День Гагарина - Сборник

К середине следующего дня заинтересованных специалистов — парашютистов, кресельщиков, медиков и меня с ассистентом Михаилом Бессчетновым — забросили в степь, километров за двадцать — тридцать от городка. Сказали — сброс в 16.00. Парашюты должны будут показаться вон над теми холмами. Приготовились к съемкам. Покурили. Мерзнуть начали — потолкались. В степи хоть и неглубокий, но снег. Пасмурно. Неуютно. Вот-вот смеркаться начнет. И облачность вроде пониже стала. Совсем нам не весело.

Подошло время сброса. Смотрим во все глаза, хотя что различишь сквозь плотные облака. При чистом небе самолет давно увидели бы. Хорошо, что ветра нет, далеко парашюты не отнесет. И сколько же с такой высоты он спускаться будет?

— Вот он! — закричал старший группы медиков на приземлении.

И мы уже видим, — камеры застрекотали. В сплошной серой пелене опускается парашют.

— И что из этого выйдет? — бурчит Бессчетнов: он любит поворчать.

Все — приземление!

— Метра четыре — есть, но больше сегодня снимать нельзя.

Бегу к медикам с просьбой: «А если завтра утречком и выемку собачек, и парашюты снимем — все светлей будет?» — «Это с начальством договаривайтесь», — отвечают.

Договорился.

Стемнело. Часа два прошло после приземления собачек, а за нами все не едут. Забыли про нас, что ли? Ждем. То посидим, то потолкаемся, чтобы погреться. Вспомнили, что не ели весь день.

Вдали, за холмами, чуть означился отсвет. Едут. «Чинить на полпути пришлось — вот и провозились», — объяснил водитель.

В гостиницу вернулись за полночь, когда об ужине не может быть и речи. А у нас — кроме сахара и чая — ничего. «Уж не знаем только, будете ли? — нерешительно предложили медики. — От собачек каша осталась и специальная свиная тушенка, то есть для них же изготовленная…» — «Давайте, — оживились мы. — Еще один эксперимент проведем». «А собачки голодными не остались?» — плотно поужинав, спохватились мы. «Да что вы? Мы их вчерашней кашей не кормим, им свежую надо», — успокаивают нас под общий хохот.

Настал день, когда мы впервые отправились на космодром Байконур. У подъезда студии — наш служебный автобус. Рядом с ним гора киноаппаратуры. И надо сказать, солидная — около ста мест: киноаппараты, кассетники, сменная оптика, штативы, аккумуляторы, ящики с пленкой, синхронные камеры, магнитофоны и много разных приспособлений. Это не считая двух уже отправленных на аэродром грузовых машин с осветительной аппаратурой и еще одной — с выносными дистанционно управляемыми камерами. Что и говорить, хозяйство у нас громоздкое.

Проверив по списку, все ли взято, начинаем погрузку. Из рук в рук, и, по цепи, бережно передаем ящик за ящиком. Постепенно все поглощает вместительное чрево автобуса. Вытираем мокрые лбы. По русскому обычаю, присаживаемся перед дорогой. Ворота распахиваются, и автобус выезжает на шумную столичную улицу. Наш путь — в аэропорт Внуково.

В здании аэровокзала, как всегда, шумно. Покрывая людские голоса, звучат строгие голоса дикторов-информаторов. Понятное дело, наш рейс не объявят по радио. Подходим к одному из киосков. Сюда за нами придет кто-нибудь из экипажа нашего самолета. Вот и гонец. Подъезжаем на автобусе к самому трапу. И опять разгрузочно-погрузочная операция. Экипаж самолета помогает нам.

Выруливаем на взлетную полосу. Короткий разбег, и под крылом самолета мелькнула, ушла за горизонт Москва… Несколько часов в воздухе, и вот он, Байконур. Остановились винты, но в ушах еще звенит. Пассажиры потянулись к выходу. Дошла очередь и до нас.

На аэродроме космодрома нас ждал автобус. Ему быть нашим рабочим кабинетом. Здесь есть стол, два кресла, диван, маленький шкаф, умывальник, тумбочка и печка. Когда разместили всю аппаратуру, то оказалось, что места для нас уже не осталось совсем. С трудом втискиваемся кто куда.

Бетонная дорога стремительно летит навстречу. Мелькают разноцветные домики поселков: зеленые, розовые, голубые. Космодром строится. По степным дорогам нескончаемой вереницей тянутся тяжело груженные машины. За ними — густые бурые шлейфы пыли. А дальше вплоть до горизонта — неоглядная степь.

Однажды я спросил у молодого инженера-конструктора:

— Интересно, как выбирают место для космодрома?

— По максимальной совокупности всех неудобств, — ответил он.

— Как это?

— Нужно найти такое место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким древним, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок. Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе так, чтобы в трех шагах ничего не было бы видно. Если нашлось такое место, значит, оно годится для строительства космодрома.

Между прочим, в этом шутливом диалоге, который состоялся у меня с. будущим космонавтом, а тогда просто инженером-конструктором, Владиславом Волковым, немалая доля правды.

Разместившись в гостинице, тогда это был обычный барак, едем разгружать аппаратуру в монтажно-испытательный корпус — МИК. Он выглядит совсем как большой заводской цех. Потолок, стены и пол выкрашены масляной краской. Очень чисто. Именно здесь из блоков и ступеней собирают ракету и корабль-спутник.

Монтажники в спецовках кремового цвета. На голове — шапочка. Руки в белых нитяных перчатках, из обуви — только мягкие, легкие тапочки. Специалисты и инженеры ходят в белых халатах. Иначе нельзя. Мы тоже получили белые халаты и теперь обращаемся друг к другу с изысканной вежливостью: «Доктор Филиппов, будьте любезны, подайте, если вас не затруднит, вон ту штуковину».

В зале мягкий рассеянный свет. Красной медью отсвечивают сопла ракетных двигателей. Преобладают цвета: серый, зеленый, белый, красный и еще полированного до зеркального блеска металла. На приборах, блоках, на корабле и ракете — масса узких красных вымпелов и ярких, тоже красных, технологических крышек и заглушек. Они как бы напоминают о себе: к работе не готов. Перед стартом все они будут сняты.

У нас любая работа начинается с осмотра объектов съемки. Любой из них надо знать как дом родной. Вместе с Косенко и Филипповым едем на стартовую площадку.

Такого мы еще не видели. Громадный котлован, а над ним, на слоновьих железобетонных ногах, — стартовый стол-козырек. Он обнесен металлической решеткой. Сам котлован выложен массивными бетонными плитами. Говорят, что при первых запусках плиты иногда выворачивало и вышвыривало, пришлось ставить потяжелее.

По краям стартового стола установлены две вышки с площадками наверху для прожекторов. Они совсем такие же, как и на любом железнодорожном узле. Быстро, пока не запретили, лезу на вышку. Надо же кому-то посмотреть, что можно снять оттуда и как поставить там выносные камеры.

Лестница отвесная, без перил и ограждений, и высота нешуточная — метров шестьдесят — семьдесят. А я не верхолаз. Подрагивают от напряжения пальцы. Страховочного пояса конечно же нет. Отдыхаю, прильнув к лестнице. Вот и площадка — вползаю туда.

Сверху, как с самолета, виден весь стартовый комплекс: ракета, вагоны с топливом около нее, бункер, МИК, наш городок. Все здания под лучами солнца ослепительно белые. Люди на старте и в котловане совсем как муравьи, а пожарная машина кажется игрушечной. Здесь, на вышке, обязательно надо ставить выносные. Только вот на какую из них? По солнцу, да и люк на ракете смотрит сюда, видимо, на эту. Поставим АКС-1 и АКС-2 с пружиной и с моторным приводом. С наружными увеличенными кассетами нельзя, близко, пожалуй, сдует газовой струей. Интересно, за какое время ракета пройдет по кадру? Пожалуй, продолжительность съемки надо утроить, чтобы захватить хвост, а потом, может ведь и тень появиться при определенном положении ракеты, вышки и солнца в момент старта. Профиль у ракеты интересный, тень должна быть красивой. Все это надо уточнить, продумать.

Спустившись с вышки, незамедлительно получаю вполне заслуженный нагоняй за нарушение техники безопасности. Клятвенно заверяю, что в следующий раз…

Еще несколько раз обошли вокруг старта и котлована. Слазили и в него. Теперь можно составлять схему размещения выносных камер. Расстояния между намеченными точками промерены, записано, что и в какой точке надо сделать. Предстоит врыть тавровые балки вместо штативов, сварить вышки-угольники. Кое-где надо приварить косячки и площадки к фермам и перилам — тоже вместо штативов. Наконец, придется отрыть траншею для кабеля, соединяющего все камеры.

Осмотревшись и освоившись, мы приступили к съемкам корабля-спутника. Он готовился для полета с собаками и другой мелкой живностью на борту. Одного не учли: работы шли в три смены… Пришлось решить раз и навсегда, что у нас одна смена, но круглосуточная. Нас не надо было принуждать и подстегивать. Объекты съемки были интересными, и мы увлекались, забывая обо всем.