Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Вы хотите, чтобы я подошел к субъекту и сделал ему укол?

— Игла такая тонкая, что никакой боли не возникнет. Никто ничего и не заметит.

Кубела посмотрел на нас обоих с презрением.

— Ваш подарок — изобретение для женщины. Она просовывает язык ему в рот и втыкает иглу в спину. Я же не способен на такую тактику. Позорно уничтожать своего противника таким путем. На серьезного кубинца не нападают со шляпной булавкой. Да меня потом засмеют. И правильно сделают. — Он поднялся. — Я приму футляр для бильярдного кия от мистера Лайма. А это отклоняю. — Он уже повернулся было к двери и остановился. — Нет, — сказал он, — все-таки, пожалуй, возьму. — И сунул шариковую ручку в нагрудный кармашек.

— Это для себя? — удивил меня отец своим вопросом.

Кубела кивнул.

— Если из главного усилия ничего не получится, я не имею желания переживать последствия.

— Como no[217], — сказал Кэл.

Кубела обменялся с ним рукопожатиями, затем — со мной. Рука у него была холодная.

— Salud, — сказал он и вышел.

— Мы вручим ему бильярдный кий в Верадеро, — сказал Кэл. — У него есть маленькая вилла на берегу, в трехстах ярдах от дома, куда субъект, как он его называет, приезжает на отдых. Не хочу так говорить, но этот малый пробудил во мне надежду. Он может сделать нам подарок еще до Рождества. — Кэл с силой выдохнул воздух. — Ты не мог бы расплатиться по счету? Мне необходимо пройтись. — И, помолчав, добавил: — В любом случае нам надо уходить порознь.

— Хорошо, — сказал я. — Я следом за тобой приду в отель.

Сквозь окно кафе видны были огни на улице. Ноябрьские сумерки давно кончились, и в семь часов вечера было темно, как в полночь.

Я не очень понимал, что я чувствую, но и ситуация сложилась такая, что автоматически разобраться в своих реакциях было трудно. По правде говоря, я хотел, чтобы Роландо Кубела убил Фиделя Кастро, — я надеялся, что Хелмс, Проститутка и Кэл не посылают его на провокацию, которой воспользуется кубинская разведка. Нет, я хотел, чтобы в конце пути светила казнь. Я не питал глубокой ненависти к лидеру-максималисту, какую чувствовал Хант, или Проститутка, или Харви, или Хелмс, или Аллен Даллес, или Ричард Биссел, или Ричард Никсон, или, если уж на то пошло, мой отец, или Бобби Кеннеди, — нет, какая-то частица во мне продолжала называть Кастро Фиделем, и тем не менее я ждал смерти Фиделя. Я буду жалеть Фиделя, если все удастся, — жалеть, как охотник жалеет, что больше не увидит убитое животное. Да, человек стреляет в прекрасного зверя, чтобы почувствовать себя почти Богом: став преступником, мы можем приблизиться к космосу, украв часть Творения, — да, я понимал все это и хотел, чтобы Кубела оказался успешным убийцей, а не подставной фигурой кубинской разведки, которую мы использовали, переиграв их. Преуспевший убийца стоит сотни провокаций.

Я сидел один за столиком, приканчивая коньяк, к которому не притронулся во время беседы. Тут я заметил, что работяги, стоявшие у стойки бара, сгрудились возле радиоприемника. Последний час радио передавало танцевальную музыку, а сейчас слышался голос диктора. Я не мог разобрать, что он говорил. Но интонация была такая, как при экстренных сообщениях.

Через минуту ко мне подошел официант.

— Monsieur, — спросил он, — vous-êetes americain?[218]

— Mais oui[219].

Это был усталый, измученный человек далеко за пятьдесят, ничем не примечательный, с серым лицом, но смотрел он на меня сейчас с глубоким сочувствием.

— Monsieur, il у a des mauvaises nouvelles. Des nouvelles étonnantes. — Он мягко положил ладонь на мою руку. — Votre president Kennedy a été frappé par un assassin à Dallas, Texas[220].

— Он жив? — спросил я и повторил: — Est-il vivant?

Официант сказал:

— On ne sait rien de plus, monsieur, saufquʼil у avait un grand bouleversement[221].

37

«НЬЮ РИПАБЛИК», 7 декабря 1963 года

Жан Даниель

Гавана. 22 ноября 1963 года

Было приблизительно 1.30 дня по кубинскому времени. Мы обедали в зале скромной летней резиденции Фиделя Кастро на роскошном пляже Верадеро, в 120 километрах от Гаваны. Зазвонил телефон, и секретарь в партизанской одежде объявил, что у сеньора Дортикоса, президента Кубинской республики, срочное сообщение для премьер-министра. Фидель взял трубку, и я услышал, как он спросил: «Como? Un atentado?» («Что? Покушение?») И, повернувшись к нам, сказал, что в Кеннеди только что стреляли в Далласе. Затем снова в трубку громко спросил: «Herido? Muy gravemente?» («Ранен? Очень серьезно?»)

Вернувшись к нам, он сел и трижды повторил: «Es una mala noticia» («Плохая новость»). Какое-то время он молчал, видимо, дожидаясь звонка с дальнейшими подробностями. Пока мы ждали, он заметил, что в американском обществе очень много сумасшедших и случившееся могло быть делом рук как безумца, так и террориста. Может быть, это вьетнамец? Или куклуксклановец? Позвонили снова: президент Соединенных Штатов еще жив. Есть надежда, что удастся его спасти. Фидель Кастро мгновенно отреагировал: «Если его сумеют спасти, считайте, что он уже переизбран». Кастро с удовлетворением произнес эти слова.

Было почти два часа, когда мы встали из-за стола и устроились у приемника, чтобы послушать Эн-би-си из Майами. Новости Фиделю переводил его врач Рене Вальехо: Кеннеди ранен в голову; ведутся поиски убийцы; убит полицейский; наконец роковая весть — президент Кеннеди умер. Фидель встал и сказал мне: «Все изменилось. Все изменится… Все придется пересматривать. Скажу вам одно: Кеннеди был противником, к которому мы привыкли. То, что произошло, — серьезно, чрезвычайно серьезно».

После пятнадцатиминутного молчания, которое соблюдали все радиостанции Америки, мы снова включили Майами — тишину прервала лишь трансляция американского национального гимна. Странно было слышать этот гимн в доме Фиделя Кастро, в окружении встревоженных лиц. «А теперь, — сказал Фидель, — надо, чтобы они быстро нашли убийцу, очень быстро, не то, вот увидите, они попытаются взвалить вину на нас».

38

В «Пале-Руайяль» женщина-портье плакала. В моем номере телефон, казалось, занимал больше места, чем кровать, окно, дверь или даже я сам. Я достал из глубин бумажника сложенный листок и назвал номер телефонистке отеля, которая сказала, что заокеанская линия последние полчаса accomblée[222], но она попытается меня соединить. Меньше чем через минуту раздался телефонный звонок. Меня соединяют. Линия больше не accomblée.

— Модена, — сказал я, — это Гарри.

— Кто?

— Гарри Филд. Том!

— Ах, Том.

— Я звоню, чтобы выразить тебе сочувствие.

— По поводу Джека?

— По поводу Джека.

— Я в порядке, Гарри. Как только услышала известие, приняла три валиума. Теперь чувствую себя в норме. Я еще и до этого приняла три валиума. Наверное, это к лучшему. Джек очень устал. Мне было жаль его, но сейчас, по-моему, все как надо, потому что я тоже чувствую усталость. Я понимаю, как ему требовался отдых.

— Как ты? — спросил я, словно мы заново начинали разговор.

— Отлично, учитывая границы возможного в моем положении. Но я не знаю, хочется ли тебе слушать об этом.

— Хочется, — сказал я. — Мне захотелось связаться с тобой, как только я услышал про Джека.

— Знаешь, я просто лежала здесь. И смотрела в окно. В Чикаго хорошая погода. Дико как-то, когда такое случается в солнечный день.

Я хотел было спросить про Сэма Джанкану и не решился, а потом подумал, что мой вопрос не заденет ее при том, сколько она проглотила валиума.

— А как сейчас дела у Сэма? — спросил я.

— Я с ним больше не встречаюсь. Он каждую неделю присылает мне чек, но я с ним не вижусь. Он так разозлился на меня, что я перестала с ним разговаривать. Думаю, разозлился он потому, что я стала коротко стричь волосы.

— А зачем ты стала их стричь?

— Сама не знаю зачем. Впрочем, нет, знаю. Моя подруга по имени Вилли сказала, что длинные волосы питаются за счет нервной системы и много из нее берут. Я не была уверена, что могу так растрачивать свои жизненные силы. Вот и стала стричь волосы. А потом и вообще их сбрила. Оказалось, куда проще носить парик. Думаю, я бы хорошо выглядела, если б так не растолстела. А еще на будущей неделе у меня удаляют матку.

— Ох, Модена!

— У тебя слезы выступили на глазах, Гарри? У меня выступили. Наверно, я гожусь для Книги рекордов Гиннесса. Чтоб человек плакал после трех таблеток валиума!

— Да, у меня слезы на глазах, — сказал я. И это была почти правда. Маленькое усилие, и мне не пришлось бы врать.

— Ты был такой милый, Гарри. Иногда мне казалось, что между нами что-то может быть серьезное, но, конечно, на пути всегда стоял Джек. Слишком поздно мы встретились, понимаешь. К тому времени у нас с Джеком уже была несчастная любовь. А теперь вот его нет. И это для меня не шок. Я знала, что долго он не проживет.

— Откуда ты это знала, Модена?