БереZOVский, разобранный по буквам - Евгений Додолев

— Ты знаешь, мы победим. Я придумал такую вещь, и это все реализуемо.

А я ему говорю:

— Это нереализуемо — ерунда такая же, как «Отечество».

А он сказал:

— Точно реализуемо, именно потому, что ровно такая же ерунда, зеркальная ерунда, клон, но поддержанный властью, — вот отличие.

Я не могу отвечать тут за буквальную цитату, но смысл был именно в этом. Тут есть один очень важный пассаж, на котором нельзя не остановиться: поддержка властью, освящение властью абсолютно важны в садомазохистской конструкции взаимоотношений нашего электората с выбранными им руководителями.

Народ не любит власть. Подозревает власть решительно во всем. Однако тот же электорат не может поддержать просто «выскочку» — человека, такого же, как и остальные, не «принца» от власти. Проиллюстрирую: чтобы быть реальной оппозицией, претендующей на захват власти (приход к власти), нужно быть как минимум значимым министром. Лучше — вице-премьером. Полагаю, я не должен доказывать этот парадокс примерами. Оппозиционный чиновничеству и основной части правительства младореформатор Немцов, поддерживаемый нелюбимым президентом Ельциным, достиг космического рейтинга доверия у населения всего за несколько недель. Именно потому, что оппозиционный, именно потому, что член правительства, именно потому, что благословленный Ельциным. И главное — потому что не очень знакомый или вовсе незнакомый для населения. Знакомый оппозиционный Явлинский — совсем не то. И результат устойчиво иной.

И вот: в споре «Единства» с «Отечеством» разница была в том, что «Отечество» после появления «Единства» стало выглядеть как движение самозванцев. Они заполнили вакуум власти и превратились в дублера власти, в квазивласть в стране. Но как только власть создала свою собственную копию «Отечества», народ безошибочно выбрал назначенцев власти. Это парадоксальная аксиома российской политики. Но технологически безупречно работающая аксиома. И сегодня я желаю (потому что я здесь живу, я совершенно не собираюсь уезжать), чтобы «Единство» стало партией, и «Отечество» стало партией, и чтобы те политические деятели, которые сегодня заседают в Думе, тоже стали партиями, потому что мы все в этом заинтересованы теперь, когда мы все — в одной луже.

Мы же не можем сказать:

— Будьте вы прокляты.

Конечно нет, потому что это все с нами и произойдет. Они — часть нашей уродливой системы. И эти уродцы квазипартии надо не уничтожать, а развивать. Конечно, они должны превращаться в партии. Другое дело, что им это трудно генетически, им это трудно по происхождению, потому что мы точно знаем, как они произошли.

Шабдурасулов обзванивал лидеров регионов, губернаторов и говорил:

— Дайте человека, не очень запачканного, не очень известного, своего человека, и кабинет ему в администрации, и все. Деньги — этот вопрос мы решаем, всё.

И Игорь сделал это за два месяца. После этого победа Путина была решена 12 декабря. Я настаиваю на этой дате. Выборы президента уже ничего не значили. 12 декабря стало понятно, что из двух выбрали одного: из двух «отцов» выбрали настоящего, из двух диктаторов выбрали настоящего.

Правда, про это мы уже узнали позже.

Выборы президента были техническим вопросом, абсолютно техническим. И однажды одному политику, не мне, одному политику Путин сказал в ответ на упрек, — что должен был быть второй тур, что не было у Путина 51 процента.

— Вы считаете, что они подтасовывали?

И этот политик ему:

— Да, я так считаю и могу это подтвердить.

И тогда Путин ответил:

— Вы знаете, аяихоб этом не просил.

Конечно, не надо было просить — все было решено. Вы никогда не знаете, идет ли речь о странной разновидности наивной искренности или о провокаторском лицемерии, когда слышите Путина. Я думаю, вот самый серьезный ответ на вопрос — был же такой вопрос, на который долго никто не мог ответить, ияне мог — «Who is Mr. Putin?».

Просто человек, который говорит то, что нам нравится. Хамелеон. Он пошел на заседание Пен-клуба и был там диссидентом, а через день он был на праздновании ЧК, и там он был чекистом. И в общем, симпатичный человек, такой стихийный даос, который дает сущностям проявиться и никогда не противоречит сущностям.

Однако сущности часто бывают опасны: одна дает генералам воевать, другая дает прокуратуре сажать. В этом — его стихийный даосизм. Я так думал все время: когда он оставит свой даосизм и станет больше европейцем, наконец.

Чуть позже я стал понимать, что речь идет не о философском подходе, а о страхе малоопытного и слабого руководителя.

Он считает себя слабым. И говорит: «Государство — слабое». Он ассоциирует себя с государством, что, конечно, ошибочно по существу. Что же он делает, чтобы себя усилить? Он уничтожает государство. Он уничтожает все ветви государства, которые не-Он. Он расправляется с обществом и с прессой — инструментом общества. Он превращает парламент в карикатуру. Суды не надо превращать в карикатуру — они давно уже даже не смешны. Он уничтожает всех, кто выше, ярче, сильнее.

Нетрудно догадаться, поскольку сам он считает, что выше, ярче и сильнее его решительно все, то всех он и уничтожает. И вот: посреди скошенной травы стоит одинокая былинка. Теперь она выше всех. И сильнее всех. Стала ли она на деле сильнее? Стало ли сильнее государство? Это не государство ли и покосили? Заниженная самооценка и страхи Путина стали серьезной проблемой и в отношениях его с прессой. Сам Путин считает себя продуктом телевидения. Телепродуктом.

И в самом деле, безвестный парень из питерской администрации, которого нашел зачем-то Пал Палыч Бородин и привез в Москву. Дальше — фактически порученец Валентина Юмашева и Татьяны Дьяченко. По их поручению — директор ФСБ. По их поручению — наследник и президент.

Есть чему удивляться.

И как телепродукт Путин пытается контролировать машину, которая его генерирует. То есть телевидение. Джинн стремится контролировать бутылку или волшебную лампу. Путин стремится контролировать телевизор. Ваш телевизор. И он это делает. И в этом — главная причина войны против НТВ. И даже такого мелкого эпизода, как мое увольнение с Первого канала. После того как я отказался войти в команду Путина по его приглашению, им пришлось от меня избавиться.

Другая очевидная, но не главная причина нападок на НТВ — месть. Татьяна Дьяченко и Валентин Юмашев, или Таня — Валя (поскольку они неразлучны, если позволите, я буду их этим кратким термином называть: Таня — Валя), эта вот пара — они остались, и они должны были за «папу» мстить НТВ, как они полагали, нелояльному.

Я не берусь оценивать, был ли НТВ борцом за Лужкова — Примакова осенью 1999 года или лишь объективно отражал происходящее — это не мое сейчас дело. Важно другое: Таня — Валя считали, что НТВ отражал необъективно — в пользу противников Путина. Вы сами знаете или думаете что-то по этому поводу, кто-то из вас согласен с этой оценкой, кто-то — нет, но это не имеет значения. Значение имеет только то, что думали в Кремле, а в Кремле думали, что на НТВ — агитаторы за врагов. Третий — уж совсем не самый главный мотив борьбы с НТВ и серьезная угроза для всех остальных бизнес-групп — алчность победителей.

И это совершенно очевидно: они считают, что должны сейчас делить не чужое, — они делят свое, ведь страна-то их. Ельцинский Кремль снабжали деньгами так называемые олигархи. То есть была специально отобранная группа приближенных представителей крупного бизнеса, которой было позволено делать жизнь кремлевских обитателей комфортной и еще — тратить деньги на различные политические проекты. Ресурсной базой для этого Кремль приближенных богачей обеспечивал по-свойски и не скупясь.

Но сегодняшние обитатели Кремля (это 2001 год. — Е. Д.), как мне представляется, не слишком долго разрешат каким-то странным персонажам с еврейскими фамилиями и без офицерских погон таскать им деньги. И на каком основании эти странные и подозрительные персонажи им таскают их же собственные деньги, — вот что не очень понятно новым обитателям Кремля.

Кто-то считает их собственные деньги и сколько кому платить — это же стыдно — надо самим брать! Поэтому, я думаю, что тут будут внесены уточнения и поправочки, как говорят люди военные. Мы неминуемо сталкиваемся с трудностями, когда пытаемся классифицировать новых обитателей Кремля политически. При этом надо учитывать, что сами они себя не определяют никак, т. е. у них способов классификации никаких нет вообще. Они сами обходятся без формулировок.

Но если тот или иной вид живого не классифицирует себя сам, то мы можем сделать это, основываясь не на их самоназвании, а на их внешних проявлениях, на их практике. В рамках таких наблюдений я бы сделал вывод, что Путин и его ближайшее окружение могут считаться этатистами. Причем (умоляю не считать это оскорблением) фашистского типа. Это не значит, что они плохие, т. е. наоборот — хорошие, пожалуйста, муссолиниевского типа, если угодно. Я не хочу, чтобы это звучало, как обидное слово — я пытаюсь классифицировать, т. е. это крайняя форма этатизма, в которой все институты государства подавляются одной из ветвей власти, потому что, по существу, подавляется государство.