Войны будущего. От ракеты «Сармат» до виртуального противостояния - Елена Поликарпова

Наряду с разведкой еще одним из факторов несмертельной войны является современная дипломатия, на существенные результаты которой рассчитывают некоторые аналитики. Они, в том числе американский политолог П. Ханна, считают, что «Эра Америки» завершена, что человечество живет в новом, постмодернистском Средневековье – в мультиполярном мире децентрализованной власти, где международные корпорации, политические династии, правозащитники, религиозные радикалы и университетские интеллектуалы становятся неотъемлемой частью дипломатического пейзажа[246]. Он предлагает совершенно неожиданное решение множества мировых проблем – мегадипломатию, объединяющую усилия правительств, бизнесменов, деятелей науки и искусства, гражданских активистов и просто обычных людей. Только мегадипломатия такого рода дает возможность смены нового Средневековья новым Возрождением. «В настоящее время, – пишет П. Хана, – широко обсуждается, как изменить существующую систему управления миром. Давно пора, и будем надеяться, что еще не поздно. Глобализация ввергла нас в эру хаоса, а ведущие державы и институты только делают вид, что способны преодолеть его. Американцы верят, что могут возглавить «многопартнерский» мир; европейцы считают, что могут укротить мир «гражданской силой»; Китай стремится скупить весь мир на корню; большинство других государств желают иметь статус, но не хотят никакой ответственности, а ООН упоминается все реже и реже. Всем необходимо задуматься о том, как управлять миром в будущем… К тому же не многие страны – если таковые вообще найдутся – желают следовать воле Соединенных Штатов или Китая»[247].

Понятно, что глобальная политика должна адекватно отвечать на вызовы времени, однако сегодня, подчеркивает П. Ханна, она зашла в тупик благодаря сложившейся ситуации. Ведь Запад настаивает на вмешательстве во внутренние дела других государств под флагом защиты прав человека; восток предпочитает суверенитет и невмешательство; Север напуган терроризмом и распространением ядерного оружия; Юг нуждается в продовольственной безопасности и справедливой торговле. «Для стран, чье богатство основано на капитале, самое главное – биржевые курсы, а для стран, богатых ресурсами – товарные цены. Американцы настороженно относятся к китайским компаниям, принадлежащим государству, а китайцы не менее настороженно – к американским регуляторам. Судя по всему, выработка нового консенсуса представляется сейчас столь же далекой перспективой, что и раньше»[248]. Именно дипломатия является ключом к решению проблемы управления миром, что предполагает создание глобальной дипломатической структуры путем превращения её в мегадипломатию.

Возможность использовать мегадипломатию основана на эффективности сети Интернета и её виртуального пространства, позволяющей любому субъекту (человеку, группе, государству, транснациональной корпорации, неправительственной организации) вступать в коммуникацию с другими субъектами. «Мировое информационное пространство пронизано виртуальной дипломатией: Швеция, Бразилия и другие страны открыли виртуальные консульства в киберпространстве, где бывший заместитель госсекретаря США по вопросам публичной дипломатии Джеймс Глассман вступил в дискуссию с египетскими блогерами. Сенатор Джон Керри даже предложил назначить посла для представления интересов страны в кибепространстве. Теперь, когда «Гугл» и УППОНИР (Управление перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ) министерства обороны США совместно разработали первые портативные универсальные «переводчики», дипломатом стал каждый»[249]. Возможно такого рода мегадипломатия позволит коллективному разуму планеты решать непростые проблемы нашего времени.

Необходимо иметь в виду то немаловажное обстоятельство, согласно которому Америка утратила былое влияние в современном сложном мире, ей уже не обрести того прежнего статуса, полученного ею после Второй мировой войны. «В XXI веке Востоку и Западу будет очень непросто выработать консенсус, уравновешивающий их интересы, но это лишь малая часть ожидающих мир проблем. Эра, наступившая после «холодной войны», войдет в историю как стремительно образовавшееся постмодернистское Средневековье: мир без правящих им держав. Запад не заменит Востока, Китай не заменит Америки, а Тихий океан – Атлантики. Все эти центры власти и географические понятия будут сосуществовать в сверхсложной экосистеме»[250]. Таким образом, мир не управляется отдельными государствами; существуют «очаги управления» в виде городов-мегаполисов, в которых сконцентрировано две трети мировой экономики. В противовес такой интерпретации мира П. Ханной мы считаем, что сейчас пришло время крупных государств или их союзов, т. е. вернулась вестфальская система. Это связано с такой обозначившейся тенденцией в мире, как деглобализация мировой экономики, когда «глобальные ресурсы» начинают использовать для решения «локальных», «региональных» проблем. Сейчас в мире начинают доминировать крупные государства, которые осуществляют свою дипломатию в становящемся многополярном мире, имеющего сверхсложную структуру.

Наконец, немалое место в несмертельной войне принадлежит современному искусству, произведения которого широко распространены в мире. В монографии Л.О. Терновой «Геопоэтика: международные отношения и искусство» речь идет о взаимопереплетении искусства и международных отношений, т. е. современная практика международных отношений (геополитика) свидетельствует о значимости искусства в выявлении непрограммируемых результатов многих международных процессов, в представлении их хода нелинейным образом[251]. Именно искусство благодаря деятельности неординарных, творческих личностей поэтов, художников, архитекторов, скульпторов и музыкантов позволяет сформировать многомерный, полиспектральный подход к международным отношениям и многомерной войне.

Искусство оказывает немалое воздействие на политическую культуру, дает образ событий мировой политики посредством воздействия на сознание человека воображаемых, вымышленных миров. Оно, особенно кино, совершает подмену понятий действительности своими понятиями, вызывая эмоциональные переживания и погружая тем самым человека в те области жизни, которые недоступны для большинства индивидов, что не всегда «может быть безобидным для власти»[252]. Специфика кино состоит в том, что оно мобилизует художественный опыт, накопленный в живописи, музыке, танце, давая тем самым возможность увидеть мир в новом ракурсе, оно дает интегральное знание. «Оно включает в себя информацию, полученную человеком из разных источников, но при этом в силу соучастия в формировании нового контексте это знание более глубокое, эмоционально окрашенное, вариативное, а потому готовое к пополнению и корректировке»[253]. Таким образом, киноискусство способно эффективно воздействовать на сознание человека, корректировать его такой информацией, которая ему раньше была недоступна и которая выгодна политикам, что эффективно используется в многомерной войне.

Это оказывается весьма существенным в эпоху глобализации, когда кинопространство сплетено из множества контекстов, существующих и в реальной жизни, и в вымышленных мирах искусства. В таком случае исключается истина, так как кино нацелено на изменение опыта человека; оно своим визуальным языком способно воздействовать на сознание индивида. «Взаимосвязи политики и кинематографа проявляются в самых разных, порой весьма неожиданных формах. Некоторые из них указывают на переход политики национальной или региональной на глобальный уровень. Это в полной мере отвечает как реалиям нашего, по сути, глобального мира, так и тем фантазиям, которые возникают на основании ломки замкнутых пространств. Ведь у каждой такой фантазии есть реальное основание и связанные с этой фантазией надежды и страхи»[254]. Эти надежды и страхи весьма эффективно используются правящей элитой Запада в современной несмертельной войне путем манипулирования сознанием множества индивидов (достаточно вспомнить фильмы Голливуда – этой гигантской фабрики производства иллюзий).

Немалая роль здесь также принадлежит искусству барокко, которое обнаруживается не только в эпоху эллинизма, пламенеющей готике, в рококо, в стиле модерн Гауди или в живописи Дали, но и в современности, утратив при этом часть своего содержания[255]. Последнее связано с масштабными своеобразными «возвращениями» исторических эпох в социокультурном пространстве, что относится и к барокко. «Барокко вернулось», – заявили два года назад историки Массимо Чьяволелла и Патрик Колман. Ну и как барокко – эпоха папы Урбана VIII, художника Рубенса и архитектора Борромини – действует в наше время?» Самый точный ответ на этот вопрос оказывается и самым расплывчатым. Барокко проявляется не прямо, в виде метафоры и очень редко – стилизации… Театральность, точнее, практика смены декораций в зависимости от места действия. И шире: жизнь как многоцветный сон. Барокко – это искусство без героя. В барочной картине все равны, ибо составляют непрерывный узор мускулов и складок. Современный художник тоже избегает изображать героическое, ибо не находит его в жизни.