Искусство учиться - Джош Вайцкин

Дальше становится еще интереснее. Мы приходим к тому, что психология начинает превалировать над техническими навыками. Любой классный игрок отличается глубоким пониманием сути игры, но великий шахматист отличается от классного игрока глубокой вовлеченностью, релаксацией сознания, что позволяет подсознанию беспрепятственно генерировать идеи. Это очень тонкое и зачастую неправильно понимаемое состояние ума, которое при правильном подходе обеспечивает тонкую интеграцию сознания в свободный поток подсознания. Главная идея состоит в том, чтобы передать ведущую роль от сознания к подсознанию без впадения в транс и утраты преимуществ ясности мышления, обеспечиваемой сознанием.

Определенную аналогию сознательному и бессознательному можно найти в механизме зрения человека. Допустим, сознание представлено зоной сфокусированного зрения, а бессознательное — зоной периферического зрения. Предположим, в настоящий момент вы читаете книгу. Что вы видите на ее страницах? Теперь попробуйте расслабить глаза и охватить страницу периферическим зрением; вы почувствуете, что воспринимаете гораздо больше информации, в том числе и находящейся на краях страницы. На следующем этапе постарайтесь рефокусировать глаза на странице, сохраняя при этом периферическое зрение. Этот навык некоторые мастера боевых искусств культивируют на случай борьбы одновременно с несколькими соперниками или других таких же непредвиденных обстоятельств. Если добиться полной релаксации сознания, можно сосредоточиться на каком-либо объекте, находящемся непосредственно перед вами, при этом сохраняя зрительный контроль над окружающей обстановкой. В соответствии с этими принципами шахматисты должны достичь свободного потока подсознания, при том что сознание будет по-прежнему играть ведущую роль, анализировать детали, систематизировать информацию и обеспечивать точные математические расчеты.

Большинство людей наверняка удивятся, если узнают, что гроссмейстер по сравнению с мастером спорта по шахматам (более слабым, но вполне компетентным шахматистом) зачастую сознательно ограничивает поле своего зрения. Иначе говоря, его мозг обобщает пакеты информации, позволяющие воспринимать намного больше при меньшем участии сознания. При этом его взгляд охватывает меньше объектов, но видит больше. Это и есть самое главное.

(Можно привести пример действия этой идеи в шахматах: обратим внимание на ситуацию противостояния слонов на полупустой доске. Это огромный объем информации, необходимой для дешифровки перемещений этих слонов, в частности: расположение центральных пешек, стоящие рядом фигуры, потенциальные возможности размена, возможности перевода игры в миттельшпиль или эндшпиль с известным расположением пешек, использованием инициативы, безопасности короля, основ интерпретации этих принципов, принципов интерпретации основ интерпретации принципов и т.п. Для гроссмейстера этот список может быть очень длинным. Для мастера он относительно короткий. Но самое важное, что у гроссмейстера гораздо более развита система управления информацией, поэтому он может моментально отыскать в своих обширных хранилищах необходимые сведения о действиях слонов — при виде слона он мгновенно вызывает в памяти всю связанную с ним информацию. Мастеру в подобной ситуации понадобится гораздо больше времени, поскольку его информация сгруппирована в пакеты помельче и требуется больше усилий, чтобы извлечь ее. Гроссмейстер видит больше на небольшом поле зрения, поскольку его бессознательно усвоенные навыки намного более совершенны.)

Теперь представьте меня, Джоша, состязающимся против менее опытного и умелого мастера боевых искусств. Скажем, я совершаю бросок, для успешного выполнения которого требуется шесть последовательных действий. Мой противник заметит только не поддающийся разложению на отдельные элементы шквал активности, в то время как для меня совершенно очевидные шаги будут лишь внешней оболочкой огромного массива пакетов информации. Наша с противником реальность очень разная. Я «вижу» гораздо больше, чем он.

Рассмотрим мой излюбленный прием дзюдо сутэми вадза (sutemiwaza), один из вариантов броска с падением. Я стою лицом к противнику. Левой рукой удерживаю его запястье или рукав, а правой — держу его за воротник. Техника выполнения броска включает следующие действия: во-первых, я мягко толкаю его в грудь правой рукой, и он рефлекторно отступает назад. Следуя за его движением, я, во-вторых, одновременно тяну его правую руку вперед, наискосок выдвигаю мою левую ногу перед его правой ногой и одновременно тяну его за лацкан кимоно вниз, оседая назад с легким поворотом влево. В-третьих, его правая нога блокирована, поэтому он падает вперед, что его, в общем-то, устраивает, ведь при падении он оказывается сверху. Но, как только он начинает падать вперед, моя правая нога проскальзывает между его ногами. В-четвертых, когда он падает на меня, я тяну его правую руку на себя, затем правой ногой наношу удар в левое бедро и переворачиваю его на спину. В-пяты/х, я перекатываюсь вслед за его падающим телом и оказываюсь сверху.

В-шестых, прием завершается «мягким» захватом головы противника и применением болевого приема к его правой руке.

Когда этот в чем-то парадоксальный прием применяют против вас в первый раз, он производит шокирующее впечатление — один быстрый головокружительный взлет вверх, падение на пол и нейтрализация. Я знаю это по собственному опыту. Впервые я увидел этот прием несколько лет назад, когда мой добрый друг Ахмед показал мне его на тренировке. Ахмед — гигант ростом под два метра и весом 90 килограммов. Он шлифовал свое боевое искусство совершенно в иных условиях, чем я. Ахмед мог бы завоевать медаль на Олимпийских играх в спринте. Он профессионально занимается танцами и музыкой, практически всю жизнь увлекается боевыми искусствами. Он установил непревзойденный рекорд в контактном тайском боксе — 15:0. Кроме того, Ахмед имеет прекрасную подготовку в джиткундо и карате. Я уже достиг достаточно высокого уровня в туйшоу (например, недавно выигрывал бронзовую медаль на чемпионате мира), имел некоторый опыт в дзюдо. К этому моменту мы с Ахмедом примерно год занимались бразильским джиу-джитсу с потрясающим мастером и учителем боевых искусств Джоном Мачадо. Поскольку мы с Ахмедом прошли совершенно разную подготовку, тренировки с ним всегда были чреваты каким-нибудь открытием. Если соперники готовились по разным методикам и в разных видах боевых искусств, то их бой превращается в борьбу за выживание, и работа нейронных проводящих путей приобретает при этом очень большое значение. Иногда в таком бою вы ощущаете себя так, словно вас прогоняют сквозь строй. Когда требуется перейти от уже освоенных к незнакомым приемам, возникает чувство, будто ваш рассудок летит вниз с горы по свежевыпавшему снегу и внезапно падает в лужу грязи. Общее правило в этом случае таково: гораздо лучше быть тем, кто летит по снегу, а ваш противник пусть барахтается в грязи.

Наша тренировка с Ахмедом была в разгаре, и мы вихрем крутились друг около друга. Только что я стоял на ногах — и вот уже лечу вверх тормашками и падаю на спину, а мозг пытается понять, что делать в такой ситуации. Уже давно мне не приходилось получать таких неприятных ударов внезапно. Я тут же попросил Ахмеда показать мне этот бросок в замедленном исполнении и вскоре понял, что он состоял из пяти или шести действий, в основе которых лежали неизвестные мне приемы бразильского джиу-джитсу. Зато я сразу же принял решение научиться выполнять этот бросок на очень высоком уровне. Обоснованием послужила простая мысль о том, что если уж Ахмед смог этим застать врасплох меня, то я смогу застать врасплох кого-нибудь другого.

Я начал усердно тренироваться. Сначала следовало отработать каждое действие медленно, снова и снова добиваясь точности и быстроты движений. После чего можно было выполнять прием целиком, повторяя эти движения сотни и тысячи раз.

Сегодня этот бросок стал моим самым надежным оружием.

Со временем каждое его движение запечатлевалось в моем подсознании все более детально. Даже небольшие вариации в реакции противников на мои первые удары могли спровоцировать разнообразие в применении этого приема. Соприкосновение с запястьем противника само по себе таило двадцать или тридцать различий — тонких нюансов микрореакций, в зависимости от которых я варьировал свои действия. Сидя на ковре и захватив его правую ногу в захват, я чувствовал от тридцати до сорока вариаций развития момента.

Вспомним, что сначала я воспринимал бросок как нечто мгновенное, слишком быстрое, чтобы выделить в нем отдельные действия, а сейчас мы уже говорим об этом как о кратком моменте, включающем в себя множество различных вариантов. Когда бросок казался мгновенным, мой мозг пытался воспринять его на уровне сознания и сделать какие-то логические выводы. Сейчас моими действиями руководит подсознание, мобилизуя для этого колоссальный массив объединенных в пакеты данных о технической стороне приема. Зато мое сознание свободно от рутины и способно сосредоточиться на важных деталях, которые, благодаря их простоте, я мог различить с большой точностью, как будто блеск в глазах моего соперника длился несколько секунд.