Улыбнись мне, Артур Эдинброг - Антонина Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ещё — золотистый крестик-стежок на лбу под чёлкой. Сувенир с той ночи, когда они бегали наперегонки по острым крышам университета, пока в одном месте кровля не оказалась прогнившей, и Эдинброг не провалился прямо в кабинет декана. После чего не придумал ничего лучше, чем с помощью колдовства мимикрировать под гобелен на стене. Уловка сработала, но. Заклинание он закрепил криво. И ещё две недели ходил с вышитой задницей дракона во всю физиономию. А одна ниточка так и не исчезла даже годы спустя.
— Можно потрогать? — попросила я, и Артур, убрав со лба вечно встрёпанные волосы, чуть наклонился ко мне. От него слегка пахло свежескошенной травой и ещё чем-то терпким и неуловимым.
Я потрогала стежки. Пальцы не ощутили никакого крестика. Кожа и кожа. Гладкая. В исследовательском азарте я надавила сильнее и слегка потёрла.
— Эй! — возмутился Эдинброг. — Я тебе не счастливая статуя, чтобы меня полировать.
— Ну не скажи… Нас скоро ждёт первый экзамен, так что любые добрые приметы приветствуются! — подмигнула я, но руку всё-таки убрала.
— В нашем мире самая добрая примета — это накануне важного мероприятия увидеть мерцающее созвездие Анемона. И в этом смысле я уже спокоен, — Артур кивнул, указывая подбородком куда-то в безграничную черноту неба.
Видимо, созвездие было где-то там.
Но я не знала, где именно, и потому попросила подробностей:
— А что из этого — оно?
— Вон те пять лепестков под особенно яркой звездой, видишь?
— М-м-м. Не уверена. Нет.
Артур показал пальцем:
— У них ещё будто дымка в центре.
— А, справа от младшей Луны-Крика, что ли?
— Ох, нет, совсем нет. Давай так.
Эдинброг поднялся, подошёл ко мне сзади, а потом сел вплотную, раскинув ноги по сторонам — будто мы устраивались в аттракционе-вагонетке один за другим. Потом Артур приобнял меня за плечи, потянулся вперёд, прижав свою
щеку к моей, взял моё запястье и вытянул уже обе наших руки в небо…
— Зажмурь левый глаз. А я зажмурю правый. Тогда наши точки зрения почти совпадут, — проговорил Артур. Негромко, чтобы не оглушить меня — он был так близко, — из-за чего его голос прозвучал неожиданно мягко. От этого у меня внутри что-то тихо тренькнуло.
Я сделала, как он просил, хотя, признаться, в тот момент уже не так уж и думала о созвездии Анемона. Это непрошеное волнение, вдруг поднявшееся в груди, заставило меня замереть, почти не дыша. Во рту пересохло, сердце колотилось где-то в горле, и я тихонечко молилась всем на свете богам — единым, языческим, даже местному, — чтобы Артур не заметил моей реакции на его близость.
Но факт остаётся фактом: точность «небесных» указаний в такой позе была определённо лучше, и я в конце концов честно принялась искать небесный Анемон.
— Теперь видишь? — шепнул Эдинброг, и его тёплое дыхание пробежало по моему уху.
— Да, — признала я с лёгкой горечью, потому что Артур теперь наверняка отодвинется, а мне, несмотря на всю неловкость, было странно-приятно так сидеть: лопатками чувствовать, как бьётся его сердце.
Но Артур не отодвинулся, как я ожидала. Он перевёл прицел наших рук на запад:
— А вот это — созвездие Киновари. Говорят, оно загорается в годы большой войны или большой любви. Киноварью звали девушку, дочь кузнеца, жившую в мире Гало двадцать тысяч лет назад…
А потом ещё созвездия. И ещё.
И ещё.
Мы опомнились только, когда далеко внизу, под нами, вдруг по секторам стал гаснуть свет на территориях кампуса.
— Скоро полночь, — со скрытым сожалением сказал Артур. — Нам пора возвращаться.
Он вызвал нойдича. Обратно мы летели неспешно и как-то даже сонно. Я обнимала Эдинбро-га, сидящего впереди, и в какой-то момент вдруг решилась положить голову ему на плечо.
— Какая ты тёплая, — сказал он, и голос у него был непривычно добрым.
Впервые за все дни в Форване я засыпала с улыбкой на лице.
25
СНОВА ЗДРАВСТВУЙ, КАПРИЗ
В пятницу я проснулась от многоголосого пения флейт и рожков. Сразу пахнуло атмосферой Средневековья: таким гомоном раньше встречали знатных особ.
Артур тихо напевал что-то в ванной — и, чёрт возьми, обворожительно напевал. Я сразу же вспомнила, как в горах он нашёптывал одну за другой легенды о галианских звёздах, и в животе стало горячо. Подозреваю, в тот раз у него просто сел голос на холоде, но эффект впечатлял.
Кровать Эдинброга стояла разобранная, уютная, ещё не забывшая тепло человеческого тела. Я подошла к окну, отодвинула штору и выглянула.
Ого…
По главной аллее Форвана катились пять чудных карет, по форме напоминавших банные кадки. В каждой рядом с кучером сидело по музыканту, и именно от них доносилась эта духоподъёмная мелодия.
Из ванной тем временем вышел Артур с зубной щёткой наперевес.
— Экзаменаторы, — ответил он на мой немой вопрос.
— У них там в каретах вода? — полюбопытствовала я.
— Да. Передвижные бассейны.
(Потом объясню.)
Мы стали собираться. Формой одежды был всё тот же комбинезон, но сегодня к нему добавились ещё специальные ремни с отражателями и защитными рунами, и мне никак не удавалось правильно закрепить их.
Артур увидел мои мучения.
— Я помогу? — проговорил он с вопросительной интонацией.
Я кивнула. И вскоре, глядя на то, как ловко он управляется с амуницией, улыбнулась:
— Ты прямо мастер шибари.
— Надеюсь, это что-то хорошее, — сощурился Эдинброг, проводя последний ремень мне прямо под грудью и затем прижимаясь ко мне вплотную, чтобы затянуть его на спине и сцепить с остальными. От неожиданной близости я громко сглотнула.
— Слишком туго? — тотчас замер Артур.
— Нет, отлично.
— Хорошо, что отлично, — улыбнулся он и вдруг двумя пальцами легко, щекотно и игриво пробежал вдоль всего моего позвоночника… А потом отошёл как ни в чём не бывало.
И вот гадай — это был флирт или какой-нибудь там магический финал облачения.
* * *
Экзамен проходил на боевой арене.
Она напоминала перевёрнутую миску для салата и возвышалась, бликуя на солнце, в дальнем западном секторе университета. Туда стягивались толпы студентов и преподавателей. Турнир был красочным, многие приходили посмотреть на него, как на матч по особо жёсткому регби.
Арену засыпали крововпитывающим песком. Судьи расположились за пуленепробиваемой витриной.
Наш бой с Капризом и его пумой стоял в общем списке десятым, поэтому пока что мы с Артуром прошли на зрительские ряды. Солнце пекло нещадно. Птички пели, паря над нами наравне с облаками. Кто-то весело хрустел