БереZOVский, разобранный по буквам - Евгений Додолев

Но если тот или иной вид живого не классифицирует себя сам, то мы можем сделать это, основываясь не на их самоназвании, а на их внешних проявлениях, на их практике. В рамках таких наблюдений я бы сделал вывод, что Путин и его ближайшее окружение могут считаться этатистами. Причем (умоляю не считать это оскорблением) фашистского типа. Это не значит, что они плохие, т. е. наоборот — хорошие, пожалуйста, муссолиниевского типа, если угодно. Я не хочу, чтобы это звучало, как обидное слово — я пытаюсь классифицировать, т. е. это крайняя форма этатизма, в которой все институты государства подавляются одной из ветвей власти, потому что, по существу, подавляется государство.

Именно так, поскольку государство состоит же не только из одной президентской вертикали. Если пойти от самого простого и схематичного утверждения, что провозглашение абсолютного приоритета интересов нации над интересами личности есть нацизм, интересов класса над интересами личности есть классицизм (например, коммунизм), то абсолютный приоритет государства (не всего, а исполнительной только ветви) над личностью есть фашизм.

И наоборот, защита интересов личности и приоритет личных свобод есть демократия. Если принять эту упрощенную схему, то очевидно, что Путин никак не классицист, демократ или нацист. Пока. На основе того, что мы до сих пор видели.

Примеры я не буду приводить — вы их знаете отлично. Как с Советом Федерации, когда их разогнали. Это очень простая вещь, это аксиома: нельзя разогнать Совет Федерации в федеративном государстве. Кто не согласен — я готов спорить до хрипоты. В любом федеративном государстве любой Совет Федерации разогнать нельзя просто потому, что нельзя. Если его разогнали, значит, он таковым не был, не стал, может быть, не хотел стать, может быть, вместо представителей государства мы там имели нечистоплотных людей, которых можно шантажировать, и это удалось сделать. Может быть, там еще тысяча вещей, но он не был по-настоящему Советом Федерации. Что мог бы делать человек, пытающийся отстроить государство? Укреплять этот орган власти, делать из него Совет Федерации, делать из него орган, который нельзя разогнать. Человек же, который стремится к крайней форме этатизма, конечно, говорит, что он не понимает сути этого никчемного органа, и народ, конечно, соглашается.

Непонятна и суть Думы. Ее бы разогнали, наверно или может быть, но сейчас нет нужды, потому что там сидит нужная ватага — ватага Путина рулит всем и ватага Зюгановская (хотя эта ватага не Зюганова, потому что Зюганов — слабый лидер) помогает, поскольку Зюганов никогда не был большевиком, настоящим большевиком (я все время погружаюсь в историю — наверное, здесь на меня действуют стены).

Конечно, Зюганов — тоже советский этатист. Ну, какой там «класс выше интересов нации» или «класс выше интересов государства» — все это было первые два года, потом это все забылось сразу же. Еосударство — выше личности, государство — выше класса, рабочего, неважно какого, государство — выше всего для советских коммуно-фашистов. Конечно, Зюганову легко поддерживать Путина таким образом. Мы смотрим и удивляемся, почему они с коммунистами союзничают? А почему бы им не союзничать, когда они совершенно сходны в принципиальных и идеологических установках? Если бы коммунисты были классицистами, а эти — этатистами, мы бы сказали: «Что эти классицисты делают с этими этатистами? Это абсурд». Ну нет, ребята, секунду, классицистов нет у нас, вообще нет. Таким образом, этот союз очень понятный, а потому и Думу разгонять не надо.

Суды. Суды известно как работают: суды получают деньги от губернаторов, губернаторы получаютуказания сверху. Таким образом, власть борется с государством.

И это не выглядит парадоксом для меня, потому что власть системно разрушает русское государство, устанавливая полный, тотальный перевес одной из ветвей власти и уничтожая другие ветви власти. Государство не может состояться в виде табуретки на одной ноге, не может состояться при такой системе. И потому эта система гибельна.

Она гибельна и по другой причине. Опора ее — та самая непосредственная демократия, о которой говорит Павловский.

Он говорит:

— Наш лидер опирается сразу на людей, минуя партии, движения.

Когда мы говорим «народ» и «нация» — мы говорим об обществе, которое обычно, так или иначе, структурируется. Оно структурируется в партии, в движения и т. д. вплоть до церквей. Но в России этого не произошло. Все расколото и сломано. Таким образом, когда мы опираемся на общество — мы обращаемся к структурам, где люди, граждане структурированы.

Павловский говорит:

— Мы отбрасываем это, мы обращаемся прямо к массам.

Прямо к неструктурированным массам можно обратиться, но это опасно, потому что это — зачастую маргинальные массы, которые не способны структурироваться. И обращаясь к таким массам, вы должны понимать, что теперь вы должны бежать быстрее их, потому что рано или поздно эта освобожденная сила нагонит вас и уничтожит. Я считаю, что это самая серьезная опасность для нынешней власти, опасность, которую они — те, кто у власти, — не осознают. Уничтожив все демпферы, уничтожив все, что стояло между ними и маргинальной массой, они сказали:

— Мы — вожди маргиналов. Мы обращаемся к ним напрямую. Мы будем апеллировать только к ним и больше ни к кому, и они нас поддержат. Это показывает рейтинг.

Вы посмотрите на рейтинг — он, правда, чертовски высокий. В ответ я могу сказать, что, когда массы будут дальше загонять себя по спирали вверх, взвинчивать, — этот лидер должен будет либо бежать впереди них и взвинчиваться еще больше, либо проводить децимацию среди них время от времени, расстреливая каждого десятого, как Сталин, т. е. показывать, «кто в доме хозяин». Судя по тому, что Путин не наказывает никого или пока не научился, то он будет просто бежать впереди них или будет сметен. Потому что, кроме маргиналов, единственной структурированной базой поддержки Путина стала ФСБ и прокуратура. Этого мало. Очень мало, чтобы противостоять маргиналам.

Один из политиков, я не буду называть кто, спросил меня:

— Можно ли снять Путина?

Я ответил:

— Я знаю, как его снять, — это технически просто. Это очень просто. Его нужно атаковать слева.

Его нужно бить левее, чем он согласен пойти — его не отпустит влево его нынешняя структурированная база поддержки, а именно репрессивные органы — ФСБ и прокуратура. Левый фланг вообще голый. Там вакуум. Любой сильный лидер, радикально левый сильный лидер опрокинет Путина и его категорически ослабленное теперь государство. Но в этом случае нас на 80 процентов вероятности ожидает не одна пугачевщина, а целая серия пугачевщин по стране, нас ожидает раскол страны. Я говорю о таком процессе, когда вы эти маргинальные массы искусственно разогреваете быстрее, чем их лидер способен идти.

Это все равно произойдет с ним — почти точно произойдет, — потому что он это делает, и сегодня этот процесс запущен. И это можно искусственно разогнать, усилить. Но это приведет к массе пугачевщин, т. е. это будет страна, отданная в руки банд, реальных банд, страна совсем без закона. И это, конечно, страшная перспектива, но совсем не означающая, что мы не должны аргументированно и цивилизованно оппонировать власти.

Вторая важнейшая опасность для Путина — снятие его с поста новым лидером репрессивных органов. Довольно скоро положение Путина и стоящих за ним элит станет угрожающе шатким. Оптимальным решением станет замена Путина на лидера, способного удержать в узде левацких маргиналов и силовиков одновременно.

Ответом на такую ситуацию станет, например, выбор генерала Шаманова вождем нации. Не думаю, что генерала Лебедя. Именно Шаманова. Присмотритесь к нему. Он лучше Путина. Гораздо лучше. Пока же Путин ссылается на свой вес.

Когда его кремлевские мыслители ссылаются на его вес, я говорю:

— Представьте себе, что вы идете между двумя небоскребами по доске или по бревну и приговариваете: «У меня чертовски большой вес. У меня полные карманы партий: вот пудовое “Единство”, вот коммунисты, они тоже мои».

Я не думаю, что это именно то, что поможет перейти на следующее здание. Это вам точно не поможет. Вам нужно что-то, имеющее собственную позицию, — перила. Перила имеют собственную позицию.

Если угодно — оппозицию. Вам нужно что-то, на что можно опереться, и желательно с двух сторон. И вы, опираясь на собственную позицию-оппозицию, можете миллион вещей делать: вы можете даже имитировать политическую деятельность, как это делал Ельцин, можете сталкивать их лбами, можете реально двигаться вперед — вы можете делать миллион вещей, вы не можете одного: вы не можете пройти с гирями в кармане, а вы пытаетесь это сделать.