Тур Хейердал. Биография. Книга II. Человек и мир - Рагнар Квам-мл.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другая черта, отмеченная рецензентами и повторяющаяся в критике «Американских индейцев в Тихом океане», — это привычка Хейердала выбирать аргументы, подтверждающие его теорию и пропускать те, которые не подходят. Американский антрополог Гордон Экхольм, куратор американского Музея естественной истории и авторитет в области доколумбовой археологии в Мексике и Центральной Америке, в этих случаях был абсолютно беспощаден. Он считал, что использование Хейердалом результатов многих отраслей науки в попытке решить трудную проблему очень плодотворно. Но у Хейердала увлеченность своей теорией подавляет способность к объективной оценке при сопоставлении свидетельств друг с другом. Поэтому он не обращает внимания на аргументы, доказывающие противоположное.
Если, например, было так, что первые люди, населившие Полинезию, имели свои корни в Перу, тогда они происходили из района, знаменитого своими гончарами и ткачами. Но у полинезийцев не было ни глиняных горшков, ни ткачества, хотя на островах имелись и глина, и хлопок. Это можно объяснить только тем, что между Полинезией и Перу никогда не было никакого сообщения. Тур Хейердал так не считал. Он объяснял это тем, что упомянутые ремесленные традиции исчезли со временем.
Если полинезийцы происходили из Юго-Восточной Азии, то они пришли из района, где знали использование металлов. Но у полинезийцев не было металлических предметов. Это тоже можно было бы объяснить тем, что они утратили традицию со временем. Но для Хейердала это не так. Если у них нет металла, то между Полинезией и Юго-Восточной Азией никогда не существовало связей. Но как он может так уверенно об этом говорить, если в Полинезии нет естественных месторождений металлов?
При тщательном анализе, считает Экхольм, эти данные должны были дать обратный результат. Поскольку на островах нет металла, то, скорее всего, мигранты из Юго-Восточной Азии потеряли свои навыки работы с металлом, и менее вероятно, что гончарное искусство могло утратиться, если на островах есть глина. Однако логика явно не является сильной стороной Хейердала, и Экхольма поразило отсутствие у него склонности к критическому анализу источников.
Само собой разумеется, что Экхольм не нашел удовлетворительных доказательств в пользу гипотезы Хейердала. Но тем не менее он считал, что книга должна стимулировать обсуждение актуальных проблем тихоокеанской истории. Сам он в процессе чтения отказался от распространенного представления о том, что Тихий океан был барьером, препятствовавшим распространению культур и народов{248}.
Ральф Линтон согласился с этим в своей рецензии, опубликованной в «Америкэн Антрополоджист». Он констатировал, что неуемная увлеченность Хейердала своими собственными теориями имеет место на каждой странице работы. «То, что в одном абзаце представляется как возможность, в следующем уже становится действительностью, пока через полстраницы не станет очевидным фактом», — писал он{249}.
В родной стране Рафаэля Карстена главный редактор «Хувудстадсбладет» Торстен Стейнби задумался о том, что останется от Хейердаловых теорий после основательной научной критики. Будучи журналистом, Стейнби также был историком по образованию. Сам он не верил, что теория выстоит, поскольку для Хейердала она стала своего рода идеей фикс. Вместо основательного анализа аргументов как в пользу теории, так и против нее он выбирал то, что подходит, из различных отраслей науки. То, что не годилось, он оставлял в стороне. «В своей полемике […] Хейердал предстает скорее не как ученый, а как миссионер, для которого основная задача его жизни состоит в обращении сомневающихся, хотят они того или нет», — писал Стейнби в своей рецензии на «Американских индейцев в Тихом океане»{250}.
Как и другие критики, он, тем не менее, похвалил Хейердала за «исследование тихоокеанской этнографии и социологии». Он подчеркивал также умение Хейердала ставить вопросы и вызывать дискуссию.
В общем и целом серьезная критика работы Хейердала следовала в одном русле. Все высказавшиеся выразили восхищение его знаниями и количеством ссылок в «Американских индейцах в Тихом океане». В немалой степени они восхищались и экспедицией на «Кон-Тики», которая во многом изменила их представления о самом Тихом океане. Но догадки Торстена Стейнби оправдались. Мало кто поддержал теорию Тура Хейердала. Ее обсуждали, но она не произвела переворота в исследованиях Тихого океана. Ученые критиковали его методы, отсутствие внутренней связи в аргументации, а следовательно, и его выводы. То, что плот осуществил дрейф из Перу в Полинезию, доказывало, что такое путешествие было возможно, но оно не пошатнуло общепринятое мнение о том, что полинезийцы появились из Азии, — представление, во многом подтвержденное документальными лингвистическими доказательствами.
Иллюстрация к «Американским индейцам в Тихом океане»
У Хейердала не было достойных аргументов против языковедов. Полагаться на утверждение, что язык Анд в результате переноса через Тихий океан стал мягче, не имело смысла. То, что отдельные слова были похожи (например, батат называли «кумара» и в Перу, и в Полинезии), могло указывать на наличие контактов, но никак не на то, каким образом эти контакты осуществлялись. Однако у его противников не было доказательств против батата самого по себе, который, наряду с бальзовым плотом, являлся козырной картой Хейердала. Он утверждал, что бог Солнца Кон-Тики и его народ принесли с собой батат и его название, когда приплыли на запад. Ни один ученый не спорил с тем, что батат исконно южноамериканское растение. Поэтому его противникам следовало найти другое объяснение тому, как он распространился на полинезийских островах до первых контактов с европейцами. Без стройных доказательств они выдвинули гипотезу, согласно которой полинезийцы в конце концов достигли побережья у подножия Анд во время своих плаваний и принесли с собой батат, когда вернулись обратно. По этому вопросу велись споры, в том числе и после того, как Хейердал опубликовал «Американских индейцев в Тихом океане».
Но если Хейердал показал параллели между Южной Америкой и Полинезией, то его противникам не составило труда указать на общие черты между Полинезией и Азией. Кроме языка это касалось также культурных растений, таких, как банан, хлебное дерево и тростник, а также домашних животных — свиней, собак и кур. Это касалось также доисторических транспортных средств. Полинезийцы знали плот, но в первую очередь их основным транспортным средством являлись каноэ, оснащенные парусом и балансиром, — в таком виде они были созданы в индонезийских водах. Каноэ не могли перевозить такой большой груз, как плот, но они лучше подходили для плавания против ветра и течений, что способствовало их более широкому и уверенному применению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});