Европолис - Жан Барт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но возможно, что между ними вовсе ничего и нет, и ему просто доставило удовольствие уязвить сердце женщины, страстно любящей его?
И вдруг ей пришло на память выражение, вычитанное в каком-то бульварном романе: «обожаемый зверь».
С глухой ненавистью, злобно улыбаясь, повторяла она эти слова, цедила их сквозь зубы так, что они звучали как шипенье.
Вытянувшись на постели, Пенелопа закинула руки за голову и, глядя в потолок, пролежала так до самого рассвета. Больше оставаться в постели она не могла.
Встав и смочив водой глаза, она тихо подошла к комнате, в которой спала Эвантия. Сдерживая биение сердца, Пенелопа слегка нажала на ручку и приоткрыла дверь.
Счастливая девушка спала с невинной улыбкой на устах. Ее едва сформировавшаяся, молодая, обнаженная грудь мерно вздымалась.
Пенелопа почувствовала себя уязвленной при виде невинной юности.
Осторожно закрыв дверь, она повернулась к зеркалу. Лицо ее было бледным, увядшим, под глазами лежали темные тени.
Разве когда-то она не была похожа на эту девушку? Но кто тогда заглядывался на нее? Тогда ее считали ребенком. И лишь когда созрела, когда округлилось ее тело, она стала нравиться мужчинам.
«И как может эта девчонка в ее возрасте иметь такие претензии? Нахальство! Строить глазки такому мужчине, как Делиу!»
Пенелопе казалось абсурдным, чудовищным, чтобы девчонка вроде Эвантии отбила у нее любовника. Мысль о собственном превосходстве еще больше озлобила Пенелопу. Дрожа всем телом, со слезами на глазах, она металась по комнате, находя какое-то злобное наслаждение в той ненависти, которая душила ее.
Весь день Пенелопа просидела дома, прикладывая к голове лед. Только к вечеру она одна вышла на набережную, чтобы совершить привычную прогулку и подышать морским воздухом.
* * *
Эвантия крепко спала до самого полудня.
Веселая, легкая, свежая, отправилась она вечером на пляж, чтобы по установившемуся обычаю встретиться с Нягу.
Но где же он? Нягу нигде не было видно.
Смутное беспокойство овладело Эвантией. Она почувствовала легкое угрызение совести. Каким мрачным был он на балу! Как жалко, что Нягу не любит танцевать! А она кружилась как безумная. Все были прямо в восхищении от того, как она танцует с Делиу.
«Какой прекрасный кавалер! И человек он интересный!»
Нет, Нягу не любит балов. А она, как только ее пригласили на первый танец… Ей тоже не нужно было танцевать, если Нягу это не нравится…
Конечно, он рассердился, и он, разумеется, прав… Как его успокоить? И Эвантия под тяжестью воображаемой вины ощутила необходимость принести себя в жертву, еще не зная, как она может доказать Нягу свою покорность и любовь.
Вдалеке появился офицер, направлявшийся к маяку. Эвантия ускорила шаг и вдруг в нерешительности остановилась. Это не был Нягу…
Прямо на нее шел капитан Делиу.
Удивленная и смущенная, Эвантия не знала, что же делать. Бежать, но куда?
— А! Какой сюрприз! — воскликнул Делиу, снимая фуражку, и принялся расточать Эвантии банальные комплименты: — Какой это счастливый случай повстречать Черную Сирену одну. Тюрбан на вашей голове просто очарователен, словно вы принцесса из «Тысячи и одной ночи». — И, не спрашивая у Эвантии разрешения, Делиу повернул назад, чтобы сопровождать ее.
Девушка, покраснев от волнения и комплиментов, робко и неловко шла рядом с Делиу, не решаясь открыть рта. Через несколько шагов они остановились, чтобы посмотреть на пароход, входивший в порт.
— О! — с притворным удивлением воскликнул Делиу. — Какое странное совпадение.
Эвантия с любопытством повернула голову: со стороны порта шел Нягу, а от маяка — Пенелопа. Оба были от них на одинаковом расстоянии, и все должны были одновременно оказаться в одной точке.
Эвантия, улыбаясь, бросилась навстречу Нягу.
Пенелопа, пронзая Делиу мрачным взглядом, подошла к нему, и капитан с подчеркнутой вежливостью поцеловал ей руку.
— Нам нужно поговорить. Ночью, у зеленого маяка, — свистящим шепотом проговорила Пенелопа.
— Где ты был? — наивно обратилась девушка к Нягу. — Я искала тебя, а встретила господина Делиу, который проводил меня сюда.
Нягу сухо ответил:
— Я был на вахте. Только сейчас освободился.
Все четверо направились в сторону порта.
— Пропустим детей вперед! — покровительственным тоном предложил Делиу. Через несколько шагов он вежливо, принося тысячу извинений, расстался с Пенелопой, заявив, что ему необходимо заглянуть в лоцманскую службу. Пенелопа направилась другой дорогой, намереваясь навестить одну из своих приятельниц.
Молодые люди остались одни. Девушка подняла глаза на Нягу, обволакивая его нежным взглядом. Тот остался холодным и мрачным.
— Что с тобой? Ты и вчера был не в себе, всю ночь на балу просидел какой-то хмурый. Почему ты не танцевал?
— Потому что ты танцевала вместо меня.
— Признаюсь, что люблю танцы до безумия, но я ведь не знала, что ты…
— Особенно, — прервал он ее, — с таким кавалером, как Делиу. Верно? И как он тебе понравился?
— Танцует он изумительно и кажется человеком светским, интересным и воспитанным.
— Да, женщинам он всегда нравится…
* * *
Спрятавшись за занавеской, Пенелопа смотрела вдоль улицы, подстерегая возвращение девушки. Увидев Эвантию, возвращавшуюся с безмятежным лицом, вовсе не подозревавшую, какая буря поднялась вокруг нее, Пенелопа, измученная ревностью, ощутила, как от нового прилива ярости у нее темнеет в глазах.
Естественную наивность и кокетство Эвантии Пенелопа приняла за надменность — теперь она все видела в искаженном свете.
«Полюбуйтесь на нее… Какое нахальство… Выступает, как принцесса… Как тут не выходить из себя? И подумать только, что это я вывела ее в свет… Пригрела змею на собственной груди…»
Пенелопа подошла к зеркалу, уголком платка вытерла покрасневшие от слез глаза, слегка подпудрила побледневшие щеки и вошла в комнату девушки, решившись проучить ее как следует.
С видом многоопытной женщины Пенелопа начала ласково, притворно сладким голосом:
— Послушай, дорогая! Я говорю тебе, как мать, для твоей же пользы: ты ведешь себя нехорошо. Девушка, которая едва стала выходить в свет, должна держаться скромнее.
— Что? Что я сделала? — по-детски спросила Эвантия, не понимая толком, о чем говорит Пенелопа.
— Ты даже не подозреваешь, — и тонкие губы Пенелопы искривились в недоброй улыбке, — но так не поступают. Танцевать всю ночь с одним и тем же кавалером, а на другой день выйти с ним на набережную, выставляя себя на всеобщее обозрение! Ты еще ребенок. Ты совсем не знаешь, что значит жить в обществе.
— Чем я виновата, если ему хотелось танцевать только со мной? — проговорила, начиная нервничать, девушка.
— Ага! Наверно, ты воображаешь, будто ему понравилась? — прервала ее Пенелопа и презрительно захохотала. — Очень мило! Ты слишком торопишься,
