Небесный скиталец - Кеннет Оппель

«Очень успокаивающая речь», — подумал я, но она удовлетворила не всех пассажиров. Многие из них изрядно ворчали, и я поймал немало обеспокоенных взглядов. Я снова отвернулся к Базу, привязывавшему к пальме противоположный конец брезента. Получилось неплохое укрытие, вполне достаточное для того, чтобы личики наших леди не пострадали от солнца.

Капитан тихонько приказал нам с Базом и всем остальным стюардам следить за обитающей на острове живностью. Не могу сказать, что это привело меня в восторг. А если здешние обитатели окажутся недружелюбными? Так что если я не бросал украдкой взгляды в сумрак чащи, то наблюдал за «Авророй», страшась, что с ней случится что-нибудь непоправимое. Что ее унесет ветром, или ее захватят каннибалы, или, что более вероятно, она ляжет на песок и раздавит сама себя. Я не хотел оставаться здесь. Я глядел в небо, глубокую кобальтовую синеву. В вышине парила крупная птица — фрегат.

Мы с Базом понадежнее закрепили брезент и присоединились к остальным стюардам, сервирующим завтрак. Надо было расстелить одеяла для пассажиров, соорудить на козлах столы для буфета, потом притащить тарелки и ножи с вилками, и салфетки, и еду. Все это казалось мне такой ерундой теперь, когда «Аврора» в беде. Я все время поглядывал на ее брюхо, проверяя, на сколько еще оно спустилось ближе к песку.

Я даже не желал быть здесь, снаружи. Не хотел помнить, что я на острове, а «Аврора» — на земле. Я хотел находиться внутри нее, помогая своему кораблю, вместо того чтобы ублажать наших пассажиров.

— А как же им, по-твоему, кушать? — в притворном ужасе воскликнул Баз, когда я выплеснул на него все эти мысли. Мы направлялись обратно на корабль, пошатываясь под тяжестью грязных тарелок.

— Пусть потрошат кокосы, — проворчал я.

— А потом? — спросил он. — Пусть сами разбираются с акулами? Сами мажут хлеб маслом? Эти люди сегодня утром остались без свежих круассанов, Мэтт. Вот так. Эти бедняги, выброшенные на берег, будто Робинзон Крузо, должны жить без круассанов. Будь же милосерден, приятель.

— Ой, заткнись, — ухмыльнулся я.

Он взглянул на меня, потом на «Аврору».

— С ней все будет в порядке, ты же знаешь.

— Знаю. — Я постарался скрыть слезы.

— Это уж чересчур для них, правда, — вздохнул Баз. — Особенно без свежих круассанов.

Я рассмеялся. Баз всегда умел меня развеселить.

После завтрака, наспех, за общим столом для экипажа, старший стюард, мистер Лисбон, велел мне пойти поспать.

— Они наверху, наверно, найдут где использовать лишнюю пару рук, — ответил я, имея в виду матросов, чинивших оболочку корабля.

Он покачал головой:

— Сначала спать. Приказ капитана, не мой.

Я порадовался, что рядом никого не было и никто этого не слышал; знаю, что капитан хотел как лучше, но прозвучало это так, будто родители отсылают меня в кроватку. В горле неожиданно застрял комок.

Отец, который больше никогда не отправит меня спать. Мама и сестры дома. На самом деле я не хотел спать. На земле мне никогда не спится хорошо. Легким не хватает воздуха, сердце колотится. Я впадаю в панику, когда не чувствую под собою неба, не чувствую отца рядом. Сейчас мне хотелось работать.

— Нам удалось передать сигнал бедствия, сэр? — спросил я у мистера Лисбона.

— Пираты разгромили радиорубку. Мистер Чадхари пытается починить передатчик.

— Наверно, я мог бы.

— Ваша вахта закончилась, мистер Круз. Я предлагаю вам поспать теперь, пока есть возможность. У нас всех впереди полно работы.

— Спасибо, сэр, — сказал я, уныло поплелся в свою каюту и встал рядом с койкой. Я чувствовал себя как шестилетний малыш, который не хочет ложиться спать, потому что боится темноты. Но я ощущал теперь, как устало мое тело; может быть, я даже смогу заснуть. Очень медленно я стащил брюки, и куртку, и рубашку, забрался в койку, скользнул под одеяло и прижался щекой к подушке.

Я закрыл глаза и попытался представить, что мы все еще в воздухе, по-прежнему летим. Но запах манго насквозь пропитал корабль, и я не мог забыть, что у нас течь. Со всех концов корабля доносились глухие постукивания — матросы латали шкуру, они лазали над моей головой по вантам, ходили вверх и вниз по проходам. Сердце мое забилось сильнее. Я сглотнул, стараясь дышать медленно и глубоко. Я в небе. Я могу летать. Я парю рядом с кораблем. Я падаю.

Глаза мои открылись. Меня начало трясти. В иллюминаторе не было видно ни облаков, ни неба — только пальмы, и изгиб пляжа, и пассажиры, прогуливающиеся по песку. Я услыхал шум волн, разбивающихся о риф. Кораблекрушение.

Нет, не крушение. Мы полетим снова, капитан обещал. Я полечу снова. Я просто должен продолжать двигаться.

Я отбросил одеяло, соскочил на пол и схватил рабочую одежду: штаны на лямках, рубаху, башмаки на плоской подошве. Я не мог оставаться здесь, в каюте; сейчас она была будто моя комната дома, неподвижная, маленькая, давящая.

Я отворил дверь, почти побежал по коридору и едва не столкнулся с Базом и Брюсом Лунарди. Они куда-то направлялись.

— Вам не нужны лишние руки? — спросил я.

— Если хочешь, — ответил Баз. — Капитан велел нам поискать пресную воду.

— Не может быть, чтобы она кончилась, — сказал я с некоторой тревогой.

— Пока нет, — пояснил Баз, — но ему пришлось сбросить почти всю воду прошлой ночью. Воды хватит, может, еще на день.

— К этому времени мы уже улетим, — самоуверенно заявил я.

— Даже если так, нам нужна будет еще вода, чтобы добраться до Сиднея, — заметил Лунарди. — Плюс еще балласт.

— Знаю. — Я злился на него, что он толкует мне о моем корабле, и на себя, что забыл про сброшенный балласт. Мы сошли по сходням на берег, щурясь от нахлынувшего солнечного света. Брюс и Баз шли впереди, рядом, и я отметил, что они примерно одного роста. Думаю, и возраста тоже. Интересно, когда это они так подружились; никогда прежде не видел их вместе. Я вдруг почувствовал себя младшим братом, увязавшимся за старшими против их желания.

— Ты в порядке после ночи? — спросил я Брюса. — Похоже, тебе пришлось несладко.

— Вот уж да, — отозвался он, оборачиваясь и улыбнувшись мне. Это не была улыбка любимца публики, самоуверенная и наглая. Его улыбка была застенчивой, и она застала меня врасплох. — Спасибо, что помог мне выкарабкаться, — сказал он. — Я взаправду очень тебе благодарен.

— Ерунда.

— Я побаиваюсь высоты.

— Тогда ты выбрал неподходящую работу, — бросил я.

— Наверно. Думаешь, я безнадежен?

Мне стало тошно.

— Твои заплатки, они были хороши, — сказал я ему. — Очень аккуратные.

— Правда?