Каприз - Агата Кристи

— О чем ты только думаешь, Джим Таккер? Не пачкай линолеум своими башмаками. Я тебе уже тысячу раз говорила! Скребла все утро, а теперь взгляни, что ты наделал.

Слабое умиротворяющее гудение, по-видимому, означало реакцию мистера Таккера на замечания жены.

— Ты не должен забывать. Это все твоя дурацкая привычка слушать спортивные новости. Почему ты не можешь снять их за две минуты до начала передачи? А ты, Гарри, что ты наделал своими леденцами? Не смей трогать липкими пальцами чайник! Мэри, посмотри, кто там у дверей.

Дверь осторожно открылась, и на Пуаро с подозрением уставилась девочка. Ей было не больше одиннадцати-двенадцати лет. Одна ее щека была вздута от леденца. Это была довольно толстенькая девочка с маленькими голубыми глазками, очень напоминающая хорошенького поросеночка.

— Здесь джентльмен, ма, — крикнула девочка.

С выбившейся прядью волос над разгоряченным лицом миссис Таккер подошла к двери.

— Что вам? — резко спросила она. — Нам ничего не нужно…

Она вдруг умолкла. По изменившемуся выражению ее лица Пуаро понял, что она его узнала.

— Погодите, погодите, это вы были в тот день с полицией?

— Извините, мадам, что я напомнил вам о вашем горе, — сказал Пуаро, решительно входя в дом.

Миссис Таккер бросила быстрый, полный мучений взгляд на его ноги, но лакированные остроносые туфли Пуаро были безупречны и не оставляли никаких следов на чистом линолеуме.

— Входите, сэр, пожалуйста, входите, — сказала она, пятясь перед ним и открывая дверь в комнату направо.

Пуаро вошел в очень опрятную маленькую гостиную. Старая мебель, круглый стол, два горшка с геранью, вычурная бронзовая каминная решетка и множество фарфоровых украшений.

— Садитесь, сэр, садитесь. Не помню вашего имени… впрочем, я его и не знала.

— Меня зовут Эркюль Пуаро, — поспешил представиться Пуаро. — Обстоятельства сложились так, что я снова в ваших краях. Я зашел к вам выразить свое соболезнование и узнать, есть ли какие-нибудь новости. Надеюсь, убийцу вашей дочери нашли?

— Ни слуху, ни духу, — с горечью ответила миссис Таккер. — До таких простых людей, как мы, полиции нет никакого дела. А если в полиции все такие, как наш Боб Хоскинс, то нечего и удивляться, что в стране преступление на преступлении. Боб Хоскинс только и знает, что подглядывать за влюбленными парочками в автомобилях на стоянках.

К тому времени мистер Таккер уже снял свои башмаки и в одних носках вошел в комнату. Это был крупный мужчина с красным лицом и очень спокойными движениями.

— Полиция тут ни при чем, — сказал он хриплым голосом. — У них забот, как у всех. А этих маньяков не так-то просто узнать. С виду они, как вы или я, — добавил он, обращаясь непосредственно к Пуаро.

За спиной отца появилась девочка, открывавшая Пуаро дверь, а из-за ее плеча выглядывал мальчик лет восьми. Все они с большим интересом смотрели на Пуаро.

— Это, по всей вероятности, ваша младшая дочь.

— Да, это Мэри, — ответила миссис Таккер, — а это Гарри. Подойди и поздоровайся, Гарри, и не забывай вести себя прилично.

Гарри спрятался за спину сестры.

— Он у нас застенчивый, — объяснила мать.

— Вы так добры, сэр, что зашли узнать о Марлен, — сказал мистер Таккер. — Это было большое горе, сэр.

— Я только что от миссис Фоллиат, — сказал Пуаро. — Она тоже, кажется, глубоко переживает эту трагедию.

— Она очень изменилась с тех пор, — заметила миссис Таккер. — Она старая женщина, и для нее это был удар. Подумать только, случилось такое в ее поместье!

Пуаро вновь обратил внимание на то, что местные жители по-прежнему бессознательно считают хозяйкой Нэсс-Хауз миссис Фоллиат.

— Она как бы чувствует и за собой вину, — добавил мистер Таккер.

— Кто предложил, чтобы Марлен играла роль жертвы? — спросил Пуаро.

— Леди из Лондона, что пишет книги, — проворно подсказала миссис Таккер.

— Но она была здесь впервые, — мягко возразил Пуаро. — Она даже не знала Марлен.

— Девушек собрала миссис Мастертон, — объяснила миссис Таккер, — наверное, она и предложила. А Марлен, скажу вам, была очень рада.

И снова Пуаро почувствовал, что зашел в тупик. Но теперь он знал, что чувствовала миссис Оливер, когда решила его вызвать. Кто-то действовал в тени, кто-то осуществлял свои намерения через других. Этими другими лицами оказались миссис Оливер и миссис Мастертон.

— Меня интересует, миссис Таккер, — сказал он, — была ли знакома Марлен с этим… э-э… маньяком.

— Она ни с кем таким не была знакома, — ответила миссис Таккер целомудренно.

— Да, но ваш муж только что сказал, что этих маньяков трудно распознать. С виду они, как… э-э… вы или я. Может быть, кто-нибудь разговаривал с Марлен в начале праздника или даже до праздника. Познакомился с ней самым безобидным образом. Может быть, дарил ей подарки.

— О нет, сэр, ничего такого не было. Марлен не взяла бы подарка от незнакомого. Я ее не так воспитывала.

— Но, возможно, она не видела в этом ничего дурного, — настаивал Пуаро. — Предположим, подарки ей предлагала какая-нибудь симпатичная леди.

— Вы хотите сказать, кто-нибудь вроде молодой миссис Легги из коттеджа у мельницы?

— Да, кто-нибудь…

— Она ей как-то подарила губную помаду, это было, — сказала миссис Таккер. — Я набросилась на Марлен, сказала, что не позволю ей пачкать лицо. «Подумай, что скажет отец!» — сказала я, а она смеется и говорит, что помаду ей подарила леди из красного коттеджа и что леди сказала, как ей к лицу тот цзет. Я запретила ей слушать, что говорят леди из Лондона. Пусть они сами размалевывают себе физиономии, красят ресницы и все остальное, а Марлен пусть моет лицо водой с мылом, пока не станет взрослой.

— Она с вами, конечно, не согласилась, — улыбнулся Пуаро.

— Когда я что-то требую, я добиваюсь своего.

Толстушка Мэри вдруг забавно хихикнула. Пуаро быстро взглянул на нее.

— Миссис Легги давала Марлен еще что-нибудь?

— Кажется, косынку или шарфик. Она ее почти не носила. На вид красивая, а качества — никакого. В качестве я разбираюсь. — Она покачала головой.

— Бывало, девчонкой я работала в Нэсс-Хауз. Леди тогда носили хорошие вещи. Никаких кричащих расцветок и всех этих нейлонов и синтетик. Натуральный шелк! Их платья из тафты торчали не хуже, чем нейлоновые.

— Девушки любят прихорашиваться, — снисходительно промолвил мистер Таккер. — Я не возражаю против ярких расцветок, но помады не люблю.

— Я была слишком строга с ней. — Глаза миссис Таккер вдруг стали влажными. — Потом я пожалела. Какое горе! А в последнее время одни заботы да похороны. Правду говорят: беда в одиночку не ходит.

— У вас еще кто-нибудь умер? — вежливо спросил Пуаро.

— Отец жены, — объяснил мистер Таккер. — Возвращался поздно вечером с того берега в своей лодке, должно быть, оступился и вместо причала попал в реку. Конечно, в его возрасте нужно бы спокойно сидеть дома, а он отправился в «Три Собаки». Но с ним ничего нельзя было поделать. Вечно возился на пристани у своих лодок.

— Отец всегда любил лодки, — сказала миссис Таккер. — В прежние дни, бывало, присматривал за лодками мистера Фоллиата. Давно это было. Не то чтобы мы сильно горевали, — добавила она спокойно. — Ему было за девяносто, многое видел на своем веку. Всегда болтал всякий вздор. Время пришло, вот и умер. Но, конечно, похоронить нужно было как следует. А двое похорон стоят немалых денег.

Но Пуаро уже не слушал ее. В нем шевельнулась слабая надежда.

— Старик… на пристани? Помню, я с ним говорил. Его звали…

— Мэрделл, сэр. Это моя девичья фамилия.

— Ваш отец, если я правильно понял, был старшим садовником в Нэсс?

— Нет, то был мой старший брат. Я была самой младшей в семье. Нас было одиннадцать. В Нэсс-Хауз Мэрделлы были многие годы, — добавила она с гордостью. — А сейчас все рассыпалось. Отец был последним.

— «Фоллиаты всегда будут в Нэсс-Xауз», — пробормотал Пуаро тихо.

— Простите, сэр?..

— Я повторяю слова, которые ваш отец сказал мне на пристани.

— А, отец очень много говорил всякого вздора. Я часто вынуждена была затыкать ему рот.

— Значит, Марлен была внучкой старого Мэрделла, — медленно промолвил Пуаро. — Так… я начинаю понимать… — Он умолк. Сильное волнение мешало ему говорить. — Вы сказали, что ваш отец утонул в реке?

— Да, сэр. Лишнего выпил. Не знаю, откуда только у него взялись деньги. Конечно, он иногда получал чаевые на пристани и очень ловко ухитрялся прятать их от меня. Боюсь, что он-таки лишнего выпил. Упал в реку и утонул. На другой день его тело вынесло течением у Хэлмута. Удивительно, что с ним не случилось этого раньше. Ему было девяносто два года, и он почти ничего не видел.

— В том-то и дело, что этого не случилось раньше…