Побег обреченных - Андрей Молчанов

Кроме того, представляли интерес американские родственники, плотные рабочие связи проходимца с преступным миром…

– Что можете сказать о последних контактах с группировкой Серого? – задал Шурыгин проверочный вопрос, и мельком взглянул на понуро опущенную голову допрашиваемого, сгорбленно сидевшего на солдатском табурете, глубоко убрав под него ноги.

«Только попробуй соврать… – подумалось генералу ожесточенно. – В дерьме сварю…»

– Ну… – опасливо зыркнул Дима из-под челки взлохмаченных волос, – там много всякого… повседневного. Но главное – на днях случилось… В общем, у меня задание: проникнуть в квартиру одного типа и кое-что из нее изъять… Ну, я попросил Серого…

– Так, – рассеянно и добродушно кивнул Шурыгин, подбадривая жертву.

– Ну, он дал ребят, а те в квартиру вошли – и привет! Не вернулись. Засада там, что ли… Теперь у нас разборы идут…

– Чья квартира, что именно надо из нее изъять?..

– А мне фотографию дали, чего именно… Две металлические пластины. Что за пластины – не в курсе. Но какие-то хитрые…

– Где фотография?

– Пластины? Да в письменном столе у меня, это ж не криминал…

Шурыгин кивнул на телефон присутствовавшему на допросе офицеру, и тот, мгновенно уяснив невысказанный приказ, вышел в соседнюю комнату – позвонить Власову, занятому обыском квартиры Дипломата.

– Кличку за что такую получил? – не без интереса спросил Шурыгин шпионишку.

– Ну… так… – шмыгнул тот носом. – Умел избегнуть конфронтации, вообще деловых примирял…

– Вот и шел бы по этой стезе. Глядишь, консулом бы каким стал…

– Ага, с вами станешь… Пятый пунктик по маме, беспартийный – бритиш петролеум – и стена блата… Вы коммунистическое наше прошлое чего-то быстро забыли… Консулом! – Дима кашлянул стесненно, осознав, что несколько зарвался и в лексике, и в интонации.

Шурыгин, впрочем, такую откровенность допрашиваемого воспринял с великодушной либеральностью.

– Ну, понял, ты – жертва эпохи, – вздохнул он. – Ну, а как насчет вины перед Родиной? Есть желание искупить?

– Спасибо за предложение… – Дима поднял голову. – Вы… серьезно?

– Конечно.

– Да я… всеми силами! И так уже два года без снотворного заснуть не могу, истрясся… А они, цэрэушники эти: не бойся, лучше нас никого нет, вообще за тобой – стена! А стена-то передо мной… Стеночка! Пели: в ФСБ сейчас ни специалистов, ни техники…

– Угу, – кивнул Шурыгин глубокомысленно. – Они думают, мы до сих пор на фотоаппарат «Зоркий» все снимаем…

– Вот-вот! – подтвердил Дима с горячностью. – Козлы! И как меня впутали – сам себе удивляюсь!

Шурыгин вновь тяжко вздохнул. Знакомая песня…

Поздним вечером, вернувшись к себе в кабинет, генерал принял от адъютанта пакет с фотографией пластины.

Рассматривая карточку, Шурыгин размышлял: «Странная штука… Придется связываться с экспертами… Ладно, свяжемся. А вообще-то ситуация складывается неплохо. Астатти под контролем, диалог с ним Гиена провел грамотно, но тут возникает вопрос… Если итальянец охотится за тем же, за чем и ЦРУ, значит он едва ли дублирует действия резидентуры. То есть налицо две независимые заинтересованные стороны. В чем именно заинтересованные? Ответа покуда нет. Полная неясность и с этим Ракитиным. Если его верба-нули, то за каким хреном нужна вся эта цэрэушная суетня? Последние данные его разработки вообще нулевые. Задание по дешифровке подсунутого ему материала выполнил с ленцой, интереса к нему не проявил… Или – осторожничает? Хотя, конечно, надо принять во внимание смерть жены, естественный шок…»

Шурыгин открыл папку с последними поступившими к нему материалами – и присвистнул невольно. «Ах, эта стерва Семушкина, ах, змея… Одного доноса мало показалось, теперь еще для верности и в прокуратуру накапала… С-сучье племя! Упустил, не дошли руки… С другой стороны – на хрена она мне сдалась? Разведчикам ее, что ли, продать? Коли в Испанию отправляется? Или пусть на меня там посексотничает?..»

Он вызвал адъютанта. Сказал отрывисто:

– Свяжись немедля с Власовым. Завтра буду работать с Семушкиной, пусть подберет квартиру и срочно ее туда доставит, гадюку. Но – деликатно, подчеркни.

РАКИТИН

Учреждение, зловеще именовавшееся прокуратурой, размещалось в небольшом трехэтажном особнячке с приземистыми колоннами у входа и лепными купидончиками с отбитыми носами и поломанными стрелами, что парили на потрескавшемся фронтоне под навесом жестяной крыши. В интерьере особнячка купеческие архитектурные мотивы отсутствовали, заглушённые нововведениями конторской перепланировки: линолеумом, пластиком под дерево и чередой обитых дерматином дверей-кабинетов.

В кабинете под номером двадцать за канцелярским столом светлого дерева сидел, скучая, также человек непримечательной наружности: лет тридцати трех, в очках с толстыми стеклами, усталым лицом; по-мальчишески тонкие запястья вылезали из рукавов пиджака – пошива неиндивидуального.

Следователь.

В одной руке он держал карандаш, другой – разминал сигарету, катая ее по поверхности стола узкой ладонью.

И фамилия следователя была Миловзоров.

– Ракитин я, – представился Ракитин, и кивнул молодой человек, указав на стул:

– Присаживайтесь.

«Садитесь» тут не говорят, – смекнул Александр, – поначалу, по крайней мере… Тактичные!»

Следователь Миловзоров вытащил из стола картонную папку, снял очки, протер их платком, глядя перед собой младенчески беззащитными, близорукими глазами, и далее, водрузив очки обратно, бесцветным тоном произнес:

– Ну-с, откровенность, конечно, дело доброволь

ное, но… рекомендую как основу разговора именно ее. Впрочем, сами решайте. Подпишите… – И подвинул бланк расписки, грозящейуголовной ответственностью за дачу показаний неоткровенных. – Начнем, пожалуй, без экивоков, – продолжил он, деловито расправляя плечи в узком пиджачке. – Итак. Исходя из описанных повреждений вашего автомобиля, а также из характера полученных трамв…

– Не будем… утомлять друг друга, – перебил Ракитин. – Ситуацию вы представляете верно: машину вел я, мы пересели… Пьяным могу себя признать с большой натяжкой, но как факт – да…

– Не работа – синекура, – поделился следователь. Посмотрел в окно. – А как случилось-то?

– Крыса перебегала… Ну я в сторону… задавить хотел, дурак, а рефрижератор в пыли, не освещен… Не увидел его.

– В деле такое наличествует, – кивнул следователь. – В показаниях вашей жены, за ее подписью. Слово в слово. Только на крысу покушалась она. – Помолчал. – Вы… за границу, кажется, собираетесь?

– Отсобирался, – коротко ответил Ракитин.

– А… вам очень надо туда поехать?

– Мне ничего не надо, – сказал Ракитин. – Вы пишите…

– Напишем. Позвольте вопрос: кто поедет вместо вас? Я понимаю, – добавил торопливо, – вы работаете в серьезной организации, информация такого рода…

– Некто… Семушкин, думаю, – перебил следователя Ракитин.

– А он женат?

– Да. А собственно…

– А теперь дам совет. – Следователь повертел сигарету, помял ее вожделенно и отложил. – Вы, вижу, человек порядочный. Хорошо бы, если были еще и более умны… Итак. Пойдите сейчас на службу и, не объясняя подоплеки, напишите заявление. Или заявите устно, как угодно… – Он снова уставился в окно.

– Что… отказываюсь? – спросил Александр по инерции.

– Ну коли вам ничего не надо…

– Понял.

– Можете быть свободны. Надо – вызовем. И второй совет. Визит сюда был для вас малоприятен, а потому… незачем говорить о нем кому-либо. Как считаете?

Ракитин растерянно моргал, соображая…

– В том числе – друзьям и близким, – с нажимом окончил следователь. – Вашей утрате… сочувствую.

Выйдя из прокуратуры, Ракитин остановился, ощущая неуемную дрожь в ногах.

Приподнял шапку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

– Ясно, – выдохнул опустошенно.

И отправился домой. Чтобы взять портфель. И пойти на работу. И заявить там… Устно или же письменно. Этого от него ждут. Ясно!

У голубенькой стекляшки гастронома встретил соседа Юру. Тот, пританцовывая на ветру поодаль от входа в ликеро-водочный отдел, напряженно наблюдал за милиционером, даже не столько за милиционером, сколько за человеком в мятой одежде и с мятым лицом, что, отвернувшись с безразличным видом, стоял возле стража порядка, просматривающего его паспорт – тоже мятый.

Увидев Ракитина, Юра призывно замахал рукой. В этот момент милиционер вернул «мятому» документ, с сожалением вернул и, поправив ремень с микрофоном хрипящей рации, побрел восвояси.

– Кореша! – вскричал Юра, обнимая Ракитина и

притягивая за рукав «мятого». – Всех нашел! Все в точке! Да… – вспомнил, озабоченно глядя на Александра хмельными, косящими в разные стороны глазками. – Был? Чего там?

– Проверка, – сказал тот, уклоняясь от объятия. – Формальности… некоторые.