Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем

6

В едином мире, под неподвижным взглядом богов, приключение и паломничество определяли перемены в неподвижном. Нечего было открывать, поскольку мир был данностью на все времена, но откровение ждало паломника, рыцаря или бродягу на перекрёстке дорог. В действительности откровение содержалось в каждом: его добивались пересекая мир, или копаясь в себе, находясь в далёких землях и внезапно открывая чудесный источник, который чистота одного действия заставляет бить в том месте, в котором злосчастный искатель не нашёл бы ничего. Источник и замок господствовали над воображением в Средние Века. Их символизм вполне ясен; под неизменным обретается движение.

В чём заключается величие Гелиогабала, Тамерлана, Жиля де Рэ, Тристана, Парцифаля? Будучи побеждёнными они удалялись в живого Бога; они отождествляли себя с демиургами, оставляя свою неудовлетворённую человечность для того, чтобы править и умирать в маске страха божьего. Эта смерть человека, который является Богом неизменного, позволяет жизни цвести в тени её косы. Мёртвый Бог тяжелее, чем живой древний Бог; в действительности буржуазия не вполне избавила нас от Бога, она лишь освежила его труп. Романтизм пахнет гниением Бога, это отвратительный запашок в условиях выживания.

Класс, раздираемый противоречиями, буржуазия основывает своё господство на преобразовании мира, но отказывается преобразовать саму себя. Она является движением, стремящимся избежать движения. В едином режиме, образ неизменности содержит в себе движение. Во фрагментарном режиме, движение стремится к воспроизводству неизменного. (Всегда были войны, нищета, рабство). Буржуазия у власти терпит лишь пустые, абстрактные, оторванные от целостности изменения. Это частичные изменения и изменения частиц. Но привычка к изменениям в своём принципе является подрывной. Изменение также является императивом, господствующим над обществом потребления. Люди должны сменять автомобили, моду, идеи и т.д. Они должны это делать, чтобы не произошли радикальные перемены, которые положили бы конец той форме власти, которая не имеет другой цели кроме обеспечения предложения для потребителей, кроме самопотребления в потреблении каждого. К сожалению, в этом стремлении к смерти, в этой нескончаемой гонке, не существует реального будущего, не существует иного прошлого, всякий раз изобретаемого вновь и проецируемого в будущее. В течение уже четверти века, сами новшества следуют друг за другом на рынке приспособлений и идей, едва их коснётся старость. То же самое касается рынка ролей. Как мы можем получить разнообразие, которое в древности обеспечивало качество ролей, соответствие ролей феодальной концепции, как оно может быть компенсировано? Итак:

1. количественное само по себе является предельным и вызывает возвращение к качественному;

2. ложь об обновлении проступает сквозь нищету зрелища.

Последующий набор на исполнение ролей будет использовать трансвеститов. Размножение изменений в деталях пробуждает желание перемен, но никогда не удовлетворяет его. Ускоряя изменения в иллюзиях, власть не может избежать реальности радикальных перемен.

Размножение ролей не только имеет тенденцию к их превращению в абсолютные эквиваленты друг друга, но также фрагментирует их и делает их смехотворными. Превращение субъективности в количество создало зрелищные категории для самых прозаичных действий в самых обыденных ситуациях: определённый способ улыбаться, размер груди, причёска… Всё меньше и меньше остаётся главных ролей, всё больше и больше эпизодических. Даже Убу Сталины, Гитлеры, Муссолини являются лишь бледными наследниками. Большинству людей хорошо известно недомогание при вступлении в новый коллектив или контакт, это беспокойство актёра, страх, что он плохо сыграет свою роль. Стоит дождаться когда разобьются вдребезги эти официально контролируемые отношения и позы и тогда это беспокойство обнаружит свой источник: это не плохое исполнение ролей, а утрата самого себя в зрелище, в установленном порядке вещей. В своей книге Medecine et homme total, доктор Соли констатирует следующее к в отношении пугающего распространения нервных заболеваний: «Не существует болезни самой по себе, как не существует больного самого по себе, существует лишь аутентичное или иллюзорное бытие–в–мире». Возвращение энергии, украденной видимостями, её превращение в волю к настоящей жизни обретается в диалектике самой видимости. Задействование почти биологической защитной реакции отказа от неаутентичности, обладает всеми шансами на насильственное уничтожение всех тех, кто никогда не прекращал своей деятельности по организации зрелища и отчуждения. Те, кто сегодня пользуются славой идолов, артистов, социологов, мыслителей, специалистов всех мизансцен должны будут остановиться. Взрывы народного гнева не являются случайностями того же типа, что и извержения Кракатоа.

* * *

Один китайский философ сказал: «Совокупность вещей приближается к пустоте. Во всеобщей совокупности движется присутсвие». Отчуждение простирается на всю деятельность человека, разъединяя её до крайних степеней, но одновременно разъединяясь, оно становится более уязвимым повсюду. В разъединённости зрелища, существует, как писал Маркс, «новая жизнь, приобретающая самосознание, уничтожающее то, что уже уничтожено, и отвергающее то, что уже отвержено». Под разъединённостью таится единство; под усталостью концентрация энергии; под самофрагментацией, радикальная субъективность. Качественное. Но недостаточно хотеть переделать мир так как хочешь заняться любовью с девушкой, которую любишь.

Чем больше ослабляется то, что обладает функцией высушивания повседневной жизни, тем больше сила жизни приобретает преимуществ против власти ролей. Отсюда начинается обращение перспективы. На этом уровне должна концентрироваться новая революционная теория для того, чтобы пробить брешь преодоления. Эпохе расчёта и эпохе подозрительности, введённой в действие капитализмом и сталинизмом противостоит, выстраиваясь на подпольной стадии своей тактики, эра игры.

Состояние деградации зрелища, индивидуальный опыт, коллективные проявления отрицания должны внести уточнения на уровне фактов в осуществимую тактику борьбы с ролями. Коллективными силами, вполне возможно уничтожить роль. Спонтанное творчество и чувство праздника, высвобождаемые в революционные моменты, предоставляют многочисленные примеры. Когда радость входит в сердца людей, не остаётся ни одного шефа, ни одной мизансцены, которые могли бы подчинить их. Только заморив их радость голодом можно стать хозяином революционных масс; мешая им заходить слишком далеко и расширять свои завоевания. В настоящее время, группа теоретического и практического действия, вроде ситуационистов, уже способна проникнуть в политико–культурное зрелище для подрывной деятельности.

Индивидуально, а значит в переходном смысле, нужно учиться подпитывать роли не доводя их до той степени ожирения, когда мы начинаем зависеть от них. Защищаться ими от них же самих; восстанавливать энергию, поглощаемую ими, обретать власть, которую они дают лишь иллюзорно. Играть в игру Жака Ваше.

Если твоя роль навязывает роли другим, прими эту власть, которая не является тобой, чтобы потом выпустить на свободу этот призрак. В борьбе за престиж проигрываешь всегда, не утомляй себя понапрасну. Долой тщетные ссоры, назойливые дискуссии, форумы, коллоквиумы и недели марксистской мысли! Когда надо будет ударить для того, чтобы действительно освободиться, бей так, чтобы убить наповал! Слова не убивают.

Люди окружают тебя, они хотят поспорить с тобой. Они тобой восхищаются? Плюнь им в лицо; они смеются над тобой? Помоги им узнать себя в их насмешках. Роль всегда заключает в себе смехотворность. Вокруг тебя нет ничего кроме ролей? Отдай им твою непринуждённость, твой юмор, твою отстранённость; играй с ними как кошка с мышью; возможно, благодаря такому обращению, один или другой из твоего окружения пробудится сам собой, обнаружит условия для диалога. Одинаково отчуждающие, не все роли одинаково презренны. Среди эталонов формального поведения, некоторые едва прикрывают реальную жизнь и её отчуждённые потребности. Временные альянсы, мне кажется, могут быть позволительны с некоторыми позициями, с некоторыми революционными образами в той мере в какой представляемые ими идеологии всё ещё способны содержать настоящий радикализм. В этом смысле я думаю о культе Лумумбы среди юных конголезских революционеров. Тот, кто охраняет настоящее обладает духом, единственным надлежащим обращением с которым, как для других, так и для себя, является увеличение дозы радикальности, ведь оно не может привести ни к предательству собственных интересов, ни к утрате самих себя.