Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина

При этом, избавив их башню от малейшей угрозы штурма, он вовсе не собирался лишить себя самого доступа в макет. Размещая аннигиляторы, он оставил между ними проход — или, вернее, проложил безопасную тропу. Разумеется, не прямую, а извилистую и даже иногда петляющую.

Он выверил на этой тропе ширину каждого шага и угол каждого поворота и рассчитал точное количество и тех, и других. Конечно же, он все их запомнил, но затем — на всякий случай — зашифровал их в определенный стихотворный ритм. И начал затем практиковаться, облекая в него каждую свою мысль — пока тот намертво не засел в его подсознании. Так, что он мог повторить этот путь в любое время и думая о чем угодно.

Под конец, бесконечно уставший, но полностью довольный собой — такого состояния он не помнил с момента создания своего мира — он решил обезопасить и тоннель. Если Второй его обнаружит, массового вторжения с той стороны можно с уверенностью не опасаться, но даже несколько штурмовиков, проникшие в башню в его отсутствие и в инвертации, могут представлять опасность.

Он быстро создал еще два мини-аннигилятора и поместил их в тоннеле — на противоположных стенах, на уровне коленей, в шаге друг от друга и в нескольких шагах от входа в его личное помещение. Ни перепрыгнуть смертоносные лучи, ни поднырнуть под них, ни перекрыть их телами ни у кого не получится.

Впрочем, с обеих сторон, подумал он — и разместил в полу у самой лестницы дезактиватор, обеспечивающий безопасный проход по тоннелю только со стороны их башни.

Чего не скажешь о выходе из нее в макет — таким образом, он обезопасил свою бывшую башню не только от штурма со стороны той, другой, но и от тлетворных контактов с ней.

О чем он и поставил в известность нового главу их башни.

— Позвольте! — вмиг растерял тот всю свою непробиваемую невозмутимость. — Речь шла о предотвращении нежелательного входа в нашу башню, а не выхода из нее!

— Но ты же предусмотрительно поделился принципом мысленной связи с той башней, — широко улыбнулся ему Первый. — Пользуйся на здоровье! А все новые миры, как следует из заключенного тобой соглашения, создаются отныне исключительно по стандартным проектам, без каких-либо изменений и дополнений. Так что я не вижу никаких проблем.

— Возможно, Вы забыли, — натянуто возразил его бывший помощник, — что эти проекты нужно сдавать. Что требует подписей всех сторон.

— Для такого важного и, согласись, редкого события, — размашисто повел рукой в сторону Первый, — я проведу тебя через защитную полосу. Только заруби себе на носу — схема прохода существует исключительно здесь, — постучал он себя пальцем по лбу, — и в недоступном для постороннего взгляда виде. Так что если не хочешь оказаться заблокированным в нашей башне навечно, в твоих интересах, чтобы носитель этой схемы пребывал в полном здравии. Особенно ментальном.

— Пользуясь случаем, — расчетливо прищурился его бывший помощник, — хочу задать еще один вопрос. Насколько я понял, меня отпустили в обмен на еще какое-то Ваше изобретение. Может, и своей башне его откроете?

— По-моему, мы уже договорились, — напомнил ему, в свою очередь, Первый, — что эта башня больше не моя. Но я действительно считаю принцип паритета абсолютно справедливым. Упомянутое тобой изобретение действует только в моем мире — так что твои сотрудники будут ознакомлены с ним, как только получат высочайшее позволение работать в нем. Причем, обучать их будут бывшие владельцы восставших миров — меня ведь отправили на покой, не так ли? — так что вам всем стоит начинать и с них пылинки сдувать.

Кивнув напоследок играющему желваками собеседнику, Первый вышел.

И решил, что вполне заслужил несколько дней отдыха. Которые он провел в макете. После периода бурного творчества они показались ему удивительно пресными и томительными. И он никак не мог придумать, где бы еще найти источник ощущения этой полноты жизни — единственный оставшейся ему вдали от Лилит.

Он взялся укреплять выходы из башни — сейчас, когда инвертация была уже знакома слишком многим, неразумно было основывать неприступность их с мирами пристанища только на ней.

Идея дополнительных средств защиты пришла к нему из воспоминания о последнем разговоре с его собственным миром. Он не смог попасть туда, потому что тот сопротивлялся этому — как если бы он толкался в дверь, чтобы открыть ее, а его мир подпирал ее сзади чем-то тяжелым, блокируя ее движение. Еще не понимая этого, он тогда даже попросил мир дернуть ее со своей стороны, чтобы усилить его толчки.

Такой же принцип однонаправленности внутреннего и внешнего усилия он и внес в механизм открытия всех выходов. У стоящего внутри перед ним должна была быть ярко выраженная необходимость оказаться снаружи — и, одновременно с этим, по ту сторону выхода должна была существовать не менее острая потребность в нем самом. При отсутствии хотя бы одного их этих условий проход не открывался — даже если кто-то обнаружил бы свернутый в точку механизм его открытия.

Попрактиковавшись на входе в свое личное помещение — теперь и к нему никто не ворвется непрошеным! — Первый перепрограммировал выходы из их башни на все горизонты. Намного быстрее, чем в тот день перед ожидающимся штурмом — хотя тогда времени на это у него было существенно меньше.

Под конец у него мелькнула мысль перенести этот принцип с прохода из башни во внешнее пространство на любое перемещение. В самом деле, чем преодоление пространства отличается от проникновения сквозь препятствие? Но он был крайне ограничен в возможностях проверить это предположение.

Единственным местом, куда ему было нужно, куда он нестерпимо хотел попасть, был его мир — но тот совершенно ясно дал ему понять, что не нуждается в нем. По крайней мере, до тех пор, пока у него не появится план, как избавить мир от захватчиков Второго.

В макете, уже практически полностью перешедшем во власть другой башни, в нем точно никто не испытывал ни малейшей надобности, да и сам он стремился туда за неимением лучшего пункта назначения.

В свою бывшую башню из макета ему случалось перенестись, но через раз и почему-то сразу в помещение, отведенное им для миров. Причем, как правило, в те моменты, когда там оказывался один плодовый — становившийся с каждым днем все мрачнее. Он уже перестал сопровождать других в мир Первого и большей частью оставался в башне, погруженный в видимо тяжелые раздумья. Возможно, Малыш с остальными осевшими на острове и без плодового прекрасно справлялись с выращиванием пищи, но почему сюда постоянно притягивало Первого? Чем он мог помочь — не имея ни малейшей возможности сделать Малышу внушение на предмет того, что не стоит отвергать мнение более опытного эксперта в этой области?

Ответ на эти вопросы Первый получил довольно скоро.

Однажды его снова занесло прямо к плодовому, сидящему в одиночестве в углу, прямо на полу, и уткнув лицо в сложенные на коленях руки.

— Что в мире происходит? — решил не теряться больше в догадках Первый.

— Смотрите, — подняв голову, равнодушно кивнул плодовый в сторону архива.

Первый активировал его и — смахивая одно за другим — нашел воспоминания самого плодового о жизни на острове.

Если бы он смотрел на них не на поверхности архива, а вживую, лицом к лицу, ему бы понравилось, в принципе, то, что он видел. Вот там-то ситуация уже точно упорядочилась и приобрела очертания хорошо организованного пристанища.

Во главе его однозначно стоял Малыш. К нему обращались с вопросами, от него ждали распоряжений и исполняли их с готовностью. Он же одними указаниями не ограничивался: при необходимости сам показывал, что и как нужно сделать, часто замечал проблемы еще до того, как ему о них сообщали, и вообще постоянно окидывал окрестности внимательным взглядом, следя за тем, чтобы все были при деле и чтобы дело это было успешным. С одного взгляда было видно, что он принял на себя полную ответственность за все и всех на острове и был полностью сосредоточен на том, чтобы сделать их жизнь максимально полной и комфортной.