Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такие прискорбные происшествия в цеху не редкость. Климов своими глазами видел, как именно случаются тяжелые травмы. Толкнет кто-то штамповщика в спину, и человек живет дальше, но уже без одной конечности. Впрочем, раздавленная рука – ещё не самый плохой вариант. Под пресс можно угодить и головой. Поскользнулся – и похороны за счет заведения.
Завалив план и сунув плохую взятку, Климов спас себе здоровье, а то и жизнь, но лишился прошлых льгот образцового рабочего: посылок, писем, ларька.
Позднее он написал заявление на имя Ткаченко, просил перевести его на строительные работы, потому якобы, что он в прошлом освоил специальность каменщика. Кум подмахнул бумажку, Климова для начала зачислили разнорабочим в комплексную бригаду.
Потрудившись первую неделю на новом месте, он понял, что класть кирпичи и месить раствор под открытым небом куда тяжелей, чем в тепле сколачивать ящики. Но он сделал правильный ход. Строители пользовались большей свободой, чем рабочие цеха. А с крыши нового ещё недостроенного здания вся зона, её окрестности, даже жилой поселок – как на ладони.
Прошло три месяца, Климов на деле освоил специальность каменщика, сунул продукты из старых запасов нормировщику и бригадиру, вытянул план. Ему вернули ранее отобранные привилегии. Климов снова получал письма и посылки от Маргариты, смог отовариваться в ларьке. Прошел квартал, Климов, как не имевший нарушений режима, как передовик, кровавыми мозолями заработал первое трехсуточное свидание с женой.
К этому времени план побега сформировался в его голове окончательно, во всех деталях. Но без помощи с воли его планы – пшик, пустое фантазерство.
…Через полтора часа Климов, уставший от созерцания весенней реки и противоположного берега, встал на ноги, растолкал Урманцева и Цыганкова, которому выпало спать дольше других. Нужно идти дальше.
– Палатку бросим здесь, – сказал Урманцев.
– Почему? – удивился Климов.
– У меня нет сил тащить её дальше, – ответил Урманцев.
– Я потащу, – возразил Климов. – Как же мы будем спать без палатки?
– Спать больше вообще не будем. Короткий отдых – и шлепаем дальше. До Ижмы остался суточный переход. Кроме того, из мешков нужно вывалить все лишнее. Там какие-то тряпки, бумага, муть всякая.
Урманцев кое-как скрутил брезент палатки, толкнул его ногой, сбросив с крутого склона в воду. Палатка приземлилась возле самой береговой линии, ветер раздул брезент пузырем. Покопавшись в мешках, Урманцев сбросил с откоса запасной бушлат, две смены портянок, старые газеты, размокшие и заплесневевшие от сырости сухари.
Цыганков проводил сухари печальным взглядом, но спорить с Урманцевым больше не рисковал. Через минуту из двух неполных мешков получился один неполный мешок.
– Тебе нести, – Урманцев показал пальцем на Цыганкова.
Цыганков, ни слова не говоря, поднял мешок, просунул руку в лямку и зашагал вдоль берега. Следом за ним двинулся Урманцев. Последним шел Климов.
* * *Маргарита Алексеевна весь следующий день пролежала в кровати, отвернувшись к стене.
Вот и прошла ещё одна долгая бессонная ночь, в течение которой она ждала появления мужа. Утром она чувствовала себя совершенно больной и разбитой. Только к обеду через силу поднялась и приготовила что-то поесть. Она слышала, как топал в сенях Сергей Сергеевич, вернувшийся на обед из котельной. Наконец, заскрипела дверь, послышались шаги на ступеньках крыльца, Сергеич ушел. И снова тишина.
Хозяйка позвала Маргариту пить чай, но Климова отказалась. Перекусив, снова легла на кровать, закрыла больную голову мокрым полотенцем. Но легче не стало. Одна мысль о том, что нынешним вечером Сергей Сергеевич вернется из котельной, нагоняла животный ужас.
Представлялась, как он дождется того времени, когда хозяйка заснет, а дальше… Даже подумать страшно.
Очевидно, как и вчерашним вечером, Сергеич пройдется по двору, потопчется у сарая, то и дела поглядывая на окна жилички, затем вернется в дом. Если дверь в комнату Маргариты Алексеевны окажется запертой, он откроет своим ключом. И войдет.
Подпереть дверь изнутри невозможно, она открывается в сени. Повернуть ключ и оставить его торчать во врезном замке – тоже не вариант. Сергеич за пять минут справится с этой проблемой при помощи куска проволоки. Бежать слишком поздно.
Теперь Маргарита Алексеевна ни на минуту не усомнилась, что у Сергея Сергеевича хватит подлости выполнить собственное обещание. Не обнаружив её дома, тут же отправится в милицию. Так и так, хочу сделать заявление большой важности: проживавшая в моем доме гражданка помогала зэкам осуществить побег. Да, да, тем самым зэкам, который убили участкового милиционера.
В лучшем случае Маргарита успеет добраться до железнодорожной станции. Там, в зале ожидания, её повяжут. Так, кажется, по фене называют задержание. Получается, что она в ловушке, из которой нет выхода.
Маргарита Алексеевна в сотый раз выругала себя зато, что нарушила обещание, не уехала из Ижма на второй день. Но теперь поздно кусать локти. Так что же предпринять? Стать наложницей Сергея Сергеевича, удовлетворять его сексуальные запросы? Лучше сдохнуть, чем так… Для начала нужно поспать, а там, на свежую голову, она примет правильное решение. Маргарита Алексеевна закрыла глаза, но сон не шел.
Вспомнилось первое свидание с мужем на зоне.
* * *Она приехала в поселок за три дня до назначенного срока, сняла угол в темной сырой избе на окраине, потому что лучшего жилья не нашлось.
Хозяйка, жившая тем, что сдавала койки женам и матерям заключенных, оказалась сведущим человеком. Она подробно рассказала Маргарите Алексеевне, какие продукты и вещи нужно взять с собой для мужа, а какие оставить дома за ненадобностью, как пронести на свидание спирт или водку. В воскресный день с пяти утра Маргарита мерзла возле зонной вахты в компании ещё четырех приехавших на свидание женщин.
Пускать начали в восемь с минутами.
С крыльца офицер выкрикивал фамилии, по одной пропускал в помещение. Когда офицер назвал фамилию Климовой, Маргарита поднялась на крыльцо, широко расставляя ноги, шагая вразвалочку, как гусыня. По совету хозяйки дома она резинками прикрутила к внутренней поверхности бедра длинную вместительную грелку, полную водки. В тесной каморке при вахте заспанная женщина прапорщик потрошила сумки с едой и вещами, а затем проводила личный досмотр. Прапорщик кое-как ощупала Маргариту Алексеевну, но под юбку не полезла.
Молодой лейтенант провел Климову длинным коридором, вывел на территорию зону. Барак личных свиданий стоял рядом с вахтой и был отделен от основной лагерной территории не глухим забором, а бетонными столбами и натянутыми между ними нитками колючей проволоки. Офицер проводил женщину в небольшую теплую комнату.
По разные стороны зарешеченного окна две койки, застеленные солдатскими одеялами из грубой колючей шерсти, столик и двухкомфорочная газовая плита у стены, над ней самодельная полочка. За деревянной перегородкой унитаз и раковина. Вот и весь интерьер.
«Располагайтесь, сейчас его приведут», – сказал офицер и вышел в коридор. Маргарита Алексеевна скинула дубленку, шапку и сапоги. Поставил сумки на стол, вытащила свертки с колбасой, рыбой, кастрюлю борща, сваренного накануне. Волнуясь, расплескала борщ на стол. Наконец, сообразила оставить сумки, села на кровать.
Ждать пришлось больше часа. Но вот в коридоре послышались шаги, дверь открылась. Климова поднялась с койки, сделала шаг вперед. Порог переступил худой человек в ватнике и темной шапке. Черты мужского лица в первую секунду показались незнакомыми, чужими.
«Димочка», – Маргарита рванулась вперед и повисла на шее внезапно оробевшего мужа.
Она схватила его руку, прижалась щекой к грубой колючей ладони и расплакалась. Климов, ставший слабым на слезу, неожиданно всхлипнул. Первый день прошел за едой, долгими и пустыми разговорами. Иногда Дмитрий задавал странные вопросы.
Посидит, подумает, заглянет в глаза и спросит: «Наверное, у тебя, Рита, появились новые друзья?» Не знаешь, что и ответить. И ещё муж часто поглядывал на часы, словно ждал чего-то.
* * *Ночью Климов лег на узкой кровати рядом с женой, не притронувшись к ней, натянул одеяла на голову и начал говорить. «Запомни слово в слово все, что я скажу, – прижав губы к её уху, тихо прошептал он. – Я повторю тебе все это десять, двадцать раз, сколько надо. Пока ты не запомнишь».
Климов боялся, что в комнате свиданий установлена прослушивающая аппаратура. Конечно, контролировать все разговоры кум не может, как-никак в бараке свиданий десять комнат и все они не пустуют. Аппаратура автоматически включается, магнитофон начинает писать, когда в разговоре употребляют какое-нибудь важное с точки зрения оперчасти слово. Например, «побег», «убийство», «стукач» и так далее.