Пепел между нами - Маргарита Дюжева

в рубашке на голое тело, старательно делая вид, что все у меня зашибись.

Да, я не из тех трепетных дам, которые годами хранят верность бывшему. Вспоминают, нежно перебирая в памяти крупицы счастливых моментов, и бьются в истерике от одной мысли о поцелуях с кем-то другим. Наоборот, я изо всех сил старалась вытравить его из себя, выбить клин клином, забыть. Вычеркнуть и из памяти, и из сердца.

Не получалось. Прикрывала глаза, и он снова рядом. Спала на мужской груди и по утрам спросонья, каждый раз думала, что это Краев рядом со мной, что это его руки меня обнимают. Злилась оттого, что не могла избавиться от чувств, что замена в лице Ника не работала, не помогала.

А потом, меня вдруг начало тошнить по утрам. Сильно, до болезненных спазмов и искр из глаз. Купила тест — две полосы. Дальше — паника. Дикая, липкая, как паутина.

Вот уж чего совсем не хотелось, так это беременности в отношениях, которые были просто заменой, способом избавиться от боли. Пошла к врачу и снова шок. По срокам Ник никак не мог быть отцом. Десять недель. Мы тогда еще даже не были знакомы.

Значит, Миша…

Я думала, что сдохну той ночью. Истерика на максималках. В туалете на полу, в обнимку с унитазом. Ревела и блевала, блевала и ревела. И страшно было до одури. И как дальше жить — не представляла. Только выла раненой волчицей:

— Краев, сука, что же ты натворил?!

Конечно, я не сделала аборт. Не смогла, не захотела, потому что не смотря на страх и отчаяние, этот ребенок стал дороже всего на свете, сразу, как только я про него узнала.

На следующий день я рассталась с Никитой. Он искренне не понимал почему, а я не могла заставить себя признаться, что просто использовала его как заменитель, средство от сердечной боли. Сказала банальное:

— Дело не в тебе, а во мне.

Так началась моя беременная жизнь. В новом городе, среди новых людей.

Конечно, я рассказала о своем положении родителям и Ане. Надо было слышать, как она орала. Собиралась взять топор и отправиться к Краеву, чтобы отрубить ему «корень зла», из-за которого все проблемы.

Это было бы смешно, если бы не было так больно.

Самому Краеву я не собиралась говорить о своей беременности. Не заслужил. Пусть валит к своей Любаше, делает ребенка ей и радуется. К себе и своему сыну я его подпускать не собиралась. Злилась. Утопала в мстительных фантазиях, в которых рядом со мной был достойный мужчина, а Миша где-то там, далеко, барахтается в своих девках и ни с кем не находит покоя. Я даже представляла, как он узнает про ребенка, когда тому исполнится лет пять, и он будет искренне считать другого мужчину своим настоящим отцом.

Представляла, как Краеву будет хреново, как будет волосы рвать на голове и остальных местах, из-за того, что потерял. Представляла и млела, находя утешение в этих никчемных фантазиях.

А потом, в какой-то момент просветления, в голове щелкнуло и встало на места. Я поняла, что неправильно это, что так нельзя. Я могу сколько угодно ненавидеть Михаила и мечтать отомстить, но ребенка мы сделали вдвоем, и он, как отец, имеет права знать. Что он будет делать с этими знаниями — другой вопрос, а я не хотела быть той женщиной, которая отводит глаза в сторону и врет своему ребенку о том, что его папа космонавт.

Его папа козел. Но имеет право знать.

И вот я здесь. И с одной стороны, мне снова так больно, что невозможно вдохнуть полной грудью, а с другой — я рада, что вернулась. Мне не хватало дома, не хватало родных и привычной жизни. Да что врать, мне не хватало вероятности случайно встретить Мишу где-нибудь в супермаркете или на улице.

***

После Краева у меня встреча с Аней. Она как раз сбежала со скучного заседания, и мы отправились в кафешку неподалеку от университета.

— Может зайдешь на кафедру, пообщаешься? — в шутку предложила она.

— Вот еще. Я в декрете. Мне положено пить ромашковый чай и мазать живот кремом от растяжек, а не бегать по корпусам.

— Я тоже хочу в декрет, — мечтательно выдала она, — а не вот это вот все.

Мы занимаем уютный столик возле окошка, и Аня бесцеремонно прилипает к моему животу, а у сына как раз период активности.

— Пинается. Ты чувствуешь? Шевелится! Представляешь?

— Невероятно, — не могу сдержаться от иронии, — вот это сюрприз.

— Ладно тебе Златка, не умничай. У меня шок культурный, племянника своего впервые трогаю.

— Вообще-то, ты трогаешь меня, и все вокруг это видят.

— Плевать, — сестра только отмахнулась и продолжила ощупывать мой «барабан», — эх ты, сильно как. Каратистом будет. Или футболистом.

Бороться с ней бесполезно. Я машу рукой и меланхолично жду свой кофе, улыбаясь проходящим мимо людям, когда ловлю их удивленный взгляд.

Да-да, у меня немного чокнутая сестра. Она хорошая, просто мы не виделись давно, вот и буянит.

— Хорошо, что ты вернулась, — наконец, успокаивается Аня и отлипает от моего глубоко беременного пуза, — ты не представляешь, как я соскучилась.

— Я тоже.

Я действительно соскучилась. Несмотря на то, что в этом городе было очень больно, стоило только сюда вернуться, и мне стало легче дышать.

— Какие планы?

— Никаких. Спокойно доходить оставшееся время до родов. Вязать пинетки, рыдать над мультиками и обжираться имбирными пряниками.

Последние во время беременности стали моим фетишем. Я реагировала на них, как кошка на мяту — готова мурлыкать и тереться о сахарный кругляш, приговаривая «моя прелесть».

— Но на свадьбу-то нашу придешь? — тут же напряглась сестра, — на следующей неделе. В пятницу. Успеваем?

— Успеваете, — рассмеялась я, — конечно, приду.

Это одна из немногих причин почему я вернулась именно сейчас. Пропустить такое событие у Измайловых я не могла. Подарок специально с собой из другого города перла — хендмейдовский альбом для фотографий. Не знаю, как Женя, а Анечка такие штуки просто обожает. Красивое платье купила, хотя, казалось бы, зачем? Еще пара недель и все, буду худеть и возвращаться к прежним объемам. Просто отказать себе в том, чтобы немного побыть красивой не смогла. Да и праздника хотелось.

— Мы тебе место самое хорошее подготовим. Удобное. С подушечками.

— Пфф, да уж сразу ставь мне раскладушку. Всхрапну заодно, если притомлюсь.

Мы смеемся. Как в старые, добрые времена, когда казалось, что проблемы если и существуют, то где-то в другом измерении и до нас им точно не добраться.