Короли рая - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фарахи хмыкнул. Проходя мимо Кейла, тетя Кикай тронула его за плечо и отослала прочь слугу. Двери закрылись.
– Как прошло твое формальное представление ко двору? – спросил король после долгой, неуютной паузы, не отрывая взгляд от бумаг на столе.
– Вы же были там, отец. – Сердце Кейла забилось немного быстрее. Ты действительно хочешь начать с такого подхода?
Снова хмыканье. Фарахи закрыл глаза и потер их.
– Да. Эта… философия – идеи какого-то мыслителя из Пью, о котором я не знаю? Хотел бы, чтоб я привел этого наставника для тебя во дворец?
Он говорит всерьез, подумал Кейл, не следует его недооценивать.
– Нет, отец. Вам ничего не нужно делать.
Король наконец взглянул – как обычно, не столько на лицо Кейла, сколько на шею.
– Тогда зачем упоминать об этом при дворе? И что за намеки о чуме и священниках?
Юноша вспомнил историю о том, что вся его семья: бабушка с дедушкой, тети, дяди и их отпрыски – умерли от какой-то хвори и что никто на самом деле в это не верил. Он хотел сказать: «Я устал от вранья», или «Устал оттого, что все постоянно притворяются», или «Я устал бояться». Но он сказал:
– Не знаю, отец, мне просто вздумалось поумничать.
Фарахи вернулся к писанине.
– В будущем я бы этого избегал. – И вопрос закрыт, подумал Кейл. – Тебе нравится во флоте?
– Довольно неплохо, отец, я пробыл там всего несколько дней.
– Тогда почему явился во дворец среди ночи?
Ах да, это.
– Я гулял по пляжу и обнаружил мастера Асана.
– И почему не объявил сразу, что ты один из принцев Алаку?
Чертовы пятьдесят преисподних, как он вообще узнал?!
– Это… не казалось важным. В то время.
– Но показалось важным, когда мои дворцовые стражи собрались тебя прогнать?
Кейл ощутил, как заливается ненавистным румянцем.
– Да. Точно.
– И ты счел необходимым отчитать их за следование моим приказам? Возражать этим приказам?
– Я… не знал. Каким приказам?
– Охранять дворцовые ворота. В течение многих лет существовали неизменные приказы не допускать внутрь больных. Как ты мог прожить здесь всю свою жизнь и этого не ведать?
– Я… не знаю.
– Болезнь – это великая опасность; относиться к ней следует соответственно.
Что-то во всем этом казалось подозрительным. Отец будто бы оправдывался.
– Он не был по-настоящему больным, он просто был усталым стариком.
– Стражники этого не знали.
Кейл чувствовал, что поступил правильно, считал этот выговор несправедливым.
– Они не сочли нужным проверить. А поскольку я лучше знал, я отдал им новые приказы.
Фарахи приподнял брови.
– У тебя нет никакой власти отдавать новые приказы. Стражники – не врачи. Они не способны определить, болен человек или нет, и ты тоже.
Кейл ощутил, как вскипает в нем жар, как тогда, у ворот. Он был прав, и эти слова несправедливы, а его отец принял долбаного старика к себе во двор.
– Ваши врачи смыслят в больных столько же, сколько вы – в чародействе.
Глаза короля округлились, и Кейл безуспешно попытался вообразить, какое безумие только что поглотило его.
– Ты такой же упрямый, как твоя мать.
Кейл ожидал ярости, но отчего-то казалось, король всего лишь забавляется. Ни разу еще за всю жизнь Кейла он не упоминал его мать. Это усугубляло безумие.
– И вы не способны стерпеть ничье несогласие, даже когда вы неправы, даже когда вас ослепляет ваш собственный страх!
Король выглядел так, словно его ударили. Он медленно проговорил:
– Страх? И чего же я должен бояться?
Юноша поднял руки.
– Смерти, наемных убийц? Откуда мне знать… Я менял комнаты так часто, что уже не вспомню, и ради чего? Вы избавляетесь от слуг без всякой причины. Они вздрагивают, когда вы идете мимо. А теперь вы отдаете приказы гнать прочь стариков и детей?
Стояла оглушительная тишина, и Кейл ощущал себя так, будто утратил самообладание и теперь сотня чувств, перемешанных и расплющенных временем, бесполезно осела внутри.
Фарахи заговорил спокойно, но его тон все нарастал.
– Мои приказы превратили этот город в предмет зависти всего света. Мои приказы принесли мир и процветание народу склочных детей. Мои приказы стали законами. И охранники, принцы, даже короли должны подчиняться закону. По какому такому праву ты решил, что можешь подвергать меня сомнению?
– Что-то либо справедливо, отец, либо нет.
Король встретился с ним взглядом – быть может, впервые.
– Наивность никого не впечатляет. В этом мире очень мало справедливости, только закон. Людей, которые меня ослушались, подвергнут порке.
Кейл на миг лишился дара речи.
– Что? Вы не… они просто следовали моему велению!
Его отец грохнул кулаком по столу.
– Ты не имеешь никакого права командовать! Эти люди покинули свои посты, и мне безразлично почему. Ты болтаешь о наемных убийцах и смерти, как будто эти слова что-то для тебя значат, но тебе невдомек. Ты неопытный мальчишка, знающий лишь покой да безопасность. Возможно, в следующий раз их обманет ночной душегуб, а не царский сынок. Законы, приказы – вот единственное, что мешает людям убивать друг друга. Запомни это.
Кейл дрожал, пойманный в ловушку безумия, которому не было конца.
– Законы не делают людей правыми или хорошими. Это делают мужество и милосердие. Видимо, вам недостает обоих. – Он развернулся и направился к дверям.
– Ты уйдешь, когда я тебя отпущу, и не раньше!
Кейл остановился, полуобернувшись, на глаза навернулись слезы. Отец покачал головой.
– С тобой слишком долго нянчились, и теперь это прекратится. Ты вернешься в казармы, и тебя не увидят в этом дворце, пока ты не будешь готов извиниться передо мной за свое безобразное поведение. Уразумел?
Кейл проглотил столько гордости, горечи и детства, сколько смог. Он отвесил самый малый из поклонов:
– Уразумел.
8
Весна. 421 год Г. Э.
Рока мчался по открытой равнине, волоча с собой все, чем владел в этом мире. Через его плечи был перекинут крепкий березовый кряж для шалаша, привязанный поверх кожаного мешка, набитого припасами. Наибольшую важность имели кусок парусины, теплые меха, хворост, добрый топорик и нож; но жизненно необходимым был и железный котелок, закрепленный веревкой в нижней части мешка, где лежали фляги с кипяченой водой. Бежал Рока с самого рассвета и теперь наблюдал, как солнце клонится и падает к закату.
Его добыча путешествовала налегке. Ее длинные ноги и гладкое тело пересекали эти же самые равнины короткими дистанциями; животное снова и снова, как сейчас, озиралось утомленными глазами. Рано или поздно усталость возьмет свое – олень не обладал чувством темпа. Он не заглядывал в будущее, чтобы увидеть необходимые
