Тень Радуги - Антонина Клименкова

Отчего-то Гортензии сделалось не по себе. Она нервно вздрагивала, когда нижние ветви елей вдруг выпрямлялись, сбрасывая накопившийся снег. Вжав голову в плечи, ведьма сидела в седле, точно нахохлившаяся птица, настороженно оглядываясь вокруг из-под своего зонта. На серебристое кружево уже лег порядочный слой пушистого снега...

Гортензия едва сдержалась, чтобы не шарахнуться в придорожный овраг, когда мимо пронеслась черная карета. Экипаж без гербов и знаков сопровождали трое всадников. Пролетели с топотом, разбрасывая из-под копыт грязь — и скрылись за стеной деревьев, оставив в воздухе тающий шлейф запахов конского пота и вымокших от снегопада меховых плащей.

Подруги на экипаж не обратили внимания. А вот у Гортензии по спине пробежал нехороший холодок. Она потянула за поводья, придержав кобылу, обернулась назад.

Ей показалось или впрямь за поворотом, за еловыми лапами мелькнул силуэт всадника? Отстал, чтобы взглянуть на них сквозь вуаль снежных хлопьев, и снова припустил вперед?

Гортензия замерзшими пальцами сложила зонт, сунула под мышку. Понукая лошадь пятками башмаков, нагнала уехавших вперед спутниц.

— Лаура! Нам нужно поменяться местами! — потребовала она.

— Что? — из-под обвисших капюшонов удивленно подняли глаза ведьмы.

— Я... Я не хочу вас пугать, — проговорила Гортензия, спрыгнув с лошади. — Но придется нам проститься здесь.

Вынув из повозки сумки подруги, она быстро пристроила их у седла своей кобылы.

— Почему? — недоумевала Эрика.

— Скачите вперед, — велела Гортензия, — и поживей! Сойдите с дороги, продвигайтесь по тропинкам. И лучше вам разделиться.

— А ты как же? — всё не могла сообразить Лаура.

— Давайте! А я попробую их отвлечь.

Она стегнула лошадей — и те бросились вскачь, унося растерянных ведьм в снежный сумрак.

Оставшись одна, Гортензия принялась бормотать заклинания защиты, которые должны укрыть ее, сделать невидимой для посторонних глаз. Распрягать тележку не было времени, она просто обрезала упряжь и увела ослика за собой, с дороги в овражек, за стену кустарника. Ветви пружинно качнулись, замкнувшись за спиной.

Чтобы перегородить дорогу и избавить подруг от погони, она на ходу сочинила заклятье — и две старых ели покорно пустились в рост. Верхушки отяжелели, ветви невероятно раскинулись, корни не выдержали — деревья, качнувшись навстречу друг другу, ломая сучья, рухнули поперек дороги крестом.

Снегопад сыграл дурную шутку — каждый след отпечатывался черным на выбеленной земле. Но вызванный ведьмой ветер должен поднять вьюгу. С каждой минутой порывы крепчали, косые штрихи несущихся хлопьев заполняли все пространство. Ветер свистел поверху, в то время как в чаще стояла тишина, было слышно собственное напряженное дыхание, под ногами громко шуршала палая листва под рыхлым снегом, хрустели льдинки. Весь мир будто сжался — до расстояния вытянутой руки, остальное отрезало белой пеленой...

Гортензия продиралась вперед, ведя на поводу ослика, поминутно прислушиваясь, оглядываясь, нет ли погони. Однако со стороны дороги не доносилось ни звука... Может, ей померещилось? Может быть, зря она напугала подруг? Погубила деревья, прячется здесь...

Заросли оборвались — овражек с тихо журчащим под ледовыми стекляшками ручьем. Дальше простиралась пустошь с чахлыми кустарничками и побуревшими высокими травами.

Вдали, по самому краю пустоши, за вьюгой Гортензия увидела двоих: Лаура мчалась вперед, пытаясь сдержать напуганную лошадь. Ее уверенно настигал всадник — казавшийся с конем одним черным пятном тьмы, летящим над заснеженным полем.

— Я не успела! — прошептала Гортензия, в ужасе следя за погоней.

Ослик мотнул головой, вырвал из рук поводья, убежал обратно в чащу.

Гортензия обернулась. Промокший насквозь капюшон упал с головы.

В пяти шагах от нее застыл всадник, взирая на нее сверху вниз. Конь под ним, опустив длинную морду, раздраженно поводил ушами и пускал из ноздрей струйки пара.

Гортензия кинулась прочь, не разбирая дороги. Перескочила через ручей, увязая по щиколотку в чавкающей земле, выбралась из оврага, бросилась бежать что было духу — через мокрую, путающуюся в ногах траву, колючие кусты, бьющий в лицо колкий ветер...

Тяжелая поступь копыт не частила, но не отставала.

Лаура оставила тщетные попытки справиться с понесшей лошадью. Она выпустила поводья и беспомощно закрыла голову руками. Приближающийся сзади разбойничьего вида рыцарь с азартным гиканьем, привстав на стременах, размахивал треххвостым кистенем на длинных цепях. Лаура, которую от ужаса била дрожь, не увидела перегородивший тропинку поваленный ствол — хотя всё равно не смогла бы удержать лошадь. Кобыла с разбега перемахнула через препятствие и унеслась в запорошенную даль. А ведьма с вскриком опрокинулась, вылетела из седла, рухнув на переплетение голых сучьев.

Резко осадив коня, воин с медвежьей шкурой на плечах спрыгнул на землю и рывком поднял за шиворот трясущуюся жертву...

Эрика, низко склонившись, прижалась к шее лошади, нашептывая ласковые слова вперемешку с заклинаниями, сделавшими быстроногую кобылу почти что крылатой. Но преследователь снова щелкнул кнутом — и захлестнул петлей шею лошади. От обжигающей боли кобыла взвилась на дыбы, но Эрика сумела удержаться в седле. Рванув на себя, он заставил лошадь развернуться на скаку. Двое всадников описали дугу, закружились, точно пара в танце.

Изловчившись, Эрика спрыгнула с лошади и рванула в перелесок, пересекавший пустошь. Ломая ветки, за ней последовал спешившийся воин. Отбросив полы тяжелого плаща за спину, чтобы не мешал, он достал кривой меч и стал прорубаться сквозь заросли. Размашисто летал, сверкая в сумраке, клинок.

Эрика оступилась — подвернулась нога. Закусив губу, чтобы не закричать, сползла под валежник в какую-то яму, прижалась к вылезающим из земли корням, надеясь, что если затаится, этот демон пройдет мимо, не заметит.

Но треск разрубаемых ветвей подбирался всё ближе и ближе...

Проклиная всё на свете, Гортензия не желала смириться с постыдной участью загнанной дичи. Не останавливаясь, срывающимся дыханием шептала заклятья — и за спиной вырастали, взрывая окаменелую почву, невероятные заросли, переплетения превращенного в крепкий тростник разнотравья, живые частоколы из рванувших к темному небу кустарников.

Преследователь без суеты спешился, расстегнув пряжку на плече, сбросил дорожный плащ. Тонко прозвенев, освободился из ножен меч. Но он не стал, подобно своему спутнику, прорубать себе путь. Держа клинок наизготове, всадник лишь движением прищуренных глаз, сверкнувших ярче полированной стали, заставил наколдованные преграды пасть. Стебли исполинского тростника увядали и тлели, надламываясь, падали пустотелыми бревнами в снег.