Ночная смена - Dok

Ситуация понятна — тут еще несколько из ОМОНа — те, которые прибыли с Дунканом, вот они кучу и создали. Дрыхли — то они в Артмузее, страстно обложившись протазанами и этими, как их там — совнями и бердышами, а на завтрак и умывание к нам прискакали — видать с умыванием в музее еще сложнее, чем у нас. Ну да, народу там много, а туалеты не резиновые. Правда двери в туалетах старинные — еще Арсенального производства, мощные, бронированные, ну да это вряд ли помогает.

Ильяс и Дункан поторапливают нас — вот-вот прибудет транспорт, надо пошевеливаться. Завтракаем стремительно, обжигаясь кофе и торопливо заглатывая бутерброды с какой-то очень твердой колбасой. Для меня оказалось сюрпризом, что часть наших женщин — в том числе Дарья и Краса убыли в тот самый концлагерь при заводе — посчитали нужным помочь, а там сейчас каждая пара рук желанна. Вот и сразу видно, кофе еще ничего, а бутерброды как топором накромсали.

Суета сопровождается лязгом железа и бряканьем — парни собирают свои доспехи, которые почему-то разбросаны по обоим этажам салона.

— Мда, это совсем не швейцарская караулка! — свысока цедит Дункан.

Сам он уже собрался и сидит как на гвоздях.

— Ну а что у швейцарцев? — спрашиваю его.

— У швейцарцев — образцовый порядок! — отвечает Дункан так, словно этот порядок целиком его заслуга.

Наконец все собрались и полубегом с лязганьем добираемся на причал.

На причале девственно пусто и безлюдно.

Ильяс чешет в затылке, выразительно смотрит на Дункана.

Начинают связываться с командованием.

Мы с Сашей тоже переглядываемся — из обрывков руготни и страдальческих воплей становится ясно, что самое малое час ждать придется. То ли морячки засбоили, то ли наши «кмамандиры» что-то напутали, но — возвращаемся обратно. Придет корыто — оповестят.

Кофе был хорошо заварен. Моя попытка подремать проваливается — веки как на пружинках, самораскрываются. Из принципа продолжаю валяться. Игнорируя намекающие взгляды Ильяса. Впрочем, он очень быстро отвлекается — к нам заявляется пара монетодворских гномов — тоже хотят поучаствовать «в деле». Отпустили их с трудом — оказывается, пришел крупный заказ.

Все немного удивляются — это какой же? Значки печатать или ордена?

— Нет, разумеется — деньги — с достоинством говорит гном постарше.

— Только вы пока об этом не треплитесь — дополняет его напарник.

Наши удивляются еще пуще.

Действительно, кому сейчас в голову придут деньги! Самое время для военного коммунизма. Или еще больше — феодализма. Хотя… Во времена феодализма деньги-то как раз уже были.

— Вообще-то вся классическая литература описывает все обмены на патроны. И в играх то же самое — при приходе Песца — деньгами становятся патроны — компетентно заявляет Александр.

Гномы свысока смотрят на сказавшего. Саша спокойно переносит уставленные на него четыре глаза.

— Нет, парень. Патроны деньгами быть не могут — компетентно заявляет гном постарше.

— И почему нет?

— Потому что часть публики по привычке обязательно эти патроны перед рынком сварит! — ухмыляясь, говорит Дункан.

— Да, и это тоже — соглашается гном.

— Но дело даже не в этом — продолжает его напарник — доступ публики к патронным залежам ограничен. Патроны — не в земле растут, а на складах лежат. Значит, пока склады не разграблены — у населения патронов на руках быть не может. Так?

— Так.

— Просто так склады грабить никто не даст. И тем боле — никакого равноправия не будет, если грабеж начнется. Патроны — это власть куда как прямая. Особенно если денег нет, а патроны — есть.

— Но у Беркема…

— У Беркема — художественное произведение. Потому на складах либо сядет самый крупный Дом, либо склады будут под Хозяйками. Либо их взорвут к чертовой матери те же Хозяйки, что скорее. Равного доступа — не будет. Опять же — деньги должны занимать маленький объем и весить как можно меньше, все попытки делать деньги здоровенными и тяжеленными — провалились. Уж мы-то знаем — гном подмигивает.

— С чего бы знаете? — уже удивляется Саша.

— Потому что самые весомые деньжищи в Российской Империи делали на нашем Монетном Дворе. Был такой медный рубль, весом в 1600 граммов. Елисавета Петровна когда наградила Ломоносова премией в 2000 рублей — так на двух возах везли.

— Врешь, небось?

— Свою историю знать надо. А у нас на Монетном каких только денег не выпускали. Про тюленьи деньги не слыхали?

— Неа.

— Для Аляски выпускались. Бумажные там не прижились, публика была простовата, да и климат. Потому деньги выпускались на коже. И носили эти кожаные деньги связкой — на веревочке, потому что опять же кошельков не было. Все чин-чином. Еще и сейчас тюленьи деньги есть недурного сохрана, наша фирма — солидная. Так что деньги, конечно, могут быть из чего угодно — хоть из ракушек каури, хоть из пластика, но вот патроны — это вряд ли.

Тут молодой гном хмыкает и показывает, что в курсе компьютерных установок:

— Скорее крышечки от кока — колы деньгами будут. В деньгах ведь есть условность — а патрон в таких условиях слишком уж вещь важная, чтоб вот так его мусолить. Подмоченную купюру просушил — и пользуй. А патрон?

— Эге, и что за деньги собираетесь печатать?

— Золотые рубли и серебряные гривны. Рисунок еще утверждаться будет, но размеры уже известны — с ноготок, как старые копейки. Прикола ради поспорили, какое название давать, но решили эти, а то эфиопские быры или там гвинейские кины — слишком уж экзотично.

— Так вчерашние ящики с конвоем…

— Ага. Именно с металлом.

— Ну а подделок не боитесь? — влезаю в разговор, потому что уж больно морды у гномов самодовольные.

— С фальшивомонетчиками всегда боролись достаточно успешно. Ну, пока правозащитники не расплодились.

— Ага, прям так успешно…

— Да, очень успешно — говорит тот, кто уже просветил нас по поводу медных рублей и кожаной валюты — вот одному мальчику расправа над отцом-фальшивомонетчиком так запомнилась, что он всю жизнь не то, что от денег бегал, а вообще имущества не имел. Знаешь такого?

— Откуда? Сроду не слыхал.

— А вот и заливаешь.

Гном хитро смотрит на меня и торжествующе говорит:

— Диоген его фамилия. Который в греческой бочке жил. Не знаешь такого, говоришь?

— Тот самый Диоген?

— Тот самый. Глянул, как папу в масле варят — и решил, ну их нахрен, деньги.

Вот те раз. Я и не знал такого про школу циников. А всего-то делов — папа основателя на фальшаке попался.

— А говорят, что публичные казни никак не влияют на преступность — лыбится во всю пасть Дункан.