Гири - Марк Олден

Сегодня эта привычка, наконец, себя оправдала. Выстрелила она. На пол из сумочки тут же посыпались монеты, ключи, губная помада... А пуля тридцать восьмого калибра вошла кубинцу в живот на дюйм выше ременной пряжки. Умирал он тридцать шесть часов в больших мучениях.

Это был первый случай в практике Спайсленд, когда она при задержании вынуждена была застрелить преступника. Для нее это стало небольшим праздником, который она решила отметить тридцатипятидолларовой бутылкой «Дом Периньон».

О шампанском знали только у нее в семье и Деккер. Она сказала ему:

— Двадцать лет я только и мечтала о том, чтобы когда-нибудь вогнать пулю в брюхо мерзавцу, подобному тому, который сломал мне нос в детстве. Двадцать лет.

Она ждала, что он как-то отреагирует на это.

И не дождалась.

Но на следующий день на своем рабочем столе она обнаружила сверток, перевязанный подарочной лентой, и открытку от Деккера. Внутри оказалась очаровательная сумочка от «Генри Бендла». В участке это не прошло незамеченным. Не успела закончиться неделя, как Эллен получила на свой стол еще одиннадцать новых сумочек. Некоторые были подарками с шутливым сюрпризом, другие — действительно сумочки из дорогих, известных магазинов. Каждая сопровождалась открыткой от коллеги-офицера.

Словом, она успешно прошла экзамен на хорошего полицейского. Теперь всякий бы согласился иметь у себя такого напарника.

Спустя полгода пришла уже очередь Деккера помочь ей. Она как-то отвела его в сторонку и сказала:

— Метла строит из себя полицейского. Бляха и все остальное. Я не знаю, как тут быть. Равнодушно смотреть не могу, и ничего поделать с этим тоже не могу.

В каждом участке была своя Метла, то есть уборщик. Обычно это были настоящие фанаты полицейской работы, увлечение которых порой доходило до такой степени, что они сами начинали притворяться полицейскими. Такие «слуги закона» могли натворить все, что угодно.

Деккер спросил недоверчиво:

— А ты уверена в том, что утверждаешь?

— Мне сказал Котлович. С другими он говорить просто боится. Метла напугал его до смерти.

Котлович, владелец находящегося неподалеку магазина одежды, был никому не известен в участке, кроме Эллен. Дело в том, что он являлся также в той или иной степени коллекционером живописи. Эллен была ему обязана. Котлович не только покупал картины, выполненные ее мужем, но и познакомил гаитянца с владельцами некоторых галерей, некоторые из которых проявили к нему интерес.

Что же касается страха перед Метлой, то у Котловича были на то серьезные основания. Метла весил почти три сотни фунтов и порой на него нападала жуткая агрессивность. За глаза его называли Бычачьим Членом.

Эллен сказала:

— Он забирает у Котловича его товары. Все, что угодно. Свежие сорочки, нижнее белье, пиджаки... Тот ничего не может с ним поделать. Он думает, что Метла настоящий полицейский, хотя и сильно в этом сомневается.

— Ерунда какая-то! Зачем Метле шарить по полкам Котловича? Ведь на него ничто магазинное не налезет! Что он преследует этими набегами?

— Господи, да продает, конечно! Он бросает своими действиями тень на весь участок, а я ничего не могу поделать. Если расскажу обо всем капитану, то прослыву стукачом, Мэнни. Метла мне не по зубам.

Мало того, что я черная и к тому же женщина, — уже хотя бы поэтому мне нелегко работается, — да тут еще стану стукачом!

Он мягко взглянул на нее и осторожно спросил:

— А закрыть на это глаза ты не можешь? Плюнуть и забыть?

Она ответила без тени колебания:

— Нет, Мэнни. Не могу. Может быть, я что-то не понимаю, но, на мой взгляд, настоящий полицейский не имеет права так поступать. Какой-то барбос будет порочить звание нашей профессии, а мы будем молча смотреть на это? Не знаю... Если бы я, к примеру, работала в этом участке лет десять уже к этому времени, то, наверно, смогла бы глядеть на это сквозь пальцы... Тогда бы мне, может, и впрямь было наплевать на Метлу... Но я не могу! Ведь меня до сих пор некоторые называют за глаза новичком! Проверка для меня не закончилась с тем кубинцем! Помнишь, что было, когда я только пришла сюда? Только ты один согласился взять меня в напарники! Или уже забыл?

— Ерунду говоришь.

— Может быть... Даже допустим, что я уже вжилась в наш участок. Все равно... порой очень трудно.

— Вот как сейчас?

— Вот как сейчас, Мэнни. С Метлой. Мне не нравится этот парень. Думаю, его место отнюдь не здесь. Когда никого из нас нет поблизости, он прямо становится «героем кварталов»! Постоянно выпячивает свое пузо, а тебе известно, какое оно у него. Я как-то видела, чем он занимается на улицах подальше от нашего участка. Когда поблизости нет полицейских. Он очень тщательно подбирает свои цели. Это не наши подопечные, а их соседи. Дерьмовые ребята, что тут скажешь, но без явного криминала. Он сует им в рожу бляху, и они вынуждены откупаться. И в участке это всем известно. Только не надо говорить, что ты впервые об этом слышишь! У нас принято на такие дела не смотреть излишне внимательно. Всем с ним весело. Его держат у нас как какую-нибудь игрушку. Каждый, проходя, отвешивает ему пинок, а он только довольно хихикает. Но позволяет он такое обращение с собой только нашему брату, полицейским. Со всеми другими он — царь зверей! Черт возьми, ну, вот что мне делать? Котлович хороший человек. Он не для того приехал сюда, чтобы его задирали всякие ослиные задницы, типа Метлы! И потом... он действительно так хорошо относится к Генри и ко мне...

В глазах ее проступили слезы.

Деккёр сказал:

— Ладно, я знаю кое-кого в участке, кто мог бы все устроить.

— Кого?

— Я думаю, тебе необязательно это знать.

— Ты прав. Мне необязательно это знать. Я просто хочу одного: чтобы Метла испарился!

Он испарился ровно через двадцать четыре часа. Деккер, как информатор, сделал звоночек Рону в департамент, а дальше уже было дело техники: в дело вступила особая комиссия по служебным злоупотреблениям министерства внутренних дел.

Позже Эллен радостно восклицала:

— Мэнни, ты просто чудо! И ты прав. Я хочу знать, кто это сделал. Я не хочу знать, кто приглядывает в участке за всеми нами, божьими детьми. Просто... Когда увидишься с ним, поцелуй его четыре раза. Дважды в одну щеку и дважды в другую. От меня. Мне наплевать, кто он такой. Он мне помог, и ты поцелуешь его за это четыре раза!

Мичи вернулась в его жизнь, и теперь Деккеру оставалось только жалеть о том, что он не может с такой же легкостью избавиться от Ле Клера, как Эллен избавилась от своего врага Метлы. Ле Клер давил на Деккера. Детектив хотел уже под удобным предлогом уйти от Ромейн, перестать с ней общаться. Ле Клер запрещал даже думать об этом. Он прочно уселся на шее Деккера и не хотел оттуда слезать. Потому что прокурор хотел завести дело на сенатора Терри Дента, на Константина Пангалоса. Потому что он хотел «раскрутить» «Менеджмент Системс Консалтантс». Потому что, как и многие другие федеральные прокуроры, он хотел, чтобы его имя мелькало на газетных страницах. Потому что ему нравилось ощущение власти и собственной значимости. Наконец, потому что, как узнал Деккёр, кандидатура Ле Клера была одной из тех, которые рассматривались на занятие высокого поста заместителя обладателя первого кресла в министерстве юстиции США.

Ле Клер, сидя на шее у Деккера, популярно объяснял тому, почему он это делает:

— Необходимость не оставляет человеку выбора. Знаете, что является, как говорят, двумя самыми худшими вещами в жизни человека? Получить, что ты хочешь. И не получить, что ты хочешь. Второго я наелся уже за все эти годы досыта. Теперь хочу попробовать первого. Хотя бы попробовать. Так что, не дай, бог, миссис Реймонд уплывает из вашей жизни, дорогой вы мой!

Всю первую неделю после возвращения с того света Мичи Деккёр не виделся с Ромейн, изобретая каждый раз для отказа более или менее убедительный предлог. Он чувствовал, что еще немного — и он проникнется к ни в чем не повинной женщине такой же неприязнью, какую он питал в отношении Ле Клера.

Все свободное время — от своей работы и от работы Мичи в «Пантеон Даймондс» — он проводил с ней. Времени этого, надо сказать, было очень немного. Мичи пропадала в своем офисе целыми днями. Две трети компании управлялись токийским конгломератом, а Мичи одна контролировала последнюю треть. Как и заведено у большинства японских мужчин-бизнесменов, она работала до седьмого пота и не признавала восьмичасового рабочего дня. К тому же она часто устраивала и вела семинары для тех американских корпораций, которые хотели познакомиться с японской теорией предпринимательства. «Уолл-Стрит Джорнал», «Ньюсуик», "Нью-Йорк Таймс и три женских журнала постоянно охотились за ней, не давая проходу и умоляя дать интервью.

А Ле Клер не давал проходу ему. Деккёр уже не знал, куда от него деться. Когда бы прокурор ни позвонил ему прямо в доджо, — как, например, сегодня вечером, — это был верный сигнал того, что он хочет подчеркнуть: командую парадом я, а ты всего лишь моя лошадь. Такое отношение было у подавляющего большинства американских «законников» к тем полицейским и агентам, которые находились у них в подчинении. Звонок в доджо означал также еще и то, что Ле Клер требует немедленной новой информации.