Мозг зомби - Тимоти Верстинен

Более не находясь под контролем Эша, зараженная правая рука начинает нападать на него. Хватая тарелки, стаканы и вообще все, что она может найти, она бьет Эша по голове и лицу. Удар в живот, следующий за ним бросок на пол и последний удар по голове лишают Эша сознания. Его правая рука, однако, остается бодрствовать. Пока Эш пребывает в отключке и лежит без движения на полу, рука подтягивается ближе и ближе к мясницкому ножу, который валяется рядом.

Очнувшись и увидев, что его зараженная рука намеревается убить его, Эш обнаруживает, что он полностью потерял контроль над когда-то послушной конечностью. Он понимает, что его рука больше ему не принадлежит. Теперь это кусок плоти, которым овладел демон и который действует по-своему. Что более важно, его следует остановить, пока не поздно.

Возможно, это самый острый момент в истории кинематографа: Эш исправляет ситуацию, используя свою (не зараженную) левую руку, чтобы пригвоздить правую руку ножом к полу. Он тут же хватает пилу (удобно валяющуюся рядом) и отрезает одержимую руку у запястья.

«Кто смеется теперь? – спрашивает он руку, отделенную от тела. – Кто смеется ТЕПЕРЬ?»

Точно не зрители. Мы все пребываем в ужасе от мысли, что однажды наше тело перестанет нам подчиняться.

В этом испытании Эш раскрывает два любопытных симптома заражения зомби. Во-первых, он чувствует, что его рука больше ему не принадлежит, что она стала гниющим придатком его тела. Во-вторых, он теряет сознательный контроль над рукой, и она начинает причинять ему вред. Мы рассмотрим каждый из этих симптомов.

«Простите, доктор, но я просто ходячий труп»

Сначала подумайте о том, что Эш воспринимает руку как нечто, больше не являющееся частью его тела. В предыдущей главе мы говорили о нервных путях, которые помогают идентифицировать лица. Эти пути способствуют многим формам идентификации, включая определение мест и предметов. Но в каждом из этих случаев идентичность приписывалась внешним объектам: домам, машинам, лицам наших близких и родных.

А что насчет идентичности наших собственных частей тела?

Нейронаука все еще только начинает понимать, как наш мозг формирует представление о «Я». Как многие другие философские и психологические проблемы, самоидентичность очень сложно определить для пристального изучения в приборе МРТ. Весьма вероятно, что представление о себе и восприятие себя разбросано по многим разным участкам мозга.

Там, где неврология и нейронаука могут быть ограничены, мы можем обратиться за помощью к нашей сестре психиатрии. Психиатрия занималась расстройствами адекватного восприятия более сотни лет.

Давайте отправимся в Париж конца XIX века. В ярком и шумном городе, где наука и технологии в большой моде, а Эйфелева башня – еще лишь набросок на чертежной доске, мы встречаем молодого и энергичного психиатра по имени Жюль Котар.

Родившийся под Парижем в протестантской семье, молодой Жюль всегда был знаменит своей серьезностью и склонностью к раздумьям, происходившими от строгого религиозного воспитания. Подростком Котар посещал школу в Париже. Прилежный студент, он изучал науку и медицину, специализировался в неврологии и психиатрии, когда френология (в 60-х гг. XIX века) доминировала в понимании отношений «мозг – поведение», а Уильям Джеймс должен был еще только начать писать «Принципы психологии» (1890).

В эту предрассветную пору современной психологии и неврологии Котар быстро заявил о себе как об истинном адепте научного метода в понимании разума и мозга. Он был первым, кто показал, что диабет влияет не только на тело, но и на мысли. Он был также одним из первых, кто обнаружил ошибки и ограничения разбора единичных случаев, которые были невероятно популярны в психиатрии в то время.

Но, конечно, как и многие врачи той эпохи, Котар наиболее запомнился благодаря синдрому, который носит его имя, синдрому, который иногда называют бредом зомби, – бреду Котара.

Нам кажется, что началось все примерно так. Пациент в психиатрическом отделении, где работал Котар, пришел к нему в кабинет.

Пациент: Доктор, говорю вам, происходит нечто странное.

Котар: Правда? Расскажите.

Пациент: Я больше не существую. То есть я здесь, но я – всего лишь ходячий труп. Моя рука гниет, и я уверен, что моя кровь превратилась в желчь.

Котар: Это звучит ужасно. Ваша конечность не выглядит гниющей. Она кажется вполне здоровой. Вот, позвольте, я уколю вас булавкой. (Колет руку пациента.) Да, по мне так это кровь.

Пациент: Говорю вам, доктор, я всего лишь ходячий и говорящий труп. Я больше не существую!

Взятый в отдельности, такой сценарий может быть приписан бредовому состоянию больного как изощренная, изолированная мысль нарушенного рассудка. Однако Котар заметил, что у нескольких пациентов в его отделении наблюдалось странное чувство, что их тела им не принадлежат. Больные с этим бредом всегда сообщали, что хотя бы какая-то их часть была мертва и что они как-то оживили эту мертвую плоть.

Если есть какой-то синдром, который может объяснить, каково это – чувствовать себя зомби, это бред Котара. По правде, можно утверждать, что весь фильм «Тепло наших тел» повествует лишь о вспышке бреда Котара. Но это отдельный разговор…

Формально бред Котара определяется как ложная убежденность в том, что страдающий мертв, не существует, гниет, потерял всю кровь или жизненно важные внутренние органы. Этот синдром часто связан с другими психиатрическими расстройствами, например с тяжелой депрессией.

К сожалению, нейронаука не владеет знанием, какие области мозга отвечают за бред Котара. Известно, что повреждение зон префронтальной и теменной коры иногда приводит к отрицанию существования определенных частей тела, но не бывает ничего на уровне сложного бреда, наблюдаемого у пациентов Котара. Также известно, что такое случается порой с людьми, пережившими хирургическую операцию, например при дивертикулите[49]: больные могут вдруг поверить, что их внутренности гниют, даже если они полностью излечились.

Теперь вернемся к бедняге Эшу в жуткой лесной хижине. Был ли у него бред Котара, когда он сражался насмерть с собственной рукой? Похоже, что он воспринимает руку как нечто, больше не являющееся частью его тела. Он даже говорит с ней, словно она понимает его речь. Мы не знаем, считает ли он, что она мертва и гниет, так что не будем утверждать, будто он страдает развернутым бредом Котара. Однако битва с рукой выглядит как яркая версия другого синдрома, который часто наблюдается в нейронауке, когда рука получает собственную жизнь.

Чужие руки и сознательный контроль

Представьте, что вы проснулись однажды утром, сходили в душ и начали одеваться. Когда вы застегиваете рубашку правой рукой, ваша левая рука начинает расстегивать пуговицы.

«Прекрати! – говорите вы ей. – Мне надо одеться».

Но она не реагирует. В итоге вам приходится сесть на нее, чтобы закончить надевать рубашку.

Потом вы идете на кухню и решаете убрать тарелки с сушилки. Вы берете тарелку правой рукой и осторожно ставите ее в шкаф. Когда вы переключаете внимание на следующую тарелку, ваша левая рука дотягивается до тарелки в шкафу и возвращает ее на сушилку.

Если все так и будет продолжаться, вас ждет очень долгий день.

Хотя такая ситуация кажется сошедшей с экрана телевизора, это реальность для людей, пораженных синдромом чужой руки, состоянием, когда одна рука выполняет действия вне произвольного контроля. Движения «чужой» руки могут быть сложными и скоординированными, а могут быть простыми непроизвольными хватательными или рефлекторными жестами, как повторяющееся приветствие доктора Стренджлава в классическом сатирическом фильме Стэнли Кубрика. Но общая черта во всех случаях синдрома – чувство, что рука действует помимо желания ее обладателя.

Считается, что эффект чужой руки возникает из-за любопытной особенности организации мозга: латерализации функций. Латерализация, или латеральность, – это представление о том, что конкретные способности преимущественно контролируются одной стороной мозга.

Рассмотрим речь. Как мы уже говорили в главе 6, речь обычно контролируется зонами в левом полушарии мозга. Мы знаем это, потому что способность говорить или понимать речь сильнее нарушается при повреждении левой стороны головы, чем правой. Также, если использовать МРТ для наблюдения за активностью мозга при чтении, у большинства людей будет больше возбуждено левое, а не правое полушарие.

Значит ли это, что вся речь управляется левым полушарием? Нет, отнюдь. Многие аспекты речи контролируются правым. Например, пациенты, у которых удалено все левое полушарие, обладают некоторыми речевыми функциями, а именно пониманием грамматики и синтаксиса. Латерализация подразумевает сильный перекос в сторону одной половины мозга, но не обязательно исключительный контроль одного полушария. И латерализация не одинакова у всех людей. Например, у очень малой доли левшей речь латерализована в правом полушарии, и у многих левшей и некоторых правшей обнаруживается более низкий уровень латерализации. Это означает, что функции речи у них более равномерно разделены между полушариями.