Неизвестная реальность - Александр Пинт

— Чтобы сделать нечто доброе, надо почувствовать, что нужно другому человеку. Но если я не способен это почувствовать, буду ждать, чтобы мне указали, что я должен сделать. Но тогда меня будут использовать, и ни о какой любви речи вообще быть не может. Доброта исходит из человека именно потому, что он чувствует, что нужно в данный момент другому. Вот это и есть доброта. Это не военная служба, где офицер приказывает солдату, и тот выполняет. Не из доброты, а по уставу. Доброта не требует указаний. Нет любви по указке. Любовь по указке — уже не любовь. Это манипуляция. Любовь естественна и исходит из чувствования другого человека.

— Что значит чувствовать? Я не знаю, кому что нужно.

— Да. И в этом-то весь вопрос.

— Когда беременная подруга просит меня приехать и помочь передвинуть мебель, я приезжаю, помогаю, и мы сидим, общаемся.

— Тебя используют как рабочую силу. Это может сделать любой мужик с улицы.

— Но ему же надо будет платить деньги.

— Да. А тебе даже и денег платить не надо. Ты — даровая рабочая сила. Это никакого отношения к любви и чувству не имеет.

— Но если я могу прийти и помочь?

— Я не говорю сейчас о помощи. Я говорю о чувствовании. Ты способна кого-нибудь почувствовать? Без указки. Что ты можешь сделать, скажем, Жене, чтобы ему было приятно?

— Не знаю.

— Мы общаемся здесь не первый раз и общаемся достаточно глубоко. Для этого нужно посмотреть и почувствовать другого человека. Но ты не наблюдаешь и не чувствуешь. Ты не хочешь этого делать. Ты замкнута только на себе, поэтому не можешь ничего сказать. А коли так, то ты и сделать для них ничего не можешь. А если начинаешь действовать по отношению к другому человеку, то идешь как танк, который просто движется и разрушает все своими гусеницами. Он не видит ничего и ничего не хочет. В танке все закрыто, нет окон, там сидит человек, нажимает на газ и куда ни поедет — все рушит. Он не видит ничего. И если его спросить: "Куда ты едешь?" — он ответит: "Я еду. И какая разница — куда. Я просто нажимаю на газ, и все, а будет охота — выстрелю". Он не видит, что давит все на своем пути — детей, животных, растения, разрушает дома… Он ничего не видит, потому что у него нет никакого обзора. Он сидит в своем танке, давит на газ и нажимает на гашетку пулемета, когда ему захочется. Он не видит, к чему все это приводит. Ты сейчас подобна такому танку.

— Разве кому-нибудь здесь я сделала больно?

— Не об этом сейчас тебе говорят. Сделай хоть что-нибудь хорошее. Есть ли у тебя импульс? Просто не думая, хоть что-нибудь. Открой руки и сделай.

— Я хочу, чтобы мне ответили на мой вопрос.

— Ты закрылась от нас.

— Да. У меня желание закрыться.

— Оно у тебя было с самого начала. Я даже не могу понять, с кем ты разговариваешь. Если ты спрашиваешь, кому ты здесь причинила боль, я тебе отвечу: "Мне больно. Мне на протяжении всей сегодняшней встречи очень больно". Я говорю тебе, но ты меня в упор не видишь и не слышишь. Ты когда-нибудь пробовала обнимать грузовик? Говорить, что любишь его, целовать колеса?

— Грузовик — нет. А с предметами — бывает.

— А ты попробуй с грузовиком.

— Зачем?

— А зачем я сейчас с тобой разговариваю?

— Пообниматься с грузовиком, чтобы получить какие-то ощущения?

— Потому что он даже в грузовик хочет вложить свою душу или пробудить ее в нем.

— В каком состоянии ты находишься? Какая у тебя температура? Ты холодная. Вспомни сказку о Снежной Королеве. Все, к чему она прикасалась, замерзало. Что ты можешь дать, кроме того, что у тебя есть. Ты не знаешь, что такое добро, ты не можешь делать его.

— Я не хочу никакого насильственного воздействия.

— Ты здесь находишься такая, какая ты есть. И сейчас, хочешь ты этого или нет, отдаешь то, что у тебя есть. А что у тебя есть? Вот ты пришла, и что ты принесла сюда, в нашу коллективную энергию?

— Почему вы мне задаете такой вопрос? Со стороны виднее.

— Ты хочешь, чтобы тебе рассказали? Давай.

— Танюша, ты сейчас закрываешь нас всех от себя.

— Давайте искренне говорить, что она вносит сюда.

— У меня внутри захолодело, когда я представил, что она сейчас должна будет сделать что-то хорошее.

— Ты испугался, что я могу тебе сделать больно?

— А кроме того, как сделать больно, ты еще что-нибудь можешь? У тебя только один вопрос: сделала я вам больно или нет? А почему он у тебя постоянно возникает? Потому что ничего, кроме этого, ты не делаешь. Лучшее, как ты считаешь, — не причинять боль. Но тогда ты не можешь взаимодействовать, потому что любое твое взаимодействие причиняет боль. Ты сама себя вводишь в состояние депрессии и скуки. Ты скоро станешь камнем. Уже им стала, поскольку всякое твое движение — это движение, которое причиняет боль. Я говорю это тебе от любви: единственный способ выйти из данного состояния — увидеть ужас, который ты творишь сама с собой и с теми, кто тебя окружает. До тех пор, пока ты не увидишь этого ужаса и не переживешь в связи с ним что-то такое, ты будешь находиться в нем.

— Ну что же, помогите мне это увидеть…

— Я думаю, что каждый здесь сидящий отдает тебе часть своей энергии, своей души, своего желания помочь тебе.

— Да что вы со мной, как с больной!

— Да потому что ты больна.

— Когда мы начали работать, от Александра Александровича шел такой жар, что у меня щеки горели. Я уже не в состоянии держать этот поток, у меня от тебя все занемело. Ты все от себя отталкиваешь, никто и ничего тебе не нужно.

— Ты сейчас как закрытая роза. Раскройся хоть чуть-чуть. Мы даем тебе столько тепла, неужели тебе холодно с нами? В тебе сидит какой-то страх. Ты ищешь неизвестно что. Чего ты хочешь?

— Самый главный вопрос. Для меня это очень сложное упражнение. На то и тренинг, чтобы трясти и вытрясти…

— Мы тебя просто по-человечески спрашиваем: чего ты хочешь.

— Спокойствия, напряжения…

— Ты хоть понимаешь, что это взаимоисключающие вещи?

— Это не взаимоисключающие вещи. Это все единое.

— Вы когда-нибудь лежали в гробу с трупом? Представь, что тебя вместе с трупом кладут в гроб и закапывают. Как ты себя будешь чувствовать?

— Там будет душно. Холодно, темно. А меня живую или мертвую закапывают?

— Ты называешь свое состояние жизнью? Примерно вот это я и чувствую сейчас.

— Значит, я как труп?

— Да.

— Ну и что мне теперь, покончить жизнь самоубийством?

— Зачем? Ты уже это сделала. О какой жизни ты говоришь?

— Если бы это было так, я бы не радовалась.

— Какая у тебя радость! Посмотри на свое лицо.

— У меня есть радость, и вы ее у меня не отнимете.

— Знаешь, что ты делаешь? Всех насилуешь. Ты — профессиональный насильник. Но ты можешь с этим покончить, если увидишь это.

— Я сегодня была у своих знакомых и видела их маленькую дочку, ей почти пять месяцев. Мне нравятся маленькие дети… Я ей улыбалась, и она мне тоже улыбалась в ответ. У ребенка же чистое восприятие, и если бы я была совсем уж такая, как вы говорите, она бы мне не улыбалась.

— Та работа, которую я делаю, невозможна без вхождения в состояние человека, с которым я работаю. Создавая возможность для твоего выхода из теперешнего состояния, я частично разделяю его. Я могу тебе сказать, что твое состояние настолько низковибрационно, что я переживаю его так, словно стал камнем.

— И что, это неприятное состояние?

— Омерзительное. Я чувствую себя сейчас очень плохо. Я осознанно пошел на то, что стал входить в твое сознание, в твой мир. И я вошел во взаимодействие с тобой так, как ты привыкла это делать. И мне очень плохо.

— В моем мире?

— Да. Ты, видно, хочешь там остаться? Поэтому больше я ничего делать не буду. Ты не заинтересована в этом.

— Так нечестно. Когда я в ноябре пришла к вам в первый раз, вы сказали, что беретесь за мой случай.

— Представь, человек тонет, кричит, чтобы его спасли. Но когда кто-то пытается его вытащить, он начинает топить спасателя. Он не хочет спастись, он хочет еще и другого утопить. Твой призыв о помощи просто способ привлечь кого-то к себе, а потом утопить. Но утопить меня ты не сможешь, потому что я этого не хочу. Если ты будешь продолжать в том же духе, никто тебе не поможет.

— Дайте ей еще какой-нибудь шанс, может быть, еще один шаг.

— Шаг с чьей стороны? Вообразите себе нищего с шапкой, у которой нет дна, или человека, который просит пить, но держит стакан без дна.