После матча - Лев Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я приведу выдержки из книги Бориса Андреевича Аркадьева «Тактика футбольной игры», которого я не побоюсь назвать футбольным философом. Книга написана более тридцати лет назад, в ней, по словам автора, «горечь ошибок, поражений и неудавшихся экспериментов, радость достижений и побед стоят за каждой строкой».
«Поскольку способности игроков очень различны и в своем противопоставлении друг другу часто дают непредвиденный или переменчивый результат – возможность игры по точно разработанному «графику» движения мяча и игроков возможна лишь в общих чертах. Индивидуальное многообразие игроков является именно тем обстоятельством, которое не позволяет комбинации из численного соотношения сил, пространства и времени стать математическим законом игры и сохраняет за ней все неожиданное и всегда новое, что свойственно всякой творческой деятельности человека».
Еще две фразы. «Система игры – продукт коллективного творчества игроков и тренеров. Обычно игроки начинают, а тренеры завершают этот процесс».
Это писал человек в зените своей тренерской славы, в ту пору, когда руководимые им команды «Динамо» и ЦДКА шесть раз выигрывали чемпионское звание. Он внес тогда очень много своего в игру, пользовался по праву репутацией новатора. Однако, как видим, он был преисполнен уважения к индивидуальности игроков, считал их соавторами, даже отдавал им право «первого хода», видел в футбольной игре родство с любой творческой деятельностью, предостерегал от упований на «графики» и «математические законы». Между тем в те годы еще только начинался отход от системы «дубль ве», жесткой и тесной. Хочу, кстати, обратить внимание на простоту выражений Аркадьева, что вернее свидетельствует о проникновении автора в суть предмета, чем усложненный сверх меры, вроде бы ученый язык.
В этой книге, являющейся фактически учебником, Аркадьев счел необходимым называть фамилии игроков. Он, например, писал: «Исключительно широкую маневренную игру показывали Сергей Соловьев из московского «Динамо» и Борис Пайчадзе из тбилисского «Динамо», игравшие, однако, в совершенно разных тактических планах». Константина Бескова Аркадьев называл наиболее ярким представителем «центра» новой формации, играющим комбинационно, отступая в глубину поля. В этих коротеньких отзывах легко почувствовать, что тренер Аркадьев отдавал должное всем трем сильным центрфорвардам, хотя каждый из них играл по-своему, и тем самым признавал за ними право на самостоятельность, право творить игру.
А в наши дни все чаще слышишь слово «модель» и все реже фамилии мастеров…
И не потому ли так много появляется теперь игроков, одинаково выполняющих усредненную футбольную работу, и все меньше личностей, ни на кого не похожих, таких, как Э. Стрельцов, В. Мунтян, Д. Кипиани, О. Блохин? Ведь, кроме всего прочего, и зрители ценят игрока – фигуру, героя, их тянет встретиться с ним лишний раз. А нет такового, так и не тянет на стадион.
В последнее время мне приходилось частенько наблюдать за нашими юниорскими командами. В них то и дело мелькали ребята, конечно, еще не «звезды», но уж, во всяком случае, «звездочки», норовившие как-то по-особому выразить себя на поле. Потом они переходили в общество мастеров, и было видно, как им трудно дается право на утверждение своего футбольного «Я».
А тем временем среди бесчисленных задач «по развитию футбола» с тревогой прозвучала и такая: «выращивать высококлассных мастеров!» Признаться, глагол «выращивать» как-то не воспринимается в этом контексте, хотя потребность определена верно. Быть может, точнее было бы выразиться, что необходимо всячески развивать обнаруженную в молодом футболисте искру божию и, набравшись терпения, позволять ему (конечно, корректируя, советуя и воспитывая) проявлять свои сильные стороны при понимании и поддержке партнеров.
Многих удивило, что многоопытный и требовательный тренер «Спартака» К. Бесков настойчиво отдает место в основном составе юному, казавшемуся с трибун тростиночкой, Феде Черенкову. А мальчик набирал силенку и малопомалу привлек к себе симпатии зрителей затейливой манерой игры, какой-то своей радостной увлеченностью, желанием при каждом соприкосновении с мячом сотворить что-то новенькое. И при этом он оставался верен командной игре. Пример этот хорошо иллюстрирует, как в принципе должна решаться упомянутая задача «выращивания».
Легко представить, как заманчиво для начинающего свою карьеру тренера сделать то, что никому до него не было под силу: взять и вывести всеобщую формулу игры. Такую формулу, которая позволяла бы предопределить все движение на поле. Формулу безошибочного, единственно правильного, обеспечивающего искомый результат футбола. Осуществимо ли это? Не заведут ли такие умозрительные модели, опирающиеся на заманчивые по своей геометрической доказуемости расчеты, в беспроигрышный, но и безвыигрышный тупик? Интересен ли окажется матч: модель на модель? Сохранятся ли при этом самовыражение игрока, неповторимость таланта, импровизация, духовное начало, все то, чем более всего дорожит зритель, которого не так уж и волнуют конструктивные изыски? Спору нет, игра хороша, если она разумно организована (но не заорганизована). И вдвойне хороша, если видишь на поле не просто послушных исполнителей чьей-то воли, а таких игроков, которые то и дело на глазах стадиона создают единственные в своем роде маленькие летучие шедевры. Все лучшие команды мира представали перед нами именно такими.
Однажды по радио я слышал, как известный актер в ответ на предложение рассказать что-нибудь забавное, сообщил следующее: «Снимался эпизод фильма – охота на волка. Когда выпустили волка, борзые испугались и не побежали за ним. Тогда кинули кошку, и стая помчалась. И съемка удалась». Мне стало досадно и грустно. Фильм я помнил и знал, что отныне уже не смогу посмотреть его вновь с прежним удовольствием. Все-таки вряд ли следует так неосторожно обращаться с искусством.
Вот и еще один вопрос: «А к футболу, великому спортивному зрелищу, разве не обязательно подходить бережно, уважая его изначальное, проверенное временем правило № 1, что он – игра людей?»
Футболу век с лишним. Это много, особенно если принять во внимание, что игроку дано блистать считанные сезоны и смена поколений постоянна и неотвратима. Но эта смена в то же время и не так уж и заметна, потому что идет постепенно, год от года, и благодаря этому что-то в футболе остается незыблемо, переходит от покидающих поле к выбегающим на поле впервые, как путеводная нить, как цепь, незримо и прочно связующая разные времена. Мне не хотелось бы пускаться в рассуждения об этом «что-то». Не сомневаюсь, что каждому, чья душа лежит к футболу, ведома непреходящая власть этой игры, независимая от воли ее постановщиков, конструкторов, распорядителей и истолкователей. Эта власть непоколебима; футбол с нею появился на свет, она сопровождает его и хранит, от нее более всего зависит его благополучие. И есть ли право не брать ее в расчет? Не ошибется ли тот, кто приравняет футбол к узкой, послушной спортивной дисциплине, которую позволительно вертеть как угодно? И не должен ли образованный тренер иметь широкий взгляд на вещи и считать своей высшей обязанностью, пусть и не внесенной в его деловые бумаги, попечение и вечную тревогу о том, чтобы футбол смотрелся, задевал за живое, восхищал, удивлял? Иначе для чего же воздвигнуты стадионы – чудеса современной архитектуры, для чего регулярный телевизионный футбольный репертуар?
Пусть все вновь открытое, найденное, изобретенное служит футболу. Как говорится, на здоровье! Лишь бы оно, это новое, не покушалось на таинство спектакля на зеленой арене, который все-таки, как ни крути, взывает к нашим чувствам, а не к нашим познаниям в области самых уважаемых наук. Никто не станет возражать, чтобы этот спектакль ставился по всем наиновейшим правилам, все понимают, что любое ремесло опирается на свои секреты. Но лишь бы спектакль шел и его не тщились подменять на поле диссертационным диспутом об этих самых секретах ремесла!
1980 г.
Дружба без встреч
Скорее всего, если бы прозвучал требовательный заказ из редакции, я мог бы написать о тренере Константине Бескове и десять и двадцать лет назад, в любой более или менее подходящий момент. Срок моего знакомства с ним – вся жизнь: отчетливо помню, как он, восемнадцатилетний, с русым чубчиком и коротко выстриженным затылком, уже тогда плотный и основательный, появился на краю линии нападения «Металлурга» с благословения дальновидного Бориса Аркадьева, и состою с ним в добрых отношениях и ныне, когда ему за шестьдесят. О Бескове всегда нашлось бы что рассказать, он заметен, и на свое счастье и на свою беду, эдакая крупная фигура, которой легко при желании восхититься и которую столь же легко при случае избрать мишенью для нападок.