Жизнь и реформы - Михаил Горбачев

Смысл этих конфронтационных действий был ясен. За ними стояло стремление заранее обесценить результаты референдума, помешать использованию его в интересах укрепления Союза. Очевидно, в штабе радикал-демократов имели неплохие сведения о настроении людей и чувствовали, что ответ на вопросы референдума будет бесспорно положительным. Успех референдума они расценивали как успех Горбачева, а это не согласовывалось с их расчетами.

Откровенно говоря, я и раньше предвидел, как отреагирует Ельцин на референдум. В президиуме он сидел справа от меня и даже от злости бросил наушники, когда съезд все-таки проголосовал за проведение всенародного опроса. Считал, что Горбачев таким образом «перехитрил», наберет себе «очки», а в итоге его честолюбивые планы будут перечеркнуты. В кругу моих советников мы говорили и о том, что выступление Ельцина по телевидению было составлено в привычном для его окружения стиле. Ударить слушателя обухом по голове, привести в шоковое состояние — вот излюбленный их прием. Конечно, они отдавали себе отчет, что разумные, серьезные люди не примут на веру бездоказательных обвинений и будут обеспокоены явной конфронтационностью этого выступления. Ведь кому не ясно, что если Председатель Верховного Совета России призывает идти войной на Президента СССР, то добра от этого стране не будет.

Все это команда Ельцина понимала, но в то же время рассчитывала на то, что наглой и грубой ложью, беспрецедентными обвинениями по адресу Горбачева сумеет привлечь на свою сторону ту часть людей, которая переживала тревогу за состояние страны, оказалась наиболее уязвимой перед растущими экономическими трудностями. Иначе говоря, основная ставка делалась как раз на тех, кого радикал-демократы своей последующей экономической политикой «шоковой хирургии» загнали действительно в непроходимое болото.

Но Ельцин и К° в тот раз просчитались. Первое впечатление от этой лобовой атаки на президента было все-таки не в ее пользу. С серьезным противодействием они встретились в Верховном Совете РСФСР. По требованию группы депутатов был созван внеочередной Третий съезд с докладом Председателя Верховного Совета о ситуации в России и выходе из кризиса.

Но вот парадокс, какие нередко бывают в политике. Ельцину и иже с ним удалось несколько поправить положение, как раз благодаря сформировавшейся в Верховном Совете России оппозиции своему председателю. Я имею в виду заявление шести членов Президиума Верховного Совета республики, выступивших с решительным осуждением действий своего лидера и потребовавших его отставки. Это был смелый поступок, продиктованный растущей обеспокоенностью конфронтацией, нагнетавшейся ельцинистами. Должен отвести всякие подозрения в том, что эта акция якобы планировалась в ЦК КПСС. Ерунда! Члены Президиума действовали вполне самостоятельно, да и не такие это люди, чтобы действовать по указке. Они ведь не случайно были избраны заместителями председателя и вначале были настроены вполне лояльно работать с ним. Но очень скоро убедились, что на первом месте у него борьба за власть, а не решение практических проблем, стоявших в ту пору перед Россией.

Однако «шестерка» допустила психологический просчет и фактически пришла на выручку Ельцину. Ухватившись за их заявление и объявив, что против Председателя Верховного Совета России готовится заговор, инспирированный Кремлем, радикал-демократы мобилизовали все свои силы и организовали в Москве несколько демонстраций подряд в защиту своего вождя. Этот испытанный прием, рассчитанный на «жалостливость» нашего народа к обиженным и преследуемым, сработал и на сей раз. Первое негативное впечатление от выступлений Ельцина несколько отступило. Начатая им схватка окончилась в глазах зрителей своего рода ничьей. Ельцин требует отставки Горбачева.

Самого Ельцина хотят «отставить» его соратники — вроде бы так на так. Нехорошо только, что наверху воюют друг против друга, не могут найти способа сотрудничать. И, как бы выражая это доминировавшее в народе настроение, ко мне в президентский аппарат стали поступать тысячи писем с настойчивой просьбой протянуть руку Ельцину. Кажется, такой же поток обращений шел и в Белый дом.

Третий съезд народных депутатов России открылся в накаленной обстановке. Митингующие в канун съезда переступили грань, угрожая «идти на штурм Кремля». Во избежание беспорядков в день открытия съезда в столицу были введены силы милиции и внутренних войск. Противостояние достигло опасной черты. Это осознали обе стороны и действовали соответственно.

29 марта съезд продолжил работу. Ельцин воздержался от конфронтационных формулировок, даже выступил за диалог и сотрудничество с центром. Тем не менее весь доклад пронизывала тема противопоставления двух курсов политики — линии Демроссии на глубокие преобразования и якобы ретроградской по духу линии союзного руководства.

Прения на съезде были жесткими, так как веры в примирительные жесты Ельцина у многих уже не было. Его сторонникам пришлось изрядно потрудиться, чтобы дело не кончилось смещением их шефа. Острую постановку на съезде в отношении Ельцина тогда я разделял по вполне понятным причинам. Выручил Ельцина Александр Руцкой, заявивший о создании депутатской группы «Коммунисты за демократию» и поддержке Председателя ВС РСФСР. Это изменило соотношение сил на съезде. Ну и, наконец, Ельцин получил поддержку из того угла, откуда вряд ли ее мог ожидать: лидер РКП Полозков заявил от микрофона, что отвергает упреки в адрес фракции коммунистов, будто бы требующей отставки председателя. Мне говорили, что Полозков расценил происходящее как стремление союзного руководства использовать его в борьбе с Ельциным и пошел на подобный шаг. Это дало возможность Ельцину не только удержаться в кресле, но и добиться дополнительных полномочий от съезда, решения о выборах Президента России.

Поездка в Белоруссию и политический центризм

Она состоялась 26–28 февраля, через неделю после провокационных выступлений Ельцина. Главным в ней было ознакомление с обстановкой в областях, оказавшихся в зоне наибольшего воздействия Чернобыльской аварии. Но там же, на встречах с работниками партийных и советских органов, науки и культуры, я решил показать необоснованность и никчемность ельцинских нападок на проводимый союзным руководством политический курс, разъяснить нашим людям, что экстремистские силы на левом и правом флангах политического спектра грозят столкнуть страну в пропасть.

Собираясь в Белоруссию, я был достаточно хорошо проинформирован о том, какие настроения владеют сейчас населением республики. Что касается экономики, она находилась тогда в лучшем положении, чем у многих других, оказалась более устойчивой к кризисным явлениям, поразившим страну. Но была у белорусов большая боль — последствия Чернобыля. Несмотря на значительные средства, выделенные для преодоления этого бедствия, многие вопросы, особенно социальные — пенсии, лечение пострадавших, отселение людей из зоны радиации, — не были решены. И депутаты от республики, и организации, частные лица бомбили президента просьбами о помощи. Необходимо было сделать все, что было в наших силах, что позволяло тогдашнее экономическое положение страны, чтобы ответить на эту жизненную необходимость. Этот вопрос обсуждался в союзном правительстве. Решено было выделить дополнительные средства на ликвидацию последствий чернобыльской трагедии. Так что приехал я, как говорится, не с пустыми руками. Побывал в пострадавших областях — Гомельской, Могилевской. Были, как всегда, встречи с людьми.

Белорусская поездка особенно четко отложилась в памяти еще и потому, что тогда удалось изложить некоторые важные выводы уже из всего опыта перестройки. Многие наблюдения и оценки, существовавшие до того времени как бы в разрозненном виде, сложились в нечто целое. И то, что содержалось в моих выступлениях на встречах с представителями научной и творческой интеллигенции Белоруссии (26 февраля), с руководителями городов и районов, предприятий, хозяйств и учреждений, ветеранами войны и труда Могилевской области, мне кажется, не устарело.

В первую очередь я обратил внимание аудитории на опасные сепаратистские тенденции. Все позитивное, что заложено в процессе демократизации и децентрализации, в повышении самостоятельности предприятий, республик и регионов, — все это вне рамок уравновешенной системы обязательно превратится в свою противоположность. Необходимо помнить, что мы нужны другу другу, у нас общая судьба, перед нами общие проблемы. И решить их мы сможем только вместе.

Тогда я спрашивал своих слушателей: «Неужели нужно еще раз вернуть государственность в состояние, напоминающее времена Ивана Калиты, чтобы начать все снова? Не верю, что мы сможем так легко и просто разойтись, как кто-то думает: собрались ночью, руки подняли, проголосовали — и все решено. Это была бы авантюра, а не политика — белорусы понимали, что речь я веду об их соседях, литовцах. (Но тогда ни я, ни мои слушатели не знали, что это речь и о беловежском сговоре.) Дезинтеграция — вещь опаснейшая. Это путь к гражданским конфликтам, и я не знаю, как мы разберемся, где кому жить, где чьи границы проходят. А что делать с теми семьюдесятью пятью миллионами, которые живут вне пределов «своих» республик?»