Ночная смена - Dok

Надо думать, все уже отработано и обсуждено — вопросы только у меня возникают, остальным это последнее напоминание уже обычная формальность. Есть некоторое бурчание на тему того, что на срабатывание мало времени было, но именно как бурчание.

Меня заставляют напялить на левую руку гномскую кованую защиту. Рука сразу тяжелеет. Неудобно, но тут придется подчиниться — раз будет рукопашная, значит можно и на зубы попасть.

Чувствую себя неловко — автомат приходится оставить тут в зале, под охраной. С одним пистолетом как-то очень непривычно — плечо уже без автомата как голое. Вовка откуда-то приносит очень короткую двустволку, дает горсть патронов 12 калибра и подмигивает. Ну и нафига я автомат оставил?

Выходим на улицу, латники строятся и в ногу, мерно грохая и лязгая идут к Госпиталю. Мы идем следом, группками.

У Госпиталя стоят люди. Это и оцепление и какие-то работяги с досками и чем-то похожим на недоделанные спирали Бруно, странноватые металлические конструкции… Ажурные ворота между двух караулок раскрыты настежь, в караулках очень похоже стрелки.

С удовольствием вижу знакомого лекаря по кличке Бурш. Кивает в знак приветствия, поправляет висящий на плече АКСУ.

— Ну что коллега, скоро начинать?

— Минут через пять.

— А какие силы противника?

— Черт его знает. Погибло много, а сейчас ориентировочно около трехсот зомби в этом домике. Многие ведь разбежались сгоряча, умирали уже на улице. Вы тут катались. Наши пытались зачистить. Полста уложили после первого штурма. Вот и считайте. Морфов минимум двое.

— И что, так там и сидят? И не пытались вылезти?

— А зачем? Там тепло, жратвы полно. Еще не все догрызли. Попытки были — но стрельбы даже в воздух они опасаются — поумнели.

— Этак скоро и переговоры станут возможны?

— Не надо так шутить.

— Извините.

Бурш сопит носом.

Его окликают — что-то группка начальства разбирается в плане. Ну да, он же проводником будет. Несмотря на то, что настрой у него похоронный, все таки находит в себе силы выразить в звуке:

— Паки и паки пошли в кабак гуляки!

Трехэтажная громада госпиталя краснокирпична и мрачна. Голые черные деревья только усиливают макабрическое ощущение. А такое заслуженное здание! Поленов тут начал отечественную нейрохирургию. Исаев впервые на практике обеззаразил хлором воду. Да всех и не упомнишь, кто тут отличился. А сейчас — это клиника, где несколько отлично оборудованных отделений. Если удастся этот госпиталь оживить — система жизнеобеспечения города получит весьма ощутимое усиление.

Латники лязгают в ворота. За ними тянут всякие причандалы работяги, двигают саперы. Нам пока отмашку не дали, будем ждать.

— А вот пики свои они вразброд держат — критично замечает стоящий рядом со мной моряк.

— Тренировались на срабатывание мало — отвечаю.

— Это плохо.

Вот мудрый какой. Ясное дело, что плохо. Но все-таки в строю не крестьяне, сено-солома — пройденный этап. В ногу хотя бы ходить обучены, а мне так представляется, что это уже полдела. Хотя алебарды и впрямь торчат вкривь и вкось…

— А вот скажите Доктор, у меня дочка руку сломала, пока была в гипсе — научилась все делать левой рукой. Хотелось бы, чтоб переучилась опять на правую, как это сделать?

Вот ведь вопросец! И к месту очень, опять же. Хотя, наверное, я не прав — ему его дочка и ее проблемы куда как важны, а отправившиеся в Госпиталь чистильщики не производят впечатления священного отряда самоубийц — если у них не заладится сразу на первом этаже — откатятся. Тут оцепление прикроет надежно. Небезопасно конечно такую швейцариаду устраивать. Так сейчас все небезопасно.

— Знаете, вопрос сложный, с переучиванием. Во-первых, может быть левшой ей и не помеха? Она ведь до перелома вполне могла быть левшой, просто сейчас это вылезло, а до того приучали к праворукости. Во-вторых — не ломать же ребенку левую руку — некоторые вот рекомендуют вообще привязывать ручку, или затевать игры — на мелкую моторику — чтоб условием игры было именно работа реабилитируемой ручки — лепка скажем. А вообще это всегда было хлопотным делом — потому подумайте, так ли уж ей это надо?

Моряк начинает возражать, слушаю его вполуха.

Ирка удовлетворенно оглядела уже знакомое поле со стоящим посредине грузовиком.

Беглец описал почти полный круг, знали бы — сэкономили кучу сил и времени.

Рабы копошились около раскрытого фургона, опасливо уставились на подходящих, потом быстро попрятали глаза.

— Что с машиной?

— Машина все… Не починить пока. Можно ээээ… снять там разное, но починить без запчастей не получится, никак. Повреждена подвестка, передний…

— А трупы откуда?

— Эти из грузовика… А те — вчерашние…

Ирка оторопело пересчитала взглядом голые желто-восковые тела с синюшными пятнами, уложенные рядком.

— Ничего не понимаю — что в фургоне трупы везли?

— Ээээ… да, конечно, вот эти из фургона…

— И зачем?

— А ты не знала, Ирэн? А ну да, ты ж с ними мало пообщалась. Кино смотрела про бриллиант? Там его еще собака съела потом? Цыган еще там дрался…

Ирка непонимающе уставилась на напарницу.

— Слушай, ты бы попроще, а?

— Проще — здесь два десятка свинюшек. Три чистые. Их комбикормом кормят. Дальше продолжать?

— То есть ты хочешь сказать, что вместо комбикорма?

— Ага. Такое креативное решение. Как этот говорил-то… А, вот: «ради блага родной корпорации каждый должен отринуть личные мелкие прихоти и глупые принципы и быть готовым пожертвовать на благо корпорации все, что у него есть!»

— Вера, ты серьезно?

Вместо ответа Вера завопила заполошным голосом:

Мы одна семьяПорознь нам нельзяФирма — наш домСчастье мы несем!

Одна из женщин отвернулась и заплакала — тихо и жалко. Мужичок покривился лицом и неожиданно подхватил дребезжащим тенорком.

— Прекратите! Молчать!

Поющие заткнулись. Мужичок стал трудно и надрывно кашлять.

— Ну, ни хрена ж у вас забавы! — покрутила головой Ирка.

— Это еще не весь список — мрачно ответила Вера, перехватывая свое ружье поудобнее.

— Так, ладно. Вы разбираете вещи — и возвращаетесь в деревню. Тела оставите тут.

— Извините, а покушать сегодня дадут? Мы хорошо поработали.

Ирина глянула на говорившую это тетку, на кашляющего мужика, на плачущую сидя в снегу женщину. Подумала и ответила: «Дадут».

Потом кивком головы позвала за собой Верку.

— Долго мы еще за ним будем идти?

— Мне надо убедиться — есть у него ружье или нет.