Опасные заложники - Владимир Шитов

— Шлепни его камушком по височку, чтобы окочурился.

— Я раздумал идти на мокрое, — неожиданно для Кабана заявил тот.

— Тогда мне придется вас кокнуть тут обоих и погладить камушком.

Такая перспектива Гундосого не устраивала. Он молча подошел к Якобу, заранее приготовленным голышом ударил жертву по голове.

Критически проследив за его действиями, Кабан заметил:

— Я же тебе сказал, чтобы ты шлепнул его камушком по голове, а не погладил. Повтори! — направляя на Гундосого пистолет, потребовал он жестко.

Глубоко вздохнув, словно убивали его самого, Гундосый с силой ударил Якоба голышом по голове. Хруст ломаемых костей показал, что удар на этот раз был нанесен с силой.

Кабан тоже ударил Якоба голышом по голове, выполняя формальность, которая делала его соучастником убийства, а поэтому, так он считал, Гундосый не должен был на него обижаться.

— А теперь, дорогой, давай будем уматывать в сторону моря.

Обойдя темными закоулками гараж, они вернулись к своему автомобилю. Дождавшись, когда Гундосый сядет в машину, Кабан миролюбиво произнес:

— Ты на меня, дорогой, не сердись за недавнюю грубость. Честно говоря, мне и самому наша работа не понравилась, но ее, кроме нас, некому было делать. Теперь мы с тобой повязаны одной ниткой. И я знаю, что у тебя никогда не появится желание выдать меня…

Гундосый был так напутан свершившимся фактом, что не имел сил для разговора с Кабаном. Он только и мог, что молча слушать болтовню своего "кореша".

— …Давай свои перчатки, — потребовал у него Кабан, — я их вместе со своими выкину в туалет…

Гундосый молча исполнил его требование.

— Ты, Гундосый, не дрейфь. Теперь мы с тобой капитально замели свои следы, и ментам ни в жизнь не выйти на нас. Так что держи хвост пистолетом.

Доставив Гундосого домой и поставив машину в гараж, Кабан еще долго сидел в ней, размышляя о нелегкой доле и тех страхах, которых ему недавно пришлось натерпеться. Своему положению он сейчас не завидовал, но и выхода из него тоже не видел.

Глава ДВАДЦАТАЯ

Проведенные Соколовым обыски в домах Эдкиной и Ломача на предмет обнаружения крупных сумм денег, ранее похищенных бандитами из банка, положительных результатов не дали.

Убийство Ломача неустановленным злоумышленником с целью ограбления оборвало у следователя все нити, которые могли бы привести его к главным действующим лицам преступления. К одной трудной задаче но выявлению налетчиков на инкассаторов присоединилась вторая — кто убил Ломача. Эта задача по своему решению была не менее сложной, чем первая.

У Соколова были основания считать, что убийство Ломача крепко связано с расследуемым им преступлением. Эти основания опирались на тонкий расчет и логическое мышление; веских же доказательств, подтверждающих его версию, у него не было.

По логике вещей, Соколов должен был бы заняться расследованием убийства Ломача, так как он был очень опытным следователем, но уголовно-процессуальный кодекс категорически предписывал, чтобы расследованием убийства занимался следователь прокуратуры. Вот так логика к нашей жизни вступает в противоречие с действительностью.

Все гористы понимают необходимость объединения следователей милиции, прокуратуры, федеральной службы контрразведки в одном следственном комитете, но дальше теории эта мысль не пошла.

Расследованием убийства Ломача в прокуратуре занялся младший юрист, выпускник Кубанского университета, двадцатипятилетний прыщеватый самовлюбленный очкарик Лохматов, с которым Соколов, при всем своем желании, не мог найти делового контакта. Следователь прокуратуры Лохматов считал себя на голову выше следователя милиции, так как имел право расследовать все преступления, совершаемые работниками милиции, тогда как последним в отношении его этого не дано,

Толковый и профессионально грамотный план оперативно-следственных мероприятий, рожденный коллективно службами уголовного розыска и прокуратуры, бил красив, как букет роз, но не имел под собой ни живительных корней, ни благодатной почвы.

Боясь утечки информации в отношении Примакова, который работал не только по раскрытию ограбления инкассаторов, но и по убийству Ломача, Томилко в его деятельность в банде Капитана не посвятил не только следователя прокуратуры, о ней не знало даже большинство его оперативных работников.

Поняв психику самовлюбленного "индюка", Соколов прекратил с Лохматовым деловые контакты. Это привело к тому, что расследование двух дел ратными следователями шло параллельно, когда одни и те же моменты приходилось каждому из них выяснять у одного и того же свидетеля дважды. Безусловно, такая работа была неэффективной и имела много недостатков.

Во время своего посещения Томилко в его кабинете, куда тот пригласил Соколова для отчета, Геннадий Трофимович пожаловался ему на трудности в работе. Внимательно выслушав его, Томилко сказал:

— Очень прискорбно, что ты не смог с Лохматовым найти общий язык. Плохо также то, что таким сложным делом, как убийство, занимается новичок в нашем деле. Но это забота прокурора. Ты же занимаешься расследованием своего дела, и если нам повезет, то не исключено, что и убийство Ломача сможем раскрутить.

— А у нас есть шанс в этой части? — с надеждой в голосе поинтересовался Соколов.

— Вероятность большая, — загадочно улыбнувшись, ответил тот ему.

Покидая кабинет Томилко, Соколов подумал с завистью: "Конечно, Виктор Николаевич но инкассаторам располагает большей информацией, чем я, вот он и позволяет себе даже улыбаться, говоря о них, а мне сейчас из-за тупиковой ситуации не до смеха".

В свою очередь Томилко, оставшись один, подумал: “Надо будет встретиться с прокурором и поговорить с ним о его следователе, о налаживании должного контакта в работе". Лохматова он не считал таким уж никчемным специалистом. Годы, ошибки, полученные шишки заставят его пересмотреть свои взгляды на жизнь, сделать верную переоценку жизненным ценностям и не делить коллег на своих и чужих, научиться сотрудничать и работать со всеми, кто как-то может принести ему пользу в раскрытии тяжких преступлений.

“Жаль только, — подумал Томилко, — что это будет нескоро".

Глава ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Ломач Абрам Ишхакович, смуглый пятидесятидвухлетний, плотного телосложения мужчина, еще не успевший состариться, в два часа ночи один сидел в зале своего дома у гроба сына, беседуя и прощаясь с ним, так как утром должны были состояться похороны:

"Эх, сынок, сынок, разве в таком положении и состоянии я хотел тебя видеть? Благодаря моим связям и деньгам, ты закончил торговый институт. Ты мог бы стать директором торгового предприятия, но ты не послушался отца и стал барменом в каком-то задрипанном ресторане,

Наш род всегда славился рассудительными и умными людьми. Почему же ты так поступил? А вообще-то ты неплохо зарабатывал на своем месте. — У Абрама Ишхаковича не укладывалось в голове, что бармен может зарабатывать не меньше руководителей крупных предприятий. Потом его мысли пошли но другому руслу. — Кому помешал мой сын? Неужели, позарившись на его золотые безделушки и из-за каких-то грошей, находившихся у него в кармане, грабители решили пойти на убийство? Да я бы им, чтобы сохранить сыну жизнь, в стократ больше дал денег. Сволочи, как вы легко идете на убийство из-за мелочи, не понимая, какие за этим наступают трагические последствия, как для семьи погибшего, так и самих убийц.

Мне молодой следователь говорил, что убить Якоба злоумышленники могли не только из-за корыстных побуждений, но из-за желания занять его место в ресторане и по массе других причин. Но такое рассуждение несерьезное, так как оно есть не что иное, как плод его мальчишеской фантазии…"

Надежды на следователя Лохматова, что он найдет убийц сына, у него не было. Зацепок у того никаких мет, подозреваемых нет, пройдет некоторое время, и он распишется в своем бессилии, спишет дело в архив. “Я с таким результатом его работы не согласен, а поэтому не пожалею средств, найду толкового сыщика и проведу свое расследование, но обязательно докопаюсь до убийцы. Ему не избежать моей мести", — испытывая удовлетворение от такого рассуждения, думал отец, Являясь заместителем генерального директора российско-американской компании, он мог позволить себе предстоящие затраты.

"Жаль, что мы не успели породниться с семьей Эдкина. Софья мне вчера сказала, что беременна от Якоба, собирается теперь сделать аборт. Как бы мне ее уговорить, чтобы она родила мне внука? Вряд ли она захочет его рожать. Девушке предстоит еще выходить замуж, зачем ей теперь такай позор. Придется ей капитально заплатить, чтобы переубедить и сделать своей единомышленницей, Надо с ней сразу после похорон Якоба поговорить на эту тему. Если надо будет, то я не стану возражать против заключения с ней договора в этой части", — размышлял Абрам Ишхакович.