Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер

был Гебхард, очень здравомыслящий ученый с резким голосом и усиками Кларка Гейбла, и его профессиональное одобрение много значило для Мастерса. В Индианском университете Гебхард занял место своего наставника, Альфреда Кинси, умершего от инфаркта двумя годами ранее, из-за чего будущее сексологических исследований было поставлено под сомнение. Как после смерти Кинси писали в Time, «неизвестно, закончат ли его последователи проект, который, по его ожиданиям, освободит грядущие поколения от связанных с сексом страхов и заблуждений». Несмотря на прегрешения самого Кинси – эксгибиционизм, бисексуальность, мазохистическая потребность фотографировать себя во время мастурбации с затянутой на мошонке веревкой, – журналисты и биографы впоследствии описывали его как фигуру огромной культурной важности. Америка считала Кинси чуть ли не мучеником, пострадавшим за правильное понимание человеческой сексуальности.

В частном порядке Мастерс считал исследования Кинси смелыми, но некачественными, поскольку тот полагался на слова пациентов, а не на клинические данные. Мастерс полагал, что именно нехватка медицинских данных в исследованиях Кинси усложнила для него поиск внятных ответов. Критики указывали на то, что многие из респондентов Кинси были людьми, отбывающими тюремное заключение, что отнюдь не соответствует образу среднестатистического американца. Во времена Кинси даже его потенциальные сторонники, такие как антрополог Маргарет Мид, нападали на него, утверждая, что его сухой клинический язык (он пользовался словом «разрядка» для обозначения сексуальной активности) «превращает секс в процесс экскреции». Готовый к таким же нападкам, Мастерс держал свою работу в тайне, понимая, что любые новости могут свести на нет все его усилия или отпугнуть таких сторонников, как ректор Университета Вашингтона Итан Шепли. «Я часто удивлялся – как Кинси мог терпеть столь предвзятые критические оценки своей работы? – признавался Мастерс. – Мне кажется, он допустил тактический промах, добросовестно пытаясь ответить лично каждому критику». Мастерс поклялся не повторять тех же ошибок.

Мастерс и Джонсон однозначно отделяли свою работу от труда Кинси, опираясь на медицинский подход и факты, а не на расплывчатые допущения. В своей первой книге, опубликованной десять лет спустя, они изложили суть своего исследования:

«Несмотря на то что работа Кинси стала вехой в социологических исследованиях, она не давала интерпретации физиологических и психологических реакций на сексуальную стимуляцию. Невозможно определить основы сексуального поведения человека, пока не получены ответы на два вопроса: какие физиологические реакции характерны для самца и самки человека при эффективной сексуальной стимуляции и почему мужчины и женщины ведут себя так, как ведут, в ответ на эффективную сексуальную стимуляцию? Если сексуальные нарушения у человека могут быть успешно излечены, то специалисты в области медицины и поведенческих реакций обязаны найти ответы на эти главные вопросы».

В маленьком, обитом деревом кабинете Мастерс с дотошностью картографа составлял подробную картину происходящего, регистрируя каждое движение, каждый телесный спазм, являющийся частью сексуальной реакции. Его клинический подход поразил Гебхарда. Когда Кинси еще был жив, Гебхард обсуждал с ним возможность подобного исследования базовых анатомических и физиологических проявлений, но поскольку оба не были дипломированными врачами, провести подобное исследование сами они не могли. Также они не были уверены, что деканы Индианского университета согласятся на нечто подобное. Так что Герхард недоумевал, как Мастерсу удалось развернуть столь амбициозный эксперимент.

Джонсон сидела рядом с Мастерсом и внимательно слушала, не произнося ни слова. Джини, как она теперь предпочитала называться, наблюдала, как он обсуждает некоторые первоначальные выводы, записанные в сложенных на полке тетрадях. Она уверенно кивала головой, словно собственными глазами видела все, о чем он рассказывал. «Это было настоящее откровение – никто никогда не делал чего-то настолько сильного, – говорил Гебхард. – Они описывали то, о чем мы так мало знаем, пользуясь понятиями кровяного давления, частоты дыхательных движений и, разумеется, непосредственных реакций на уровне органов. Они просвещали нас». В режиме строжайшей конфиденциальности Мастерс также рассказал Гебхарду, что они нанимали проституток и платили другим добровольцам, чтобы изучать женский оргазм – главную из существующих тайн.

– И как же вы намерены рассмотреть изнутри влагалище и шейку матки во время сексуальной активности? – поинтересовался Гебхард.

И тут Мастерс признался, что у них есть устройство, которое сможет записать женский оргазм на пленку.

– Хотите взглянуть? – спросил он.

Гебхард, слегка ошеломленный, кивнул. Билл и Джини велели ему следовать за ними в оформленную в зеленых тонах соседнюю смотровую. Посреди широкой и почти пустой комнаты стояла кушетка, панель с электрическими розетками и еще одно устройство, которое Гебхард точно описал как «автоматизированный плексигласовый[12] фаллос». Мастерс, гордый творец, с удовольствием рассказывал, как этот прибор работает.

– Ну как, хотите увидеть в действии? – спросил Мастерс.

Хотя вопрос и застал его врасплох, Гебхард быстро согласился. Джонсон ушла в соседнюю комнату, а спустя несколько минут вернулась с незнакомой студенткой, голова которой была скрыта наволочкой.

Когда все были готовы, девушка легла на обитую кожей кушетку, практически распластавшись и устроив ноги на подколенниках. Ее розовая обнаженная кожа была опутана темными проводами, тянущимися к массивному гудящему, пищащему и жужжащему аппарату ЭЭГ. На крохотном экране мигали изогнутые линии электрических импульсов мозга. Крохотные датчики, закрепленные на ее груди, отслеживали сердцебиение и записывали его в виде угловатых кривых на белой бумаге, медленной лентой выползающей из кардиографа. Все эти приборы выполняли функцию сексуального полиграфа, детектора лжи, которой так часто окутана эта сфера, полная преувеличений и обмана.

Тем временем Мастерс схватил металлический офисный стул и поставил его у кушетки. Он велел Гебхарду сесть, если ему интересно, и понаблюдать, что происходит с влагалищем и шейкой матки во время эксперимента. Гебхард оказался практически между разведенных ног девушки, довольно близко к оптической линзе продолговатого устройства.

– Не прислоняйте глаз слишком близко к фаллосу, иначе рискуете получить им по лбу, – посоветовал Мастерс после того, как Джонсон убрала теплое полотенце.

Мастерс слегка усмехнулся, а потом снова натянул на лицо привычную гримасу серьезного ученого.

Наконец все приборы были готовы, и Мастерс оглядел комнату. Он убедился, что видеокамера включена и что все готовы записывать и регистрировать каждую реакцию. После этого девушке вручили «Улисса» – именно так прозвали пластиковое цилиндрическое устройство. Сотрудникам казалось естественным – именовать это одноглазое чудовище тем же именем, которое звучало в недавно вышедшем фильме с Кирком Дугласом, где фигурировали одноглазые циклопы. Через объектив камеры Гебхард абсолютно четко видел освещенную внутреннюю часть влагалища. «Совершенно прозрачный материал», – вспоминал он.

С удобной скоростью девушка в кресле проводила «Улиссом» по своим половым губам, сперва совсем легко, потом жестче. Она массировала увлажняющийся вход во влагалище, так что пластиковый прибор слегка шуршал о ее лобковые волосы. Она делала все так буднично, будто специально готовилась совершать подобные действия