Лечь на амбразуру - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты имеешь в виду этого? — Меркулов ткнул пальцем в письмо губернатора. — Да-а… Ну ладно, подумаем. Завтра у нас что? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А завтра у нас суббота! — каким-то цирковым голосом ответил Турецкий. — А нынче у нас…
— Помню, не отшибло память еще, — пробурчал Меркулов. — Ты там скажи Вячеславу… Не могу обещать, но…
— Мы рассчитываем именно на это самое «но», Костя, — сказал Турецкий и поднялся, делая знак остальным.
— Спасибо вам огромное, Константин Дмитриевич, — поднялась и Галочка.
— Нэма защо, — почему-то по-украински ответил Костя.
— Вы угадали, — засмеялась Галочка, — у меня есть и хохлацкие корни.
— Я ж вижу, — довольно пробасил Меркулов.
Время подбиралось к пяти. Турецкий, проводив Гордеева с дамой до лестницы, напомнил, что время встречи изменить никак нельзя, поэтому прибыть следует по известному адресу не позже восьми. И, еще раз чмокнув кончики пальцев у Галочки, повторил:
— Будем особо рады вас видеть. А его, — он ткнул пальцем в грудь Гордеева, — попросите не опаздывать. Есть у него, видите ли, такая неприятная манера.
И ушел к своему кабинету.
Уже сидя в машине, Гордеев спросил спутницу: как, по ее мнению, лучше использовать оставшееся время? Можно заскочить снова в «Глорию», чтоб потом двинуться вместе. Можно смотаться на Башиловку, к нему домой. Да хоть и душ принять. Отдохнуть, а там и ехать в гости к начальнику МУРа. У Галочки, видно, уже голова кружилась от Москвы, от всех этих высоких чинов и званий. Да и куда денешься, когда кругом сплошь генералы! Но в любом случае именно сегодня следовало бы прозвониться в Белоярск. Учитывая разницу во времени. Там ведь уже глубокий вечер, скоро народ спать начнет ложиться, А завтра — субботний день, у кого-то выходной.
Решили поехать домой. Гале действительно захотелось хоть немного отдохнуть, сбросить напряжение, да и вечерний макияж нанести. Женщина должна ведь оставаться женщиной в любых ситуациях.
Пока ехали, Гордеев продумал свой разговор с Журавлевым-младшим и пришел к окончательному выводу, что Галочкин прагматизм будет, пожалуй, наиболее правильной позицией в диалоге с этими деятелями.
Дома сказал без всяких предисловий:
— Сейчас набираем домашний, да? Ну этого вашего Игоря Платоновича. Диктуй. И, пожалуйста, побудь рядом, поконтролируй меня, а если чего, подскажи.
И она легко отреагировала на это его «ты», будто все уже было обговорено и принято.
— Только ты сам не горячись. А то я Игоря знаю, он обожает быть главным и чтоб слушали только его одного. Самонадеянный тип. Странно, что они до сих пор жили душа в душу с Минаевым. Впрочем, это они так говорили… Хотя я и не видела, чтобы они ссорились там либо орали или просто повышали голос друг на друга. Совсем разные люди, а не конфликтовали.
— Значит, кто-то из них мудрый, а кто-то умный.
— А что, есть разница?
— Сама посуди. Мудрый — тот, кто зря не перечит, не выставляется, не стремится удержаться наверху любыми силами. А умный — тут посложнее. Как правило, подлецы дураками не бывают, верно?
— Вон ты куда! — засмеялась Галя.
— Простите, это квартира Игоря Платоновича Журавлева? — начал Гордеев, когда услышал хрипловатое, но бодрое: «Алло?»
— Я слушаю.
— Здравствуйте, вас беспокоит из Москвы адвокат Юрий Петрович Гордеев. Извините, что так поздно. Я совсем забыл за беготней, что у вас давно вечер. Ну а завтра — суббота, и я не хотел бы каким-то образом ломать ваши завтрашние планы. У вас найдется для меня несколько минут?
— Здравствуйте, — несколько замедленно отозвался Журавлев. — Разумеется, временем я располагаю и готов вас выслушать. Особенно в свете весьма неприятных последних событий.
— Что вы, простите, имеете в виду?
— Ну как же? Извините, у меня просто не хватает слов от возмущения! Это черт знает что такое! — Господин Журавлев явно накалялся, точнее, сам себя заводил на праведный гнев — на что же еще иное?
— Если позволите, — вклинился в паузу Гордеев. — Мне не совсем понятно ваше раздражение. Будьте любезны, объясните, в чем дело? Может, я просто не в курсе? Или меня Галина Федоровна невольно ввела в заблуждение?
Гордеев подмигнул ей, словно заговорщик. Он держал трубку не вплотную к уху, а чтобы прислонившаяся к нему женщина могла тоже слышать ответы из Белоярска.
— Как не в курсе? — словно запнулся Журавлев. — А документы?
— Какие? Вы имеете в виду те, что мы сегодня уже положили на столы помощника президента и министра юстиции? Так за это можете не беспокоиться, там люди внимательные. Кроме того, полностью в курсе дела руководство Генеральной прокуратуры. Я после той значительной помощи, которую вы лично и господин губернатор оказали мне как адвокату, хотел бы выразить свою глубокую признательность.
— Что-то я не понимаю… — Там, в Белоярске, похоже, воцарилась полнейшая растерянность. — Разве эти документы…
— Ах вон в чем дело! — обрадованно рассмеялся Гордеев. — Вам, вероятно, доложили, что пропал багаж Галины Федоровны? Да?
— Естественно!
— Ну, доложу вам, Игорь Платонович, Галина Федоровна об этой пропаже не сильно и переживает. Жалко, конечно. Но все это конечно же пустяки по сравнению с мировой революцией! Помните, как мы совсем, кажется, недавно выражались на этот счет? Так что, в сущности, ничего страшного не произошло. А документы ваши сильные, я уверен, они обязательно сыграют свою положительную роль. Я снял копии и постараюсь уже завтра дать прочитать ваши письма в поддержку самому Алексею Евдокимовичу. Уверен, что ему будет очень приятна такая дружная и искренняя помощь и трудового коллектива, и руководства предприятия, и Андрея Ильича. Несомненно! Если появится возможность, передайте, пожалуйста, господину Гусаковскому благодарность и от моего имени. Я, понимаю, всего лишь какой-то адвокат, но тем не менее. Вероятно, ему тоже небезразлично мнение простых работников юриспруденции. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сообщить. Что же касается Галины Федоровны, то она обещала перезвонить мне завтра, и, если у вас появятся к ней поручения, я с удовольствием ей это передам.
— А где она? — быстро спросил Журавлев.
— Вероятно, у родственников. Так, во всяком случае, сказала мне.
— А Елисеева вы сегодня видели?
— Разумеется, в порту. А потом мы уехали по неотложным делам, а он остался искать чемодан. Но так и не нашел. О чем и сообщил. — Гордеев вызывающе рассмеялся.
— Простите, разве что-то было… не то? Вы так смеетесь? Есть причина? — насторожился, ох как насторожился вмиг господин Журавлев!
— Да… это я так, своим мыслям. Ах, Женька, Женька, непутевая головушка… Ну да ладно, это все неважно. И к нашему общему с вами делу прямого отношения не имеет.
— А косвенное? — уже не отставал Журавлев.
— Ну, разве что… косвенное, — неохотно согласился Гордеев.
— Но я должен знать! — настаивал Журавлев.
— О чем, Игорь Платонович, уважаемый? О чем знать? Женька в достаточно отдаленном теперь уже нашем прошлом был моим приятелем. С той поры много воды утекло, и когда мы встретились, вот недавно, в связи с делом Минаева, я увидел, что меняется все, кроме Женьки. Как был балбесом, так им и остался. Но я очень прошу, вы ему мое мнение о нем не выдавайте. Достаточно того, что я ему уже и сам сегодня об этом сказал. И он обиделся.
— А что с делом Минаева? Вы начали и…
— Хотите мое личное мнение? Чистая туфта. Причем безграмотная, дураковатая, как все, за что берутся тупые дилетанты. Надеюсь в самые ближайшие дни доказать это и по возможности прекратить глупый фарс. Те, с кем я уже успел побеседовать, кстати, полностью разделяют мою точку зрения. Ну хорошо, у вас поздно, а у нас тут только начинается вечерняя программа. Не буду морочить вам голову на сон грядущий. Мой телефон у вас имеется, это Елисеев мне сказал, так что если будут вопросы — милости прошу, я к вашим услугам. Спокойной ночи.
Гордеев отключил мобильник и отшвырнул его на диван.
— Вот же сволочь! Я ж по его голосу слышу, что он понимает, куда попал! Понимает, что в полной жопе, а хорохорится. Или еще не осознает?… Ой, простите, Галочка, я, кажется, маленько сорвался. Но поверьте, мне было нелегко мягко беседовать с ним.
— Я все слышала, и ты, пожалуйста, не извиняйся, все сказано правильно. А я даже восхитилась твоей выдержкой! Ах, молодец! Так бы и поцеловала!
То ли это случайно вырвалось у нее, то ли она в самом деле «дозрела» до такого проявления чувств, но Гордеев, растерявшись только на краткий миг, так же мгновенно пришел в себя и совершил то, что было высказано как предположение.
И не пожалел. Потому что неожиданный поцелуй оказался пьяняще сладким и, главное, долгим. Это ведь мимолетные поцелуи ни к чему не обязывают, а вот такие, почти взасос, с приступом острого душевного томления, — такие запоминаются. И более того, требуют обязательного продолжения…