Гармонии эпох. Антропология музыки - Лев Клейн

Спорил я по вопросу об отказе от этой догмы и с одним из моих прежних учителей профессором Б. Б. Пиотровским — директором Эрмитажа. Мы встречались на перерывах между лекциями и на заседаниях, и он пытался меня убедить, что всё развитие культуры подчиняется этой периодизации — по рубежам между пятью фазами. Я же отстаивал тезис, что в культуре есть много автономных сфер, имеющих свои собственные рубежи, свой особый ритм, свои эпохи. Что факторы, маловажные для социоэкономического развития страны или региона, могут иметь определяющее значение для перемен в какой-то одной сфере культуры. «Возьмите историю шапок, — говорил я. — Какие шапки — первобытные, какие — рабовладельческие, какие — феодальные, какие — капиталистические? Какую шапку носите Вы? Такую же, как Ваш буржуазный коллега из Англии!» — «Подождите, — отвечал Б. Б., — социализм еще существует слишком мало времени. Социалистические шапки еще не сформировались, но непременно появятся». Споры шли по форме шутливо, но содержание было серьезно. Обычно Б. Б. закачивал их самым тяжеловесным аргументом: «Вас посадят». Он имел в виду не только мои взгляды, но и мои частые выходы в зарубежную печать. «А сажать меня не за что, — отвечал я. — Я не даю повода». Он был уверен, что повод найдется (в свое время он и сам был посажен, правда, ненадолго). Тут он был прав.

Вскоре меня арестовали с уголовным обвинением, но по инициативе КГБ (во время перестройки мой бывший следователь от прокуратуры И. И. Стреминский опубликовал открытое письмо с признанием, что сожалеет о своем участии в этом деле, что меня посадили и на него давили «силы застоя»). Выйдя из заключения, я написал под прозрачным псевдонимом «Лев Самойлов» очерки и книгу об этом деле и своих приключениях. Там мельком упоминалась и история с этой рукописью. Данной публикацией я могу поставить точку в этой музыкальной истории.]

Приложение: полемика

В процессе подготовки этой книги я, конечно, советовался со знакомыми искусствоведами. Обращаясь к двум самым авторитетным, профессорам М. С. Кагану (ныне покойному) и Е. В. Герцману, я понимал, что надеяться на благоприятный отзыв не приходится. Каждый из них за долгую жизнь сформировал собственную концепцию развития музыки, и моё построение вряд ли сможет в нее вписаться. Кроме того, я припомнил, каково обычно мое собственное отношение к непрофессионалам, вторгающимся в мою науку. Действительно, оба отнеслись к моим рассуждениям сугубо скептически. Я вспомнил знаменитого историка Игоря Михайловича Дьяконова, который обычно формулировал свой отзыв так: «Всё никуда не годится, печатать не следует, а кроме того на страницах таких-то и таких-то нужно исправить то-то и то-то». По этой модели и были построены отзывы моих коллег. Я им глубоко признателен за критические замечания, которые помогли мне улучшить мой текст.

А печатать я всё же решился. Я ведь не первый раз осмеливаюсь затронуть новую для меня смежную науку (входил в классическую филологию, культурную антропологию, сексологию). Всякий раз мои друзья, работавшие там профессионально, отговаривали меня, но всякий раз мои книги, будучи напечатанными, получали признание. Да и в моей собственной науке, археологии, мои первые рукописи при обсуждении наталкивались на непонимание и ожесточенное сопротивление, получали отрицательные отзывы, но когда мне всё же удавалось пробить их в печать, занимали заметное место в научной литературе и даже получали высокие оценки (в частности, от того самого И. М. Дьяконова).

В данном случае я не претендую на открытия и перевороты в изучении музыки. Мне хотелось осмыслить, понять общий ход ее развития с точки зрения культурной антропологии и социальной психологии. Понять, почему со сменой эпох одна гармония сменяется другой. В литературе я не нашел достаточно вразумительного ответа, не встретил широкоохватного обзора этой темы. Мне хотелось показать музыкантам (конечно, знающим музыку неизмеримо глубже меня), что есть некоторый смысл во взгляде на музыку со стороны, с позиций смежных наук: развитие музыки становится понятнее. Мне хотелось ознакомить и людей, непричастных к музыке, со своими соображениями на сей счет — в надежде, что это обобщение, эта попытка построить систему, сблизить музыку серьезную и легкую, включить музыку в общий ход развития культуры, заинтересует людей и приблизит их к музыке разного плана, приобщит к ее восприятию. Расширит их музыкальные интересы.

Издатель, прочтя рукопись, заявил, что на него лично мои соображения действуют именно так. Он сказал, что многое в музыке стало ему понятнее и интереснее, и что если книга и на других подействует так же, то она явно полезна и может пользоваться спросом. Что он готов ее издать.

Меня всегда занимало, а в данном случае было особенно интересно, как на мои соображения реагирует молодежь, в частности компетентная молодежь — молодые музыканты. В ходе подготовки книги к печати мой редактор, молодой художник и искусствовед Павел Дейнека, и редактор другой моей книги, молодой театральный режиссер Владимир Кустов, с моего ведома знакомили своих сверстников с этим текстом. Из отзывов меня заинтересовало письмо молодого композитора Настасьи Хрущевой, студентки консерватории, к ее приятельнице, знакомой Кустова. С одной стороны, исполненная пиетета (к моему возрасту и научному багажу), а с другой — горящая молодым задором и, естественно, профессиональным снобизмом, она оспаривала мои суждения со знанием дела. Уловила и некоторые мои конкретные ошибки, не замеченные другими (по забывчивости назвал не того композитора, ошибся в номере симфонии и т. п.). Я встретился с Настей, ознакомил ее со своими примечаниями к ее письму, мы продолжили дискуссию устно и решили по обоюдному согласию опубликовать ее письмо приложением, со всеми его оборотами — хвалебными и критическими (опустив лишь те, которые я просто с благодарностью учел в тексте при правке). Особенно любопытна та критика, которая мне показалась спорной. Поскольку такие критические мысли могут возникнуть и у других читателей, я помещаю их в книге, приводя свои возражения и разъяснения[2]. Мои примечания к пунктам Настиного письма помечены моими инициалами.

Здравствуй, Ася! Если тебя действительно интересует мое мнение, то я буду честной (от тебя и научилась) и выскажу некоторые критические замечания.

1. Сама основная идея — поиск соответствий между социальной психологией эпохи и ее музыкой — конечно, интересна, но, к сожалению, не нова. Так или иначе, эта проблема затрагивается практически во всех учебниках, связанных с гармонией и ее историей — например, в книге Гуляницкой «Современная гармония», в труде Холопова «Теоретический курс гармонии», в работе Когоутека «Композиторские техники XX века» и многих других. Настораживает, что в списке использованной литературы они отсутствуют, хотя есть популярные, беллетристического характера издания типа Ганса Галя («Брамс, Вагнер, Верди»), Бернстайн («Музыка — всем») и другие. Уже сама история гармонии — настолько сложная проблема, что решение ее не мыслится без специального теоретического образования — тем более, если говорить о ее связях с социальной психологией!

ЛК. Очень признателен за выявление пробелов в библиографии. Однако эти пробелы не все — реальные пробелы в моем знании. Некоторые из названных книг я читал, но не нашел в них на что сослаться. Я ведь не историографию пишу, а излагаю некую свою идею и стараюсь ее прояснить, причем прояснить так, чтобы было понятно и неискушенному в музыке читателю. Ясно, что приходится выбирать ссылки преимущественно на популярные издания, хотя, скажем, Бернстайн сочетает популярность с высочайшим профессионализмом. Проблема, конечно, не нова, но ее постановка в чистом виде мне нигде не встречалась, как и предложенное мною решение с экскурсами в современность. История гармонии — несомненно дело специалистов. Но увязка истории (вычитанной у специалистов) с социальной психологией, в которой я больше сведущ, может и мне оказаться по силам. Разумеется с риском огрехов, которые и нужно устранить.

2. Автор говорит в предисловии, что книга родилась «из размышлений о месте джаза и рок-музыки в перспективе истории культуры», а затем утверждает, что хотел проследить, «как социальная психология эпохи сказывается на формировании <…> гармонии». Но ведь это две абсолютно разные задачи! При раскрытии первой из них совсем не нужно было делать столь подробные экскурсы в прошлое (например, не стоило бы так долго распространяться о церковных ладах). Если же в центр поставить социальную психологию и гармонию, то необходимо было бы охватить не только рок-музыку и музыку академическую, но и другой не менее важный пласт — фольклор.