Чаша ярости: Мой престол - Небо - Артем Абрамов

Мари принюхалась.

– И для меня тоже. Нет ни гари, ни химии какой-нибудь... Это странно, Учитель, но мне чудится запах цветов. Даже приятно... Хотя этот запах может оказаться как раз химией... А если здесь случился Армагеддон?

– Армагеддон - это всего лишь место на карте, Хар Мегиддо, гора Мегиддон на юго-западе Изреельской равнины... Ты имеешь в виду битву Света и Тьмы?.. Я сомневаюсь, что здесь произошло что-то подобное, иначе мы встретили бы хоть кого-то из победителей. - Он вдруг засмеялся: - Хотя Сын Человеческий уже здесь... Но нет. Мари, остановись на химической версии. Я тоже чувствую цветы. А что еще ты чувствуешь?

– Что мы пришли, - ответила Мари.

Они дошли до поворота улицы, свернули с нее и сразу попали на бывшую площадь, которую занимала, укрытая низкими облаками, чаша бывшего стадиона, прилично уцелевшего - в том смысле, что помянутая взрывная волна явно прошлась над его стенами, и они остались в целости, лишь время и пахнущий цветами воздух славно поработали над ними, где-то искрошили, потом что-то обрушили, но по крайней мере он сохранился как цельное архитектурное сооружение, да еще и сравнительно целое - даже пролеты лестниц имели в нем законное место. Можно было толкнуть ржавую-прержавую створку ворот, пройти, оберегая ноги, по искалеченному асфальту, подняться по лестнице на трибуну... Все это было споро проделано Иешуа и Мари. Здесь, в этом мире, в этом городе, жили точно такие же люди, как и на настоящей Земле, вернее - на той, что была настоящей для Иешуа и Мари. Даже игры у них оказались земными, привычными - во всяком случае, для Мари. Это ведь она "болела" на трибуне парижского стадиона, когда Иешуа остановил кубковый финал... И сейчас они увидели вполне подходящее для любимой игры миллионов поле, даже почти ровное и зеленое с высоты трибуны, и все еще черные овалы беговых дорожек вокруг увидели, и какие-то колесные механизмы бывшие когда-то таковыми! - внизу у трибун. Может, это был стадион для европейского футбола, для соккера. Может, для американского. Может, для регби или бейсбола. Теперь трудно установить. Да и не это главное! Главное было совсем другое: на зеленом поле ровными длинными рядам1« сидели на корточках маленькие человечки - дети, подростки, мальчики и девочки - в одинаковых камуфляжных костюмах, в одинаковых кепочках-бейсболках, а коли пристальнее приглядеться, то видно было, что перед каждым лежало оружие - точь-в-точь такие же короткоствольные автоматы, что захватил Крис у охранников Хартмана. А сам Хартман, кстати, стоял перед своим маленьким войском и что-то негромко говорил детям... Или все же молчал - так показалось Мари.

– Триста двадцать восемь, - точно, как всегда умел, оценил их количество Иешуа. И не сдержался, добавил зло: - Они же все мертвы!

– Как так? - не поняла Мари. - Они живые!..

– Физически - да. Ментально - куклы. Этот подонок превратил детей в зомби. Армия, солдатики, чистые и непорочные!.. Я обещал его уничтожить...

– Подождите, Учитель! - взмолилась Мари. - Уничтожить - это потом. Сначала надо спасти детей, вывести их отсюда.

– Они могут не пойти за нами, Мари. Я же сказал тебе: они - куклы. Он прикажет - они убьют любого, кто встанет на их пути. Впрочем, физически они по-прежнему смертны...

Все сказанное по жесткости, даже жестокости выводов абсолютно не соответствовало тому Иешуа, которого Мари знала без малого месяц, ни на день с ним не расставалась, а уж тем более не соответствовало его каноническому евангельскому образу, поэтому Мари испугалась. Сама испугалась - без подсказки того, кто внутри.

– Учитель, что вы говорите?.. Их необходимо вернуть в наш мир, родителям, их надо лечить. Мы ведь из-за этого прилетели в Нью-Йорк.

– Из-за этого? - Иешуа смотрел на нее непонимающе. Казалось, глаза его находились здесь, а взгляд блуждал где-то далеко, быть может - совсем в другом мире, до которого Хартман не умел достать. - Из-за чего? О чем ты? - еще два "нездешних" вопроса, и вдруг взгляд вернулся, соединился с глазами, Иешуа непонятно зачем погладил Мари по щеке кончиками пальцев, обернулся к полю и негромко приказал: - Хартман, ко мне!

Хартман услышал. Впрочем, для этого слова не требовались. Хартман повернул голову, увидел догнавших его гостей, помахал им рукой.

И Мари и Иешуа легко услыхали слова, прозвучавшие внутри них. Для Иешуа это было привычно и удобно, для Мари - непривычно, но - без неожиданностей.

– Я сейчас не один, предок, - вот что они услыхали. - Нас - со мной, триста двадцать девять. Справишься со всеми?.. Спускайся, если смелый. А девочку свою оставь, пожалей, она - ни при чем. А то мало ли: триста с лишним стволов на поле, а стрелять, как ты догадываешься, умеют все.

– Останешься? - Иешуа взглянул на Мари.

– Как же! Еще чего! А это он видал? - Показала далекому Хартману хамски торчащий средний палец на правой руке и понеслась по ступеням вниз - к полю.

А Иешуа ее опередил: исчез и в то же мгновение появился рядом с Хартманом. Спросил, улыбаясь:

– Похоже, мы перешли на "ты", потомок? Идет... Триста двадцать девять, говоришь? Да хоть тысяча! Прикажи им встать и взять оружие.

– Зачем? - поинтересовался Хартман. - Ты хочешь их повести за собой? Это вряд ли получится. У солдат не может быть двух командиров, да и мне ты не командир, назаретянин. Да, ты сильнее меня, не исключаю - намного сильнее, но справиться с цепью - это и тебе не по силам. А значит - никому.

– С цепью?- заинтересованно спросил Иешуа. - Ты это так называешь... Любопытно... Но ведь рабочий мозг здесь - только твой, а остальные...

– Остальные - усилители, - торжествующе перебил его Хартман. - Это мое открытие, только мое! Даже ты не догадался о нем, ты - великий и мудрый. Хотя мог. Много раз мог. И когда кормил пять тысяч безмозглых хлебами и рыбами. И когда наставлял на Путь истинный свой малый синедрион - семьдесят учеников, посланных тобой на Божий промысел по землям Израильским. Думаю, там были неглупые ребятки... И уж тем более всякий раз, когда общался со своими Апостолами. Уж их двенадцать мозгов - вполне достойных мозгов, полагаю! - ты легко мог замкнуть в цепь, и образовалась бы немалая сила из твоего мозга-индуктора и двенадцати мощных усилителей. Во всяком случае, достаточная, чтобы справиться в Гефсимании со стражниками Кайафы. И жив бы остался, ушел бы... А если бы пять тысяч усилителей да в Иерусалим в дни Песаха, а?.. Представил?.. Ты бы этот хренов Храм ко всем чертям разнес! В песок перемолол бы! И не просил бы пощады у Господа... Показать - как перемолол бы? - Он не стал дожидаться ответа, сразу застыл, вытянулся стрункой, закаменел лицом.

Иешуа услышал, как сквозь защитный блок, вовремя и умело поставленный Хартманом, пробивалось что-то могучее, темное, угрожающее.