Пэпэла (Бабочка) Часть 5 - Уваров Максимилиан Сергеевич

– Он очнулся! Срочно позовите врача, – услышал он голос Дегтярева. – Илюша, ты, главное, не шевелись и ничего не говори!

Илико и не пытался говорить. Он понимал, что кроме век, он больше вообще не может ничем пошевелить. Он снова приоткрыл глаза и сквозь пелену увидел Дегтярева, сидящего возле него на стуле.

– У тебя случился сердечный приступ, ты чуть не умер, – сказал ему Дегтярев и ласково погладил по руке. – Я только приехал из Вены и сразу к тебе. Через недельку я смогу перевезти тебя в другую клинику. А пока тебе придется полежать здесь. Ты, главное, набирайся сил. Я распорядился, чтобы тебе давали хорошую еду и лекарства.

Силы медленно возвращались в истощенное болезнью тело. На третий день Илико уже с аппетитом поел какое-то месиво из каши и перетертого мяса. Еще через день он смог сам сесть на кровати, а через неделю после случившегося дошел до окна и постоял немного, разглядывая почти зимний пейзаж.

– Сегодня я перевезу тебя в другую клинику, где у тебя будет отдельная палата и сиделка, – сказал ему Дегтярев во время своего визита. – Потом ты отправишься в Грецию, поправлять здоровье в санатории. Тебе нужно избавляться от своего пристрастия. Оно чуть не убило тебя.

– Зачем мне все это? – вздохнул Илико, принимая из рук Дегтярева очищенный апельсин. – Я ведь больше не буду танцевать. Я это уже понял.

– Найди себе другую цель в жизни, – ответил Дегтярев. – Не все же тебе убиваться на сцене. Да, и еще… не сердись, Илюша, но на твое лечение я потратил деньги, которые заплатил в виде неустойки. Дружба дружбой, как говорится…

– Мне все равно, – пожал плечами Илико. – Мне деньги никогда особо и не были нужны. Где мой кот? – вдруг вспомнил он про своего питомца.

– Не волнуйся, твой Изя жив-здоров и страшно скучает по тебе. Я, как только узнал о твоем приступе, приказал слуге зайти к тебе и забрать кота. Заодно он взял там пакет, который я тебе прислал, и еще… – Дегтярев порылся в кармане и достал оттуда конверт. – Вот… Это было в твоей почте.

Илико смотрел на конверт и не верил своим глазам. Письмо было из Тифлиса и подписано Смирновой С. П. Илико никак не мог понять, кто эта самая С. П. Он знал только Сашку Смирнова и пытался вспомнить имя его сестры, но оно начиналось точно не на «с».

Когда Дегтярев вышел из палаты, чтобы поговорить с врачом, Илико наконец решился разорвать конверт и достал оттуда два сложенных вчетверо листа бумаги.

«Здравствуй, мой дорогой Илико! – было написано на первом знакомым мелким почерком. – Надеюсь, ты догадался, почему я подписала письмо как Смирнова. Да, я вышла замуж за Сашу и очень счастлива в браке. Год назад мы с ним перебрались обратно в Тифлис. Нас с Сашей приняли во вновь открывшийся театр, и я даже успела станцевать Фею Драже в Щелкунчике. Пока мы еще жили в Италии, я успела прочитать о твоем блестящем выступлении в Гранд Опера. Очень жалела, что не удалось самой увидеть твоих Фавна и Розу. Тут, в социалистической Грузии, к сожалению, нет возможности узнать о твоих дальнейших успехах, но я надеюсь, что ты добился своего и стал солистом.

Мы часто встречаемся с Наной. Она все так же работает в больнице и все такая же добрая и отзывчивая, как и раньше. И все так же с теплом вспоминает про тебя и называет блудным сыном. И… я кладу в конверт еще одно письмо. Я уговорила его написать тебе и надеюсь, ты поймешь почему.

Твоя Муха».

Илико бросило в жар от последних строк. Он сразу понял, чье письмо лежит на его подушке. Развернув дрожащими руками листок, Илико увидел тот самый ровный и красивый почерк, которым на обороте выцветшей фотографии было написано несколько слов: «Чтобы помнил, что у тебя есть я!».

«Здравствуй, дрогой Илико! – писал Изя. – Я очень взволновался, когда Муха мне сказала, что имеет возможность передать тебе весточку в Париж. Хотя это и не первое мое письмо тебе. Я писал письма все эти годы и отправлял их в твой родной город. Сначала я не знал, почему ты не отвечаешь, и думал, что ты просто сердишься на меня, но когда письма стали возвращаться за невостребованностью, я понял, что ты уехал. Но я продолжал тебе писать, рассказывая, как мы живем без тебя. Как мама после войны осталась работать в больнице. Как я учился. Как закончил университет с отличием и меня пригласили продолжить учебу в Петербурге. Как я отказался и пошел учителем словесности в сиротский приют. Я знал, что ты не получаешь мои послания, но продолжал их писать. Мне было это нужно, ведь в каждом письме я просил у тебя прощения… Прощения за то, что воспользовался твоей слабостью. За то, что решил сделать тебя своим и только своим, не подумав, что у тебя могут быть чувства и мечты. И теперь я снова прошу тебя простить меня за это. Прости меня, Илико, но я так и не смог избавиться от чувства вины и от любви к тебе.

Не жду ответа, зная, что это невозможно. Твой Изя».

Растирая по впалым щекам слезы, Илико поднял глаза на неслышно подошедшего Дегтярева и уверенно сказал ему:

– Я поеду на лечение. Я потрачу все свои сбережения на это, только прошу тебя, Рома, помоги мне после этого выехать в Россию, – Илико убрал письмо под подушку и добавил: – Я возвращаюсь домой, Рома!

– Ну что ж, Илюша. Я помогу оформить тебе визу, но только до границы. Дальше я тебе не помощник, дорогой. И… я от души желаю тебе счастья!