День Гагарина - Сборник

—...Ну, думаю, мне сюда попасть надо обязательно!

Скажу откровенно — два-три авантюрных звонка по телефону, и один товарищ из числа очень осведомленных мне говорит: «Летите в Куйбышев». Как летел — сейчас уже не важно. Не на лайнере. Тысяча и одна ночь! Но вот прилетел, рано утром. Решил в обком ехать, вдруг вижу, идут штук десять черных «Волг», и все в одном направлении. Я за ними…

— Что, тоже на черной? — удивленно спросил его товарищ.

— Да нет, на такси. Но потом на дороге выскочил и одного доброго милиционера уговорил меня в одну из черных «Волг» всунуть. Подъехали. Ворота. Забор. Сам видел тут. Пропустили нашу машину. Только во двор въехали, подбегает какой-то сердитый человек: «Вы куда?»— «Вот сюда, — отвечаю». — «Кто вам разрешил? Ну-ка обратно!» Но потом смягчился. Документы я ему показал, что из «Огонька».

Не гарантирую дословность этого разговора, но его суть запомнилась мне точно.

Сергей Павлович вошел в гостиную, где все собрались вместе с Гагариным и Титовым. Вот он, наш Юра, такой же, как и вчера, только не в комбинезоне, а в новенькой форме с майорскими погонами.

Не помню, что в тот момент произошло, кто и что говорил, для меня существовал только он один. Окружили его сразу со всех сторон, не разобрать, кто спрашивал, но вопросы-то одни: «Как ты себя чувствуешь? Какие замечания по моей системе?» С трудом удалось пробиться к нему поближе. Увидел. Протянул мне обе руки:

— Ну, здравствуй, ведущий, здравствуй, «крестный»! Как себя сегодня чувствуешь?

— Здравствуй, Юра, здравствуй, дорогой!.. Только почему ты меня о самочувствии спрашиваешь? Это тебя об этом спрашивают. Меня такой вопрос не касается…

— Положим, касается! Посмотрел бы ты на себя вчера, когда люк открывали. По лицу-то все цвета побежалости ходили!

Помню, надоумил меня кто-то в последний момент газету со стола взять. Протягиваю ему. Юрий вынимает ручку и рядом со своим портретом пишет: «На память добрую и долгую». И ставит подпись, которую многие впервые увидали в тот день.

Государственная комиссия и гости собрались в небольшом зале. Наконец-то немного успокоились. Гагарин очень подробно рассказал о полете, о работе всех систем корабля, обо всем, что пережил за недолгие минуты своего полета. Слушали затаив дыхание. Потом вопросы, вопросы, вопросы… Медики, ревниво оберегающие Юрия, стали уже беспокоиться. Предстояла еще встреча с корреспондентами…

Сергей Павлович был вынужден «подвести черту»:

— До встречи! До встречи в Москве!

Подали нам машины — и на аэродром. Взлет. Под крылом проплывали какие-то деревушки, еще голые перелески. Подлетаем к Москве. Небо за правым бортом поднялось и ушло куда-то. Земля во весь правый иллюминатор, а в левом — небо, яркое, солнечное, весеннее. Несколько виражей — и на посадку.

Внуково. Здание аэропорта украшено по-праздничному. Цветы, кумач, голубизна. И портрет. Юрий. Большой, улыбающийся. Праздник. Столица, страна, мир готовились к встрече с первым космонавтом планеты.

Легко коснувшись посадочной дорожки, наш лайнер отруливает к дальней стоянке, подальше от парадных входов и цветов. Сергей Павлович, а за ним и мы все спустились по приставной стремяночке на бетонные плиты и, невольно стесняясь несезонной одежды, пробираемся к выходу.

А утром следующего дня Киевское шоссе работало только в одну сторону: тысячи и тысячи москвичей, гостей столицы ехали во Внуково, увидеть его, Юрия Гагарина, человека, имя которого узнал весь мир.

1985

В. А. Суворов

ГЛАЗАМИ КИНООПЕРАТОРА

Еще в первые послевоенные годы довелось мне иметь дело с ракетами и реактивными устройствами, но тогда ни сном ни духом не предполагал, что добрый десяток лет придется снимать ракетно-космическую технику и даже космонавтов. Правда, к тому времени я проработал немалый срок в профессиональном кино, приобрел солидный опыт. Поездил по стране, снимал в самых разных условиях, освоил по необходимости все типы имеющихся у нас кинокамер — от обычных до сложнейших высокоскоростных. Пожалуй, был в числе первых среди кинооператоров, кто широко стал применять дистанционно управляемую аппаратуру для съемок быстропротекающих процессов и уникальных событий.

Наверное, все эти обстоятельства сыграли свою роль. Так или иначе, когда в 1959 году на нашей ордена Красной Звезды Центральной студии научно-популярных и учебных фильмов была сформирована специальная киногруппа по космической тематике, я оказался в ее составе. Кроме меня вошли в нее режиссер Г. М. Косенко, оператор А. М. Филиппов, звукооператоры, ассистенты. Директором группы назначили Ю. В. Куприянова.

И вот получаем долгожданное «добро» на съемки.

Со всем своим громоздким хозяйством едем на предприятие, которым руководил Сергей Павлович Королев. Онемев от восторга, идем по цехам, где были изготовлены первые в мире искусственные спутники Земли. «А теперь, вот на этом корабле, — говорят нам, — полетят в космос собачки, мыши, разные там насекомые и бактерии, научные приборы. А вот здесь будут собирать корабль-спутник, на котором в космический рейс отправится человек-космонавт…»

Не зря говорят, что первое впечатление самое яркое. Особенно поразила нас новизна и размах работ. Ведь совсем недавно — 4 октября 1957 года — взлетел на орбиту первый спутник, и мы никак не ожидали увидеть так много разнообразных и совершенно новых космических конструкций. В просторных и светлых цехах рядами, шеренгами стояли фантастические, причудливые аппараты. Одни названия чего стоили: «Венера», «Марс», «Лунник»… Но больше всего — целый ряд шарообразных спускаемых аппаратов — кораблей «Восток». Еще не собранные, они стояли вдоль стены, зияя вырезами люков. Чуть поодаль, на подставках, их приборные отсеки и крышки люков — большие, словно круглые щиты былинных воинов-богатырей. Среди этих «шариков» впервые мы увидели Сергея Павловича Королева: он совершал свой ежедневный обход цехов.

«Вон он, эСПэ, — торопливо заговорил Косенко, показывая глазами на плотного, крепкого, лобастого человека в белом халате, — рядом Воскресенский Леонид Александрович, его заместитель по испытаниям, еще правее Бушуев Константин Давыдович, тоже заместитель Королева, а этот — ведущий конструктор по кораблю Олег Генрихович Ивановский, с ним придется общаться нам чаще всего…»

И начались съемки. Мы быстро втянулись в неистовый темп работы предприятия и КБ, прочувствовали его на себе. Наземные испытания шли полным ходом. Проверялось, как будут работать отдельные блоки, узлы и агрегаты космического корабля-спутника и ракеты-носителя. Буйством пиротехники можно назвать этот этап работы.

Большую капроновую сеть, в каждую ячейку которой прошел бы средних размеров арбуз, натянули на уровне четвертого этажа в высоком зале цеха. А в центре — макеты последней ступени ракеты и корабля. «Это все для проверки сброса конуса обтекателя с корабля-спутника, — пояснили нам. — Чтобы не повредить сбрасываемый конус, и нужна эта сеть из крепчайшего капрона».

Понял: снимать надо обязательно, повторять не будут. Решил, помимо своих основных камер, поставить еще несколько выносных. Настраивали их на общие и средние планы, некоторые поставили на отдельные детали — пиропатроны, толкатели. Если получится, будет полная картина эксперимента.

Внимание! Камеры!

Есть камеры!

Сброс!

Медленно, словно нехотя, конус отделяется от макета и, раскрывшись двумя огромными лепестками, падает в сеть. Прогибаясь, она долго-долго колышется. Отличный кадр!

А вот на пленке-то как? Ведь не переснимешь.

Внимание! Камеры!

Есть камеры!

Как пистолетный выстрел срабатывают пиропатроны. Это уже другие испытания. Трах-бабах! — и отстреляна крышка люка. Трах! — и летит в сеть крышка парашютного отсека. День за днем снимаем процессы изготовления деталей корабля, потом его сборку. Параллельно шли съемки и на натуре.

Отправляемся в маленький городок, затерянный в степи. Предстоят съемки летных испытаний «шарика» — его сброс с раскрытием парашюта. Отрабатывается возвращение животных на землю. Днем — прилетели, вечером — совещание. Руководитель испытаний объявляет: «Серия сбросов прошла удачно. Погода — неважная и вряд ли улучшится. Есть смысл на этом и закончить испытания».

Вот те на. А как же съемки? Прошу слова.

«Непосредственного отношения к испытаниям мы, киноработники, не имеем, — начал я. — Но нас послали сюда именно сейчас — не раньше, чтобы снять этот эксперимент. Решать, конечно, вам. Если же мы уедем ни с чем, то объяснять, почему так вышло, придется тоже вам».

Конечно, мое выступление выглядело, наверное, довольно нахальным, но что оно было своевременным — в этом я и сегодня уверен. В конце концов решили: сбросу быть в любую погоду, это даже хорошо, если будет плохая.