Убийство по-домашнему - Крейг Райс

Через минуту отложила книгу в сторону и посмотрела на нас поверх очков.

— Ваш бедный отец! — сказала она. — Не говорите никому, но я вам выдам тайну: на нашей свадьбе он выпил полную рюмку кизиловой настойки!

Она вновь была хорошо знакомой мне очаровательной миссис Френд. Силой своего «Я» она сумела превратить нас в невинную теплую семейную компанию, собравшуюся в салоне после хорошего обеда. Никто, глядящий со стороны, не догадался бы, что имеет дело с пятью способными на все субъектами, организующими в настоящее время преступный заговор.

Внезапно мне пришло в голову, что если Френды умеют проигрывать с хорошей миной, то, возможно, они еще более искусные актеры, чем я поначалу думал. А если я снова позволил себя обмануть? Если они сказали мне только часть правды, и эта маленькая комедия, которую предстояло разыграть перед мистером Моффетом, являлась только прологом к… чему-то другому? Не было никаких оснований так думать. Абсолютно никаких, однако волосы у меня на голове зашевелились.

— Ну как, любимый? Ты готов? — Миссис Френд одарила меня своей ласковой материнской улыбкой. Потом снова подняла ладонь и начала отбивать ею такт в воздухе, возможно, даже чересчур ритмично.

— «Время пришло, когда искушение…»

Глава 16

Когда я уже выучил все стихотворение наизусть, миссис Френд заявила, что пора идти спать, завтра надо быть в наилучшей форме. Селена проводила до двери Нэйта, который явно тянул с уходом. После того как миссис Френд сказала, что пойдет еще пожелать спокойной ночи матери, Марни вызвалась отвезти меня в спальню. Я бы и сам справился, без её помощи, но мне хотелось ненадолго остаться с ней с глазу на глаз.

Когда мы оказались в спальне, она придвинула мое кресло к одной из кроватей. Сама опустилась на другую и откинула со лба непокорную прядь черных волос. Запал, с которым она воевала из-за меня со всей своей семьей, угас. Она снова была такой, как обычно, — холодной, владеющей собой и ироничной.

Я почти полностью избавился от своих подозрений, однако хотел проверить, не считает ли Марни меня идиотом. Я улыбнулся ей и сказал:

— Я очень благодарен тебе, Марни. Если бы не ты, они бы не сломались и не сказали бы мне правду.

— Я очень рада, — сказала она. — А что еще я могу для тебя сделать?

Я с любопытством посмотрел на неё.

— Скажи мне, Марни… Почему сегодня после обеда ты так упрямо утверждала, что они дьяволы?

— Потому что это правда! Они относились к тебе не как к человеку, а всего лишь как к орудию, которое использовали для своих целей. Мне было жаль тебя. — На её лице появилась гримаса. — Я могу показаться тебе сейчас коварной, как мама. Но я вовсе не так благородна. Я боялась. Я знала, что ты начинаешь подозревать нас, что ты куда-то звонишь. Я испугалась, что ты звонишь в полицию и все испортишь. Мне тогда пришло в голову, что если я кое о чем ловко намекну, то заставлю их открыть карты, и у нас появится больше шансов получить наследство с тобой как союзником, а не нашей жертвой.

— Похоже на то, что ты еще хитрее них, — рассмеялся я.

— Возможно.

— И в любом случае намного искреннее.

Её холодные глаза не избегали моего взгляда.

— Я считаю, что после всего, что ты пережил, тебе причитается хотя бы немного искренности.

— И ты была права, — сказал я. — Значит, ты не сердишься на меня за то, что я простил их и даже обещал им помочь?

— Им? Не будь глупым! Ты ведь и мне помогаешь в такой же степени. Признаюсь тебе искренне, что я очень рада. Не знаю, хотела ли я в жизни чего-то больше, чем этих денег.

Одна из её стройных длинных ног, свисающих с кровати, беспокойно покачивалась.

— Боже! Как ужасно я хочу этих денег! Как только я получу свою часть, смоюсь отсюда так быстро, что за мной только пыль будет стоять столбом.

— А в чем, собственно, ты их обвиняешь?

— В чем я их обвиняю? — повторила она, глядя на меня, как на сумасшедшего. — Во всем! Сколько я себя помню, в этом доме всех тиранили. Сначала — отец. Он безраздельно владел нашей жизнью, лишая её всякой привлекательности. Меня пичкали неотвратимостью, физическим воздержанием и смирением, а к хлебом насущным. Наверное, я еще в колыбели грешила против святого Духа. Когда отец подружился с мистером Моффетом и вступил в Лигу Чистоты, он не стал лучше с домашними. Он умел лишь часами вести разговоры на темы морали с мистером Моффетом. Жаль, что ты тогда не знал меня! Еще несколько недель назад я была похожа на бедненькую серую мышку, готовую скрыться в норке, как только кто-то повысит голос.

Она закурила сигарету и продолжила, затягиваясь дымом:

— Меня заставляла жить лишь надежда, что отец когда-нибудь умрет. Он был уже стар… Годами, ложась в постель, я представляла себе, что он умирает… — Она рассмеялась. — А другой темой были сексуальные дела. Впервые я осталась с глазу на глаз с мужчиной, когда мне был уже двадцать один год, другими словами, три недели назад. Ты понятия не имеешь, какое у меня было замусоренное воображение. — Она с грустной миной смотрела на свою ногу. — А потом… отец действительно умер. Мне казалось, что теперь-то уж начнется настоящая жизнь. Я стала краситься, накупила множество самых модных тряпок, тонких чулок. Перед каждой едой коктейль. Я дымила, как труба! Однажды даже условилась о свидании. Я была убеждена, что наконец-то достигла желанной цели. Но вскоре поняла, что все это так же гадко и подло, как и раньше… а, возможно, еще хуже…

Мне трудно было поверить, что эта молодая девушка с чувственными губами, провоцирующим поведением и цинизмом еще три недели назад была маленькой перепуганной мышкой, дрожащей под деспотической дланью мистера Френда. До сих пор я считал всю семью Френдов приспособленной и обладающей большим жизненным опытом, и только теперь, впервые, понял, каковы эти женщины в действительности.

Три женщины, которым только три недели назад удалось эмансипироваться и избавиться от невероятной викторианской тирании главы семьи.

— А почему после смерти отца жизнь показалась тебе такой же невыносимой, Марни? — спросил я.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— Из-за мамы и Селены, — сказала она.

— Из-за мамы и Селены? — удивленно повторил я.

— Ты слышал когда-нибудь слово «подавить»? Попробуй быть женщиной в одном доме с мамой и Селеной! — Она покачивала ногой. — Мне кажется, с отцом было лучше. Он по крайней мере не был так страшен.

— Страшен? А разве они страшны?

— Ох, они, конечно, не отдают себе в этом отчета, — сказала она.

Подтянула ноги на кровать, скрестила их и положила ладони на щиколотки. — Видишь ли, у них обеих дьявольски сильные характеры, которые всегда подавлялись отцом. Теперь, когда его нет, они развились, как те ужасные южноамериканские растения, пожирающие людей. Они поглощают все, не исключая меня.

Они проглотят любого… буквально любого. Не остановятся ни перед чем, подслащая все это красивыми словами и улыбками; будут делать вид, что они такие ласковые, такие очаровательные!

Она в упор смотрела на меня; её блестящие волосы волнами рассыпались по плечам. У меня было странное впечатление, что таким способом Марни хочет предостеречь меня.

— Скажи мне, — внезапно спросила она, — почему ты согласился на этот план? Ведь лично тебе он не сулит никакой выгоды?

— Но я ведь ничего и не теряю, верно?

— Думаю, что да.

— Разве я не мог сделать это из бескорыстной дружбы?

— Нет… Ты не делаешь это ради дружбы, — сказала она, покачав головой. — Ты делаешь это просто ради Селены!

Я невольно пришел в замешательство.

— Ведь это ясно, как на ладони. Ты такой же, как все другие… позволил себя поймать. Она уже поймала Горди, в любом случае, ту жалкую развалину, в которую он превратился. И Нэйта, а сейчас… — Она горько рассмеялась. — Помнишь, я сказала тебе, что три недели назад у меня впервые в жизни было свидание с мужчиной? Этим мужчиной был Нэйт. Я познакомилась с ним у подруги и привела его домой. Все считали его моим парнем… А теперь? Никто об этом даже и не вспоминает. Селена только один раз посмотрела на него… и он уже был готов. А ты…

— Думаю, что я как-нибудь справлюсь.

— Ты? — Марни снова рассмеялась. — Подожди немножко. Скоро Селена войдет в эту комнату. Она будет чарующей и ангельской — в связи с завтрашним днем. Это первая стадия. Потом ты увидишь боль у неё в глазах и она скажет тебе, как это ужасно — иметь мужа-пьяницу. И наконец, что Нэйт, конечно, ужасно мил и что она ему очень предана, но зато какие у тебя прекрасные мускулы! — Её горечь обжигала. — А ты говоришь, что справишься! Ты? Ты даже оглянуться не успеешь, как уже будет поздно.

Моя реакция на слова Марни была довольно сложной. Какой-то внутренний голос говорил мне: «Она права! Будь осторожен!». Другой, напротив, был на стороне Селены, приглушенный, однако, ироническим взглядом Марни.