Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

Наила, с восхищением относившаяся к Сионе, не могла понять, что хорошего девушка находит в Топри, по ее мнению, этот человек не заслуживал ничего, кроме откровенной неприязни. Топри был нервный, толстый мужчина с зелеными навыкате глазами, курносым носом, тонкими губами и полным, с ямочкой подбородком. Голос у Топри был неприятным и визгливым.

— Посмотри-ка, Наила! Нет, ты только посмотри, что нашла Сиона между страницами книг.

Наила молча закрыла и заперла единственную дверь комнаты.

— Ты слишком много говоришь, Топри, — произнесла она. — Ты — болтун. Откуда ты знал, что я в коридоре одна?

Топри побледнел. На лице его появилась сердитая гримаса.

— Боюсь, что она права, — заговорила Сиона. — Почему ты решил, что я хочу, чтобы Наила знала о моем открытии?

— Но ты же полностью ей доверяешь.

Сиона обернулась к Наиле.

— А ты знаешь, почему я тебе доверяю, Наила? — вопрос был задан будничным тоном, лишенным каких бы то ни было эмоций.

Наилу липкой, противной волной окатил страх. Неужели Сиона раскрыла ее тайну?

Неужели я подвела моего господина?

— Ты не можешь ответить мне на этот вопрос?

— Разве я когда-нибудь давала повод подозревать меня? — ответила Наила вопросом на вопрос.

— Это недостаточный повод для доверия, — возразила Сиона. — В мире нет совершенства — ни среди людей, ни среди машин.

— Но тогда почему ты мне доверяешь?

— Потому что твои действия находятся в полном согласии с твоими словами. Вот, например, ты не любишь Топри и не считаешь нужным скрывать это за лживыми словами.

Наила посмотрела на Топри, и тот нервно кашлянул!

— Я ему не доверяю, — призналась женщина.

Слова сорвались с ее языка без всякого обдумывания, и только спустя мгновение Наила осознала истинную причину своей неприязни — Топри предаст любого ради личной выгоды.

Лицо мужчины снова исказилось от гнева.

— Я не собираюсь стоять здесь и спокойно выслушивать ее оскорбления, — сказал он и направился к выходу. Сиона остановила его движением руки. Топри в нерешительности остановился.

— Хотя мы произносим старинные фрименские формулы и клянемся друг другу в верности, не это держит нас вместе, — сказала Сиона. — Все основано на деле и целях. Это единственное, что я принимаю во внимание. Вы меня понимаете?

Топри машинально кивнул, но Наила отрицательно покачала головой.

Сиона улыбнулась женщине.

— Ты не всегда соглашаешься с моими решениями, не правда ли, Наила?

— Нет, — через силу выдавила из себя женщина.

— Больше того, ты никогда не считаешь нужным скрывать свое несогласие, но тем не менее ты всегда мне подчиняешься. Почему?

— Потому что я дала клятву.

— Но я же сказала, что этого недостаточно.

Наила почувствовала, что покрывается потом, поняла, что выдает себя, но не могла ничего поделать. Как мне быть? Я поклялась Богу, что буду во всем подчиняться Сионе, но не могу сказать ей об этом.

— Ты должна ответить на мой вопрос, — жестко произнесла Сиона. — Я тебе приказываю.

Наила затаила дыхание. Возникла дилемма, которой она всегда очень боялась. Выхода не было. Она мысленно помолилась и тихо заговорила.

— Я поклялась Богу, что буду тебе повиноваться.

Сиона хлопнула в ладоши и рассмеялась.

— Так я и знала.

Топри усмехнулся.

— Молчи, Топри, — приказала Сиона. — Я хочу преподать урок тебе. Ты не веришь никому, даже самому себе.

— Но я…

— Молчать, я сказала! Наила верит. Я верю. Это то, что нас объединяет. Вера.

Топри был до крайности изумлен.

— Вера? Ты веришь…

— Идиот, я верю не в Бога-Императора! Мы верим, что высшая сила поставит на место тирана в облике червя. И мы — та высшая сила.

Наила порывисто вздохнула.

— Все в порядке, Наила, — сказала Сиона. — Мне совершенно все равно, откуда ты черпаешь свою силу… и свою веру.

Наила широко улыбнулась. Никогда еще не была она столь сильно взволнована мудростью своего Господа. Мне позволено говорить правду, и это служит моему Богу!

— Давайте я лучше покажу вам, что мне удалось найти в этих книгах, — заговорила Сиона и ткнула пальцем в листки обыкновенной бумаги. — Эти листочки были заложены между страницами записок.

Наила обошла вокруг стола и с любопытством посмотрела на бумажки.

— Но сначала посмотрите на это. — Сиона взяла в руку предмет, который Наила поначалу не заметила. Это были прядь волос и тонкий сухой стебелек, на котором было что-то, весьма напоминающее…

— Цветок? — нерешительно спросила Наила.

— Он был заложен между двумя листками бумаги. А на самой бумаге было написано вот это. — Сиона склонилась над столом: — Прядь волос Ганимы и звездный цветок, который она мне однажды подарила.

Сиона посмотрела на Наилу и сказала:

— Оказывается, наш Бог-Император очень сентиментален. Это слабость, которой я от него не ожидала.

— Ганима? — спросила Наила.

— Его сестра! Вспомни Устные Предания.

— О да, я помню. Есть молитва Ганиме.

— А теперь послушайте вот это. — Сиона взяла со стола еще один листок и начала читать:

Песок на берегу сер, как мертвая щека,В ряби зеленого прилива отражаются мрачные тучи;Я стою на мокром песке у края воды.Холодная пена омывает мои пальцы.Я чувствую запах гниющего в воде дерева.

Сиона еще раз взглянула на Наилу.

— Эти стихи озаглавлены: «Слова, которые я написал, когда узнал о смерти Гани». Что ты об этом скажешь?

— Он… он любил свою сестру.

— Да! Он способен любить. О да! Теперь он от нас не уйдет.

***

Время от времени я позволяю себе сафари, которое не может позволить себе ни один смертный. Для этого мне достаточно сместиться вглубь по оси моей памяти. Словно школьник, выбирающий тему для сочинения о проведенных каникулах, я выбираю интересующий меня предмет. Например, пусть это будут… женщины-интеллектуалы! После этого я погружаюсь в океан памяти моих предков. При этом я чувствую себя словно глубоководная рыба. Я открываю рот и начинаю поглощать знания о прошлом. Иногда… только иногда, я выбираю для охоты личности, попавшие в анналы истории. Какое это наслаждение лично пережить перипетии жизни этого человека и сравнить их с фактами официальной биографии.

Монео спускался в крипту с явной неохотой. Ему было грустно и тяжело, но… что поделать, такова служба. Богу-Императору нужно время, чтобы оплакать потерю очередного Дункана… Но жизнь продолжается.

Лифт бесшумно скользил вниз, идеально подчиняясь воле Монео. Иксианцы умели делать надежные механизмы. Правда, однажды Бог-Император крикнул своему мажордому: «Монео! Иногда мне кажется, что тебя тоже изготовили на Иксе!»

Монео почувствовал, что лифт остановился. Двери открылись, и мажордом увидел в полумраке крипты массивную тень Императорской тележки. Никаких признаков того, что Лето заметил прибытие своего слуги. Монео вздохнул и направился к своему господину. Шаги гулко отдавались под сводами огромного помещения. Возле тележки лежало мертвое тело. Никаких dèja vu. Это Монео видел наяву и уже не в первый раз.

Однажды, когда Монео только начинал свою службу, Лето сказал:

— Я вижу, Монео, что тебе не нравится это место.

— Нет, господин.

Потребовалось небольшое усилие памяти, чтобы явственно услышать голос из такого наивного прошлого. И голос Лето, который ответил:

— Ты не считаешь мавзолей приятным местом, Монео, я же нахожу его источником бесконечной силы.

Монео вспомнил, как ему захотелось сменить тему разговора.

— Да, мой господин. Но Лето настаивал:

— Здесь очень мало моих предков. Здесь вода Муад'Диба. Гани и Харк аль-Ада тоже здесь, но они не мои предки. Нет, это не захоронение моих предков, этот мавзолей — я. Здесь Дунканы и другие порождения моей селекционной программы. Ты тоже окажешься здесь в один прекрасный день.

Монео вдруг осознал, что от таких воспоминаний он несколько замедлил шаг. Он вздохнул и двинулся быстрее. Лето временами бывал очень нетерпелив, но пока он не подавал никаких знаков своего присутствия. Однако старый мажордом был слишком опытен, чтобы не понимать, что Лето следит сейчас за каждым его шагом.

Лето возлежал на тележке с закрытыми глазами, включив для слежения за Монео другие чувства. Сейчас Императора занимали мысли о Сионе.

Сиона — мой заклятый враг, думал он. Мне не нужны донесения Наилы, чтобы знать это. Сиона — женщина поступка. Она живет на поверхности такой огромной энергии, что это наполняет мои фантазии необыкновенным восторгом. Я не могу бросать вызов этим энергиям, не испытывая при этом экстаза. Именно эти фантазии суть оправдание моего бытия, всего, что я до сих пор сделал… Они — оправдание даже тела этого глупого Айдахо, которое лежит здесь передо мной.