Гвардеец (Оболганная эпоха) - Дмитрий Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обои дома клеил, скворечник в детстве сколотил... ничего выдающегося.
Что я умею лучше других? Языком молоть - работа такая, да сочинительством баловаться - пописывал изредка статейки для сайтов, переводил интересные материальчики. Однажды в пионерском возрасте сляпал фельетон для детской газеты. Его, конечно, не напечатали, но от редакции пришло письмо - дескать, работайте над собой, и будет вам счастье: мама потом на работу носила показывать.
Стоп! А ведь интересная мысль наклёвывается.
Газет, к сожалению, в России издавалось немного - 'Санкт-Петербургские ведомости', выходившие два раза в неделю: по вторникам и пятницам, малотиражные частные газеты, несколько иностранных изданий, выпускаемых общинами. К примеру, 'St. Petersburgische Zeitung' - те же 'Ведомости', но на немецком языке.
Как и в двадцать первом веке материалы были разные - официальная хроника: 'Императрица, находясь в добром здравии, соизволила нынче стрелять из окна нового зимнего дома и настреляла...', 'жёлтая пресса': 'всем известный кавалер граф Д. похитил девицу В., без согласия её родителей и нынче же ночью с ней тайком обвенчался'.
Новости, светская хроника, отчёты, сплетни, объявления... и нет того, что я мог бы назвать художественной литературой. Неужели никто не додумался до печатания романов по частям с продолжением в следующем номере? Сегодня одна главка, обрывающаяся на интересном месте, через неделю другая. Нехитрый рецепт, тем более в случае, когда книги стоят довольно дорого и от беллетристики полки не ломятся. Эта формула неплохо работала в девятнадцатом веке. Дюма-отец сколотил нехилое состояние, публикуя сочинения таким макаром.
Первой мыслью было: 'Накатаю-ка я что-то из классики, скажем из детективчика'. Народ ведь любит загадочные истории. Вот и стану родоначальником жанра в России. Обворую, к примеру, Конан-Дойля с его Шерлоком Холмсом. Будет у меня не 'Собака Баскервилей', а 'Псина Петровых'. Вместо Холмса выведу какого-нибудь субъекта, близкого и понятного петербуржцам. Фандорина, к примеру. Был заикой, станет картавым, на виолончели пускай играть научится. Но потом подумалось: 'А зачем заниматься плагиатом? Неужели самому не родить что-то стоящее?'
И тогда в один прекрасный вечер я, не взирая на протесты сонного Карла, зажёг свечу, налил чернильницу до краёв, макнул перо и неровным почерком вывел на девственно чистом листе бумаги: 'Проклятье! Карлик Джо так внезапно выскочил у меня перед носом, что я едва успел притормозить'.
Гномы, эльфы, драки, смерти... любовь, как же без неё. Универсальный рецепт коктейля. И мистика, только чуть-чуть... золотое время её пока не пришло. Немного юмора, лёгких шуточек, без грязи и пошлости. А центральный персонаж? Каким его сделать? Глупым и брутальным... Тонким и воздушным как безе... Или нормальным, среднестатистическим 'своим парнем'... Что мне, как автору, ближе? Пусть будет внешне циничным, но обаяшкой внутри.
Я не ожидал, что текст пойдёт так легко. Фразы рождались в голове стремительно, на лету. Я не успевал их схватывать, исписывал листок за листком, горя, словно в приступе лихорадки. Свеча таяла, оплавленный воск капал на подставку. Огонёк неровно дрожал. Карл ворочался и недовольно бурчал.
- Ты чокнутый, Дитрих! - говорил он и отворачивался к стене.
Ночь пролетела незаметно. На столе лежала стопка исчирканных бумаг. Это был мой первый роман, вернее его первая часть. Чернила закончились, вместе с ними исчез и запал. Я был опустошён, обессилен и преисполнен томительного волнения.
Отпросившись у Дерюгина, пошёл обивать пороги газет. Редакторы смотрели на меня с интересом, но никто не желал рисковать. Моя затея казалась им бредовой.
- Зачем нам это, молодой человек? Наши читатели - респектабельные люди, им не понравится.
- Не вижу здесь глубины мыслей. Где философия, стиль, мораль? А образ героя - кого он символизирует?
- Боюсь, нам не подходят ваши сочинения. Мой вам совет - отнесите их истопнику, пущай он разожжёт ими печь. В топку, милостивый сударь, в топку!
Но вот, когда я полностью вымотался и едва не последовал совету последнего из редакторов, удача выглянула из-за туч, подобно солнцу.
Газета называлась 'Петербург астральный', скромный тираж в полтысячи экземпляров. Я поначалу даже стеснялся туда обращаться, боясь, что меня сразу турнут.
Но, удивительно дело, издатель дал согласие - одну главу романа для пробы пустят в послезавтрашнем выпуске.
- А как будет подписываться: под собственным именем или инкогнито сохраните?
- Под псевдонимом, - решился я.
- Каким, позвольте узнать?
- Гусаров, Игорь Гусаров.
Я ушёл из редакции с первым в жизни гонораром - он составил полтину. Если читателям понравится, мне будут платить столько за каждый выпуск.
Глава 20
Люблю весну. Если лето у меня ассоциируется со слишком быстротёчной красотой, осень с тоской и увяданием, зима с монотонной бесконечностью, то весна - это время перемен. И не столь важно: к лучшему ли, к худшему - в конце концов, нет худа без добра и наоборот.
Полгода, что я провёл в Петербурге восемнадцатого века, закончились незаметно. Такова особенность армейской службы: день тянется как вечность, год пролетает как миг.
И вот я капрал лейб-гвардии Измайловского полка, у меня в подчинении полтора десятка крепких натренированных мужиков, готовых вцепиться в глотку по моей команде. И самое главное, они словно губки впитали суворовское: 'сам погибай, а товарища выручай'. Если солдат знает, что свои никогда не бросят, всегда придут на выручку, прикроют спину или подставят плечо, он будет сражаться как лев. Очень простое и понятное правило.
Мы стали единым целым, непрерывные занятия и муштра сблизили нас и неважно, что кто-то с рождения был дворянином, а кто-то крепостным. За полковым двором сословная разница играла, конечно, свою роль, но только не здесь. На службе мы все до одного были гвардейскими гренадерами, винтиками могущественной государственной машины и почитали это за честь. Когда ты - важная часть системы, приоритеты расставляются иначе.
Снег растаял, воцарилась непролазная грязь. Обычная русская весна во всём разгаре с её потоками ручьёв, обилием луж, тающими сосульками, весёлой капелью, шумным ледоходом и ощущением праздника.
Я выстроил гренадер на плацу, как обычно проверил внешний вид. Не обошлось без замечаний: мундиры двоих гренадер нуждались в чистке, ещё один так изгваздался, что отстирать обмундирование не представлялось возможным. По логике вещей следовало заводить служебное расследование, но я старался по возможности обходить неприятные моменты.
- Влип ты, братец. Придётся кафтан новый шить. Деньги-то имеются?
- Есть маненько, господин капрал, - почесал голову сконфуженный гренадер. - Поднакопил чуток.
- Готовься растрясти кубышку. Я не Дерюгин, но небрежения формой одежды не потерплю. А где Михай? - остановился я.
Крепостной князя Сердецкого отсутствовал, и меня это встревожило. Михай всегда был исполнителен и пунктуален, сегодня ему полагалось находиться в строю.
- Не знаю, господин капрал, - доложил Чижиков. - В караул его не ставили, на работы не отправляли. Может, заболел?
- Пошлите кого-нибудь к лекарю, пусть узнает, не обращался ли к нему Михай.
Гонец принёс нерадостное известие - к полковому лекарю солдат не приходил. Я оставил вместо себя Чижикова проводить занятия, а сам отправился искать соседей Михая по постою - он делил дом с пятью фузелерами четвёртой роты.
- Как ушёл в князевы палаты вчера с вечера, так мы его больше и не видели, - развели руками они.
- К Сердецкому что ли?
- К кому ж ещё, - подтвердили солдаты.
- И часто он к князю ходит?
- Да почитай кажную неделю. Зазноба у ево там. Ядвигой кличут. Ох, и любит он её.
- А возвращается когда? - прервал я фузелеров.
- Раз на раз не приходится, но к рассвету всегда являлся. А что, запропал куда?
- Пока не знаю, - сказал я и задумался.
'Неужели сбежал?' - мелькнула нехорошая мысль в голове. Такое иногда случалось, не часто, но всё же.
Формально на мне вины нет, даже вычеты за беглеца не полагаются, ибо по ведомости службу в капральстве проходит хозяин Михая - князь Тадеуш Сердецкий. Однако начнись разборки, и я понятия не имею, где колобродит этот шляхтич[14]. Такая заварушка может образоваться, что не разберёшься - кто прав, кто виноват. А виноват всегда и везде стрелочник, в армействе сиречь капрал.
Затяжной мелкий дождь сеял, словно из сита. Что поделать - Питер. Солнечные деньки весной столь редкие, как зарплата.
Доложить Дерюгину или не стоит? Вполне возможно, что Михай на самом деле заболел и отлёживается на барском подворье, и я напрасно поднимаю панику. Представляю недоумение во взоре поручика, его недовольный раскатистый голос:
- Твою в душу мать, фон Гофен! Ты чего по пустякам суёшься!