В тебе моя жизнь... - Марина Струк

Марина упала на колени перед софой, даже не ощущая боли в ногах от удара об пол, схватила руку Анатоля.

— Милый, мой дорогой! — позвала она, и он открыл глаза, вернувшись к ней из забытья, в которое провалился некоторое время назад. Он заметил, как она берет его правую ладонь и аккуратно и медленно надевает на его безымянный палец обручальное кольцо, как когда-то в церкви Аничкова дворца.

— Они отыскали его! — Анатоль поднял на нее глаза, сверкающие ныне каким-то лихорадочным блеском. — Отыскали! Теперь все будет хорошо, est-ce vrai? Я поправлюсь, и мы поедем с тобой в Европу. Париж, Вена, Карлсбад, Рим… Я покажу тебе такие места… Мы поедем на море… Вместе… Мы будем так счастливы…

— Да, конечно, — кивала ему Марина, прикасаясь губами к его широкой сильной ладони. — Мы обязательно поедем в Европу. Вместе. И мы будем обязательно счастливы…

Анатоль умер через пару часов, около полуночи, когда из распахнутых окон, у которых стояла Марина и смотрела на ночной Петербург, донесся тихий звон, оповещающий горожан о наступлении ночи. Эту весть ей принесли Арсеньевы, отводя глаза в сторону, не в силах сказать вслух эти страшные слова.

Но Марина поняла. Она знала, что ее муж был обречен, что ничто не могло спасти его, но не смогла вдруг сдержать крика, что рвался из самой глубины ее души. Она так закричала, что ее крик эхом разнесся по ближайшим улицам, заставляя дворника, сидевшего на крыльце своей сторожки, неистово перекреститься.

Так закричала, что Катиш, мирно спавшая тихим сном в постели, вдруг подскочила, перепугав сиделку, что дремала в кресле у ее постели, а потом упала обратно на подушки и заплакала, уткнувшись лицом в перины.

Так закричала, что услышала челядь, ужинавшая в «черной кухне», смолкла тут же, осознав, какие перемены вошли в их дом, дружно перекрестились, поминая барина, желая его душе покоя на небесах.

Так закричала, что Сергей, стоявший у дверей салона, где плачущий Федор, складывал руки барина на грудь, уже не поднимающуюся в тяжелом дыхании, уткнулся лицом в бархатные портьеры, закусив плотную ткань зубами. Этот крик отозвался такой острой болью в его душе, что стало трудно дышать, твердый комок прочно перекрыл дыхательные пути в горле. Его горе усилилось нынче во сто крат тем горем, что он услышал в этом вопле, и он едва стоял на ногах от тяжести, что навалилась на плечи.

А потом он все же сумел оторваться от косяка, прошел вглубь комнаты, где на софе лежал его друг. Вернее, тело его друга, ведь ему не хотелось думать, что это конец, что Анатоля более нет. Уж лучше думать, что он где-то тут рядом, невидимый стоит подле и наблюдает за ним.

Сергей склонился над Анатолем, в последний раз вглядываясь в его черты. В последний раз, ибо знал, что более у него не будет шансов попрощаться с ним, ведь Загорскому было суждено отныне провести дни в заключении, ожидая суда и решения своей участи.

— Прости меня, — вспомнились слова Анатоля, будто донеслись из того мига, когда друзья прощались. — Я был слеп и глух, я не должен был поступать так, как поступал. Я разрушил твою жизнь.

— Нет, — покачал тогда головой Сергей. — Мы сами ответственны за свои жизни, сами их разрушаем. Твоей вины в том, что случилось в моей жизни, нет.

— Это я упросил о ссылке для тебя, — прошептал Анатоль. — Я виноват в том, что ты попал на Кавказ. Я думал, что тебя отправят в деревню и только. Прости меня.

— Я знаю это давно. И давно простил тебе все, что ты совершил, mon ami.

— Благодарю, — сжал ладонь Сергея удивленный услышанным Анатоль, зная, что тот действительно простил ему все прегрешения перед ним. И так ему было отрадно снова услышать это тихое «Mon ami» из уст Сергея.

— Обещай мне! — он уже едва находил силы, чтобы говорить, но все же сделал эту попытку. — Обещай мне, что позаботишься о них. Станешь отцом для Элен. Тем, что должен был быть. Нет, возражай мне! Обещай же! И обещай, что не оставишь Ее. Я знаю, что ты будешь всегда рядом с ней, но все же… Обещай!

Сергей коснулся губами уже холодного лба Анатоля, едва сдерживая слезы, что навернулись на глаза в это миг.

— Прощай, mon ami. Спи покойно, я позабочусь обо всем, — прошептал он. А потом развернулся и быстро вышел из салона, миновал длинную анфиладу комнат и вышел во двор, где распорядился подать ему коня. Взяв в руки поводья, он в последний раз оглянулся на окна второго этажа, где сейчас должно быть приводили в чувство Марину. Господи, дай ей сил пережить эту горесть, ибо я не волен ныне быть рядом с ней, взмолился он и легко взлетел в седло, с трудом сглатывая ту горечь, что вдруг образовалась во рту. Он не знал, когда ему отныне доведется увидеть ее. Он оставлял ее помимо своей воли одну под ударами судьбы, и это причиняло ему такую боль ныне, что она даже не мог думать об том спокойно. Оставалось только надеяться, что ему удастся вывести из-под удара Арсеньева, а уж тот непременно позаботиться от Марине сейчас, когда ей так необходима поддержка.

Сергей не стал оборачиваться снова на особняк, что стоял сейчас погруженный в темноту, словно в горе, что вошло в него ныне, а направил коня прочь за ворота. Сейчас он поедет к себе в особняк, где переменит платье на свежее, попрощается с дедом и женой, а далее отправится в крепость, чтобы дождаться там наказания за эту нелепую трагическую авантюру.

L'orage approche[541], он чувствовал это, ведь это еще был не конец. И он достойно встретит ее лицом к лицу. Ведь la fortune et l'humeur gouvernent le monde[542], и ему ныне не оставалось ничего иного, как надеяться на то, что судьба улыбнется ему вновь, как улыбалась ранее. Только на это. Другого ныне было не дано…

Глава 65

Сергей в очередной раз прошелся по камере — от крепкой деревянной двери с форточкой для подачи пищи и небольшим оконцем-глазком для наблюдения за заключенным до противоположной стены с маленьким высоким окошком, сквозь которое он мог видеть только крепостная стена да кусочек голубого неба. Солнце пока не вошло в зенит, потому в камере еще было сумрачно и не так душно как тогда, когда оно начинало светить прямо в камеру, превращая ее в раскаленную печь. Тогда становилось так жарко, что приходилось скидывать рубаху и сапоги и ходить с голым торсом и босыми ногами.

Десять шагов. Десять шагов от двери до окна и столько же обратно. Можно еще пройти от деревянной кровати до другой стены. Там уже меньше — всего пять. За эти долгие дни и ночи, что Сергей провел в этом каменном мешке, он изучил возможные пути прогулок по камере досконально.

Он дошел до стены и уперся руками о каменную кладку, устремил взгляд вверх, в небо, что виднелось в маленькое оконце. Скоро зазвонят к обедне, а после пройдет еще немного времени, и дверь этой камеры распахнется, пропуская сюда его жену, что приходила через день в его узилище. Эти короткие свидания каждый раз заканчивались одинаково — ее слезами и его раздражением. А еще жесточайшим чувством вины перед этой девочкой, которой он не должен был делать предложение, потому как оно сломало ей жизнь, сделало ее несчастной.