ты случайно не слышала про Шлему? Чего там у него стряслось?

Нет, и про Шлему она ничего не знает. «А что, Ефим Маркович тоже из Пскова не вернулся?» Удачная шутка. Правда, излишне жестокая — профессионал это сразу сообразил, едва закрыл прелестный ротик. Профессионал спохватился, бросился успокаивать страдающего супруга: мол, существуют тысячи безобидных причин, объясняющих, где и почему Зоя застряла, мол, рано психовать, подожди до завтра и уж потом поднимай панику, но Андрей к ее тысяче объяснений мог бы добавить свое — это не меняло сути дела. Тем более, он вовсе и не страдал! Плюнуть и растереть, понятно?! Проблема состояла в том, что в квартире скопилось слишком много вопросов, ответы на которые жена Зоя увезла с собой. Жаль, нельзя было поделиться этим с симпатичной психиатрессой.

— Тебе, кстати, удобно говорить? — вспомнил он. — Я, наверное, не вовремя…

Все в порядке, подождут в коридоре. Кто? Да родители, притащившие зачем-то своего «лба». Какого? Того, которого кое-кто от армии попросил утаить, диагноз призывнику организовать. «Жаль, что у вас дочка, ребята, вам бы я помогла с бОльшим удовольствием…» «Спасибо, но у нас дочка…» Значит, есть возможность чуть-чуть поболтать? Конечно, есть. Какие там еще проблемы, давай, не стесняйся. Никаких проблем, кроме Зои — вопрос совершенно вбок.

— Ко мне один человек прицепился, — рассказывал, стесняясь, Андрей. — Хороший человек, писатель, детективы пишет. Узнал, что у меня психиатр знакомый, и попросил помочь. Не волнуйся, ему нужна чисто литературная консультация.

Плохо, когда не умеешь врать. Хорошо, когда врешь по телефону и собеседник не видит твоих глаз, не улавливает жесты, способные выдать тебя на невербальном уровне. Андрей придумал несуществующего писателя для того, чтобы его любопытство не показалось слишком уж странным, чтобы поговорить об этом отстраненно, как бы не про себя. И с кем еще ему было поговорить об этом, как не с психиатром-практиком?

— Хорошо, — согласилась женщина, — дай ему мой рабочий телефон. А что он хочет? Может, я ничего такого не знаю, я ведь узкий специалист…

Он, то бишь писатель, интересуется неким характерным феноменом. Дело в том, что человек, попадающий в ситуацию смертельной опасности, начинает испытывать удивительное ощущение, будто… Андрей кратко обрисовал свои симптомы. «Наркоз, понимаешь? Хотя на самом деле не спишь».

Психиатресса все поняла:

— Это состояние называется «дереализацией», есть такой синдром. Только причем здесь опасность? Во время опасности, насколько мне известно, обратный эффект — стресс. По-моему, твой писатель все перепутал.

Андрей уточнил: предположим, ситуация не просто опасная, а такая, из которой нет никакого выхода. Например, когда привязан к столбу и тебя сейчас расстреляют. Когда черное дуло пистолета смотрит тебе в лицо, и вселенская темнота вот-вот понесется навстречу. Понимаешь? Когда ЭТО — неизмеримо больше любых твоих усилий. Мозг облегчает человеку самое страшное, что же тут неправильного?

— Возможно, — согласилась подруга жены. — Ты так красиво рассказываешь, как будто сам все испытал.

Андрей пошел ва-банк: ствол в лицо испытал на себе друг-писатель, еще раньше, а теперь вот решил описать пережитое. Он хочет понять, в чем природа такого феномена, отделение сознания от реальности…

— Состояние «дереализации», я правильно сказал?

— Зачем ему это надо? — Невидимая собеседница очень зримо пожала плечами. — Не знаю, чем я могу ему помочь? Между прочим, у людей, привычных к опасности, ощущения должны быть совершенно другими. У солдат, у профессионалов войны…

— Само собой. — Андрей ответно пожал плечами. — Но, во-первых, он, писатель, выбрал себе в герои простого человека, а во-вторых, такая реакция все-таки имеет место, это же факт! Каков механизм? Биохимический или чисто психологический? Не может ли мозг сам себя одурманивать — например, с помощью желез внутренней секреции? Вырабатывать наркотические вещества и в кровь запускать?

— Послушай, дружок, — остановила психиатресса горячий монолог. — У меня клиенты за дверью уже нервничают. Присылай своего ненормального, что знаю — расскажу. Хотя, по-моему, ему нужен военный психиатр, а не детский. Или какой-нибудь нейрофизиолог из Института мозга…

— А ты-то сама что думаешь насчет всего этого? — возбужденно спросил Андрей, пропустив вежливый намек мимо ушей.

Что она думает? Пусть наш дружок не обижается на откровенность, но она думает о том, что ей совершенно не хочется «насчет всего этого» думать. Может, действительно некая эндокринная железка вырабатывает больше эндорфинов, чем нужно — «кстати, пусть твой приятель проконсультируется где-нибудь по поводу эндорфинов, я в этих делах слабо понимаю» — но причина также может лежать в сфере чистой психиатрии, когда мозг, грубо говоря, не справляется с поступающей информацией, отказывается вырабатывать решение, связанное с выбором того или иного действия, отстраняется от чудовищной ситуации, в результате чего и достигается феномен смертника: сознание отдельно, ситуация отдельно. Так детский психиатр полагает. А вот что думает сам Андрей, когда у него жена пропала? И зачем он позвонил Зоиной подруге — неужели чтобы выполнить просьбу своего ненормального приятеля?